Когда подъехали к зданию аэропорта, из дверей уже выходили первые пассажиры и растерянно оглядывались — ни такси, ни автобусов не было. Свиридов с горечью посмотрел на пассажиров, и Грошев понял его. В это время он обязательно подцепил бы пару-тройку пассажиров и отвез бы в город: и по пути и «калым».
— Ну, пошли, что ли, — буркнул Свиридов.
— А зачем мне идти? Показать, что за тобой милиция приезжала? Чтоб трепались?
Свиридов пристально посмотрел на него и благодарно улыбнулся.
— Добро. Я сейчас.
Он убежал, и к машине стали подходить пассажиры, упрашивая подбросить до города. Николай пожимал плечами.
— Сам пассажир. Ожидаю шофера.
Потом подошел автобус, и пассажиры рванулись к нему.
Площадь перед аэропортом опустела.
Через несколько минут после отхода автобуса из дверей показались летчики, во франтоватых синих пальто, в синих форменных фуражках набекрень — крепкие, моложавые ребята. Один из них — ладный, невысоконький, единственный из всех в рыжих унтах — подошел к Грошеву, дернулся, увидев милиционера, но сейчас же улыбнулся:
— Может, и нас захватите? До города...
— Сам пассажир — жду шофера. Если он возьмет — пожалуйста. Мне-то что.
Летчик потоптался, обошел машину спереди и обрадованно крикнул:
— Это Стаськина машина. Может, подвезет...
— Всех не возьмет. Подождем автобуса.
Летчики возвратились в здание аэропорта. Тот, кто стоял рядом с машиной, еще раз посмотрел на Грошева, пристально и изучающе, потом доброжелательно улыбнулся и тоже пошел к двери.
Походка у него была легкая, спортивная, форменное пальто сидело как влитое, и даже унты подчеркивали его особый, летный шик.
«Хорошие ребята... Дружный, должно быть, экипаж...» — подумал Николай и вдруг увидел Анну Ивановну Ряднову.
Она медленно шла от пакгауза, в котором размещались камера хранения и склады грузов. Рядом с ней, заглядывая ей в лицо, крупно шагала полная, закутанная в платки женщина в полушубке.
Грошев отодвинулся, так чтобы Ряднова даже случайно не могла его заметить: пока что эта встреча была ни к чему.
Прибежал Свиридов и, уже усаживаясь на свое место, увидел Ряднову и крикнул:
— Ань! Слышь! Я тут на пару часиков отлучусь, иди к директору. Он тебя ждет.
Они проехали в центр города. Свиридов уверенно ехал в городскую ГАИ, но Грошев вдруг приказал ему ехать в другое место.
— Это еще зачем? — возмутился было Свиридов.
— Так надо! — жестко обрезал Николай и демонстративно передвинул пистолетную кобуру,
Во дворе Николай спросил:
— У вас ведро есть?
— А... зачем оно?
— Разговор будет долгим — спустите воду, чтобы не заморозить машину.
Свиридов усмехнулся:
— Ни черта ей не сделается — оттепель.
В кабинете Ивонина они рядком повесили на вешалке шинель и пальто и чинно уселись за стол друг против друга.
Окончив формальности, Николай задал первый вопрос:
— Как давно вы знали Роберта Андреева?
— Та-ак... — облизнул губы Свиридов. — Темнить начинаете. Ладно. Но мы по-честному. С Андреевым я знаком еще с шоферской школы, потом работали вместе, дружили.
— Почему перешли из таксомоторного парка, и кто вас порекомендовал в аэропорт?
— Надоело мотаться и, главное, быть на побегушках. А тут и калымнуть можно не хуже, чем на такси, и, главное, возле продуктов — всегда достанешь то, чего и в магазинах не найдешь. Летчиков сами знаете как снабжают.
— А кто вас рекомендовал?
— Робка с одним своим дружком. Тут у нас летает один. Радистом. Он и нашел это место. Предложил Робке, а тот мне.
— Ясно. А почему вы поссорились с Андреевым?
— Да так... Личное, — потупился Свиридов.
— А точнее?
— Ну, личное, и все.
— Странно. Дружили, помогали друг другу; когда он прилетал в наш город, останавливался у вас и вдруг — поссорились? Почему?
— Это очень важно?
— Очень.
— Тогда по-честному, только чтобы другие не знали. К сестренке он начал приставать, она и пожаловалась мне. Вот я его и выгнал, подонка такого.
— А к кому он приезжал? К Зине или Анне Ивановне?
— Знаете уже?
— Мы многое знаем.
— Тогда так. Робка был парень умный, никогда ничего прямо не говорил, все шуточками отделывался. Прямо он ни об одной не говорил, но намекал, что с соседкой встречается. И также намекал, что и с Зинкой тоже. Но та — дура, она ему не подходила.
— Это ж почему дура?
— Да такая она, знаете... будто недоваренная. Неинтересная, без огонька. Прока от нее не было, а Робка, он всегда выгоду искал. У него хватка братанина — мертвая.
— Вот, кстати, действительно ли старший брат Андреевых воровал кирпич со стройки и продавал его частникам?
— А кто его там не воровал? Только кому лень было или совесть очень правильная. Я ж там жил и знаю: все воровали.
— Вы ведь не воровали?
— А мне зачем? Я не жадный. Мне домов не нужно.
— Понятно. А где вы обычно ремонтируетесь?
— Как — где? В гараже.
— И на лыжах вы ходите?
— Хожу... Так это вы у меня на квартире оружие проверяли? — вдруг спросил Свиридов.
— Я.
— Ах, вот оно что... — Свиридов стал медленно приподниматься. — Ах, вот что вы мне шьете! Только загодя говорю — ничего не выйдет.
— Какой сообразительный! Так как, сам скажешь или будем тянуть резину?
— Говорить мне нечего. Понял? Робку я не убивал. Не дурак, да и не за что.
— Допустим, — собираясь с мыслями, тянул Николай. — Допустим. До этого мы дойдем. Ведь, как вы сами знаете, главное — факты. Так вот, факты.
Николай нещадно ругал себя: упустил, бездарно упустил! И даже не посоветовался ни с кем. А он теперь все продумал, все предусмотрел. Но делать было уже нечего. И он на ходу менял план допроса.
— Какие вам факты? — ершился Свиридов.
— А вот какие: зачем и к кому приезжал Андреев?
— Не знаю. Я сказал — он скрытный. Мне и самому странным казалось: приедет на день, на два и сматывается.
— Если на день, на два, так когда же он успел приставать к вашей сестре?
— А он привык нахрапом действовать. Да и знал ее давно.
— И еще такой вопрос: зачем вы провоцировали драку с Рядновым?
— Робка просил.
— Зачем?
— Говорил, что из-за Ряднова им приходится дом продавать и сматываться.
— И вы согласились?
— Тогда ж мы дружили, а я для товарища могу на все пойти. Такой характер.
— И лыжи вы товарищу отдали? С палками или без палок?
— Я сказал — не шейте!
— Слушай, Свиридов, перестань играть! Отвечай на вопросы и сядь. Дело серьезное. Очень серьезное. И пока я правды не выясню, я тебя не отпущу!
— Может, вы год будете выяснять?
— Вот год и будешь сидеть.
Они встретились взглядами, и Свиридов, поняв, что работник милиции не шутит, отвел глаза.
— Добро. Посидим, посмотрим. Так вот, лыжи я отдал не товарищу, а одной девчонке.
— Кто она, где живет? В каких отношениях вы с ней находитесь? — зачастил Грошев.
— Она дорожный техник. Зовут Людмилой Зориной, живет недалеко от аэродрома, там поселочек есть такой. Отношений у нас с ней особых не было — редко встречались.
— А почему же вы отдали лыжи малознакомой девушке?
— А вот так... Мы с ней раньше на трассе все перешучивались — она девка языкастая. А потом как-то в прошлом году, уже перед весной, я ходил на лыжах; вышел к ихнему хутору, она мне и встреться. Ну, слово за слово, поговорили, она домой воротилась. У них пол-литра нашлось, мы с ее отцом выпили. А я устал. Как подумал, что опять на лыжах тащиться — я уже на новой квартире жил, — взял и попросил: пусть постоят, а я за ними заеду. Но не заехал. Там весна, то, се... Вот так.
— Проверим. С палками вы их оставили или без палок?
— Ясно, с палками! Какой же дурак без палок ходит? Это ж не слалом.
— Какие были палки?
— Обыкновенные. Алюминиевые.
— А стреляли вы когда из своего ружья?
— Вам мать сказала — осенью. Больше не стрелял. — И, предупреждая вопрос Николая, раздраженно, но уже устало пояснил: — Мне вообще охотиться надоело — никакого проку. Думал продать ружье, да все времени не было. И еще: мать точно сказала, когда я чистил ружье — за неделю до убийства Робки. Это вы можете проверить по товарному чеку на ковер. После того как в Южном следователи напугали всех, я тоже стал чеки хранить. Вот и пригодились.