— Дирекция «У рубежа XX-XXI». Кто у видеофона?

— Художница Мод Джеффрис, Прошу директора.

— Сейчас справлюсь. Соединяю.

Далее — с фонограммы:

— Доброго утра, миссис Джеффрис.

— Мой покойный муж не оставил... Да-да, доброго утра, мистер Стэмпфорд... Извините, я так взволнована... Не оставил даже записки, так ведь? О нет! Мы ошибались, он оставил нечто несравненно большее... Он умер... Понимаете? У-мер! Более месяца назад! В клинике во время операции!..

— Что-о?!. Какая все-таки странная, извините, мистификация...

— Оставьте, мистер Стэмпфорд! Видите, на что я стала похожа? О господи, какой ужас, если бы вы знали, какая жуткая ночь...

— М-да-а... Но позвольте, что произошло?

— Какая-то чудовищная биологическая путаница, психологический хаос... Помогите мне разобраться в этом странном деле, это будет интересно и для вашей газеты... Надо все расследовать и опубликовать, пришлите ко мне корреспондента, я покажу ему такой документ, от которого вполне можно помешаться...

— Пришлю троих. Когда прикажете?

— Поскорее. Срочно. Пока я сама еще не успела сойти с ума. Всего хорошего!

— Погодите! У меня уже мутнеет в голове. Кто же в таком случае — извините за бестактный вопрос — отравился вчера ранним утром на своей собственной кровати и в своем собственном, то есть в вашем доме?!

— Режиссер-сценарист Чарлз Дейвис.

— Что-о?! При чем тут Дейвис?! Ведь он же более месяца назад погиб при аварии с мотопедом и был кремирован! Ничего не понимаю!..

— Я тоже не понимала... И снова не понимаю... Давайте же быстрее. Ради бога!..

— Мистер Стэмпфорд, у видеофона продюссер «Грейт филм К^о» Ричард Гаттон.

— Соедините.

— Доброе утро, старина. Отчего у вас такой взъерошенный вид?

— Гм... Добрый день, Гаттон. Слушаю вас.

— Думаю, вас заинтересует такой факт. За три дня до самоубийства Майкл Джеффрис, с которым я не был знаком, неожиданно явился ко мне в бюро. При чтении газетной вырезки о гибели моего друга Чарли Дейвиса он упал в обморок...

— Ничего не понимаю! Зачем Джеффрису понадобилось читать у вас в бюро информацию месячной давности о смерти Дейвиса?

— Не в этом дело. Чарли должен был дать мне еще два экземпляра сценария «Звезда Востока», но не успел, бедняга, погиб в тот день...

— От вас спятить можно! Какое отношение имеют к обмороку Джеффриса сценарии и звезды вашего друга Чарли? Говорите же толково!

— Да слушайте же, черт вас подери! И не хватайтесь за голову. Рано еще. Информирую вас, что Джеффрис покончил самоубийством потому, что был ясновидящим, Сведенборг номер два...

— Что?! Этого еще не хватало! Кто это сказал?

— Я говорю вам это. Никто этого пока еще не знает. Ведь у ясновидцев и прочих медиумов болезненно чувствительная нервная система, крайне неустойчивая психика и...

— Но откуда вы взяли, что Джеффрис был ясновидцем? И при чем тут Дейвис со сценариями и звездами?!

— Спокойно, старина! Наш дежурный врач дал Джеффрису успокаивающее, и он уснул. Вскоре он стал что-то бормотать. Я уловил такие слова: «Экземпляры были... верхний левый ящик письменного стола... серая папка... красной ленточкой... Просите Мери...» А дальше стало невнятно. Затем он смолк и заснул. А потом Вероника увезла его домой...

— Какая Мери?.. Какая Вероника?..

— Мери? Жена, то есть вдова бедного Чарли. А Вероника — сестра Джеффриса. Она сопровождала его ко мне. Теперь, надеюсь, вам все ясно?

— Гм. Вам бы детективные сценарии сочинять!

— Так вот, слушая бормотание Джеффриса, Вероника ужаснулась: «Боже, какую несусветную чушь несет наш бедный Майкл!» А врач сказал: «Типичный бред. Это нормально в подобных случаях».

— Не вижу ровно ничего интересного в вашем абсурдном сообщении, Гаттон. Сплошная абракадабра.

— Да? Плохо видите, Стэмпфорд! Так вот, я сейчас же в машину — и к Мери. Преподнес ей такую версию: Чарли сказал-де мне, если срочно понадобятся экземпляры «Звезды Востока», а его в это время почему-либо не будет на месте, чтобы я попросил ее, Мери, отдать их мне. Хватайтесь теперь за голову: Мери тотчас же достала экземпляры, они лежали именно там и в той папке! Ну как, Стэмпфорд, абракадабра?

— М-да... Это даже для ясновидения совершенно сногсшибательно.

— При этом заметьте: Мери понятия не имела обо всем этом деле, а Джеффрис и Чарли не были знакомы и вообще никогда нигде не встречались. Сенсация — полностью ваша монополия. Я никому ничего об этом не говорил. А вы тисните скорее на полосу тот репортаж о «Грейт филм».

— Тисну... Весьма благодарен, дорогой Гаттон. Но погодите, для использования вашей информации необходимы какие-то доказательства.

— Есть две надежные свидетельницы: Вероника и Мери. Все? Прощайте, Стэмпфорд.

Препровождаю отчет со сведениями, собранными, согласно Вашему распоряжению, по делу «Джеффрис — Дейвис»: краткие записи фактов, диктофонографии и магнитоленты бесед, различные фотоснимки и фотокопии документов.

От выводов и собственных теорий, гипотез и комментариев в отчете мы, согласно Вашему указанию, воздержались.

Весьма преданный

Ваш Гарри Стоун.

Специальное приложение

к номеру от 13 июля

Нас приняли две дамы: изящная блондинка с бледным лицом и испуганными голубыми глазами и спокойная, довольно высокая шатенка с легкой проседью и прямым пытливым взглядом.

В кабинете покойного, куда нас поспешно провели, мы, с разрешения хозяек, тотчас же включили магнитофон и диктограф. Блондинка сказала (даю отрывки лент), указав на вторую даму:

— Знакомьтесь, это миссис Вероника Белл, младшая сестра Майкла. После трагедии она все время со мной — я не в состоянии оставаться одна в пустом доме. Вероника и нашла тот страшный документ с разгадкой. Но какой ценой нам далась эта разгадка! Ужасающей. Мы узнали безумные вещи. И на место одной загадки встала другая. Рассказывать вам все по порядку? Или вы пожелаете сначала задавать вопросы?

— Нет, мы будем слушать то, о чем вы пожелаете нам рассказать.

— Благодарю вас. Вероника, я попрошу вас приготовить кофе. Джентльменам придется, вероятно, задержаться у нас. Ознакомиться с обстоятельствами дела не так просто. Сначала придется посвятить вас в одну нашу семейную традицию. Извините, я говорю очень бестолково, но я очень взволнована.

— Мы понимаем вас. Считайте, что перед вами не газетчики, а доверенные лица. Говорите свободно о чем угодно. Без вашего согласия ничто не будет оглашено.

— Благодарю вас. Я хотела только сказать, что мы с мужем не мешали друг другу заниматься своим искусством. Он писал у себя в кабинете, а я рисовала в своей мастерской.

И никогда не глядела на то, что он делал за столом. Никогда не касалась его рукописей и записок. Вам еще не наскучило выслушивать подобные подробности?

— Мы понимаем, что это имеет отношение к событию.

— Благодарю вас. Совершенно верно. Если бы я совала нос в его рукописи и тетради, события, быть может, обернулись бы иным образом. А после такой его смерти я уж и вовсе не в силах касаться его бумаг и вещей. Вам понятно это?

— Понятно. Пожалуйста, продолжайте.

— Благодарю вас. Это делает за меня Вероника. Поэтому она... но сначала должна сказать вам... простите, я все время сбиваюсь... что Майкл после второй операции, а она была за пять недель до его смерти, резко изменился. Он стал как бы чужим человеком. Это был как бы не он, а кто-то другой. Словно его подменили. Но не его самого, а... как бы это вам объяснить... а его душу. Внешне он оставался таким же, и голос его почти не изменился, но вот манера речи и мышления стали другими. Понятно?