— Еще один защитник нашелся, — рассердился Марков, — их и так хватает, особенно из числа тех, кто ходит только по асфальту. «Ах, медведи, ах, волки. Обижают бедненьких!» А сколько нашего брата, таежников, полегло, про то молчат. Нам работать надо, а из-за них, как на вулкане, озирайся, бойся.
— Где волков уничтожают, там и зайцы вымирают, — проявил эрудицию Женька. — Я читал, что нельзя нарушать в природе равновесие...
— И так далее, смотри популярные журналы, — прервал его Марков. — А позвольте спросить, как же сохранилась жизнь в Новой Зеландии, где никогда не было хищников? В Англии вот уже три столетия, как волков уничтожили, а зайцы, говорят, не жалуются! Так что обойдемся без таких сомнительных регуляторов. Спокойнее оно и прелестней!
— Так-то оно так, но все-таки молодяк он был! — задумчиво сказал Шелгунов.
Вахтанг посмотрел на медведя. Молодяк-то молодяк, а клыки торчат, когти тоже — смотреть страшно. Он представил, что мог сделать такой, разъяренный, и поспешно стал рядом с Надей, готовый защищать ее от всех медведей мира.
Все молчали, словно ожидая чего-то.
— Продолжим, — сказал Марков.
— Чтоб от греха подальше, надо все-таки собаку в берлогу спустить, — решил Шелгунов.
Обвязали веревкой Тимку, спустили, подождали немного и вытащили. Его молчаливая информация была признана вполне надежной.
Шелгунов посмотрел на Женьку, сказал:
— Только тебе, парень, туда, пожалуй, и пролезать. Не побоишься?
— Нет, — ответил Женька и скинул ватник.
В слабом свете фонарика под низким сводом он увидел медвежонка, застывшего на постели из мха. Прижавшись к нему вплотную, Женька пытался протиснуться, но не смог, дышать было трудно. Пахло гарью и еще чем-то. Он разглядел, что в голове берлоги, загородив лаз, лежит бурая медведица, до половины подмяв под себя еще одного медвежонка.
Когда Женька вылез, веснушки на его носу были заметны гораздо резче, чем обычно, дышал он тяжело и голос дрожал.
— Наверно, потому и выскочить она не сумела, что подмяла одного под себя, а лаз узкий, — сказал Грибанов-старший.
— Иначе, думаю, не удержали бы ее все киногазы, — добавил Вахтанг.
— Да и не чуткая она была, — решил Шелгунов, — ведь с открытым челом лежала, а не услышала, что человек рядом.
Он посмотрел на Маркова, пояснил:
— К морозу-то медведь чело берлоги затыкает ветками да мохом. И то случалось — не успеет охотник подойти, а он уж вскочил, встречает!
— Раз на раз не приходится, — заметил старший Грибанов. — У дяди нашего, что в Аккурае живет, сынишка так же вот в пещеру заглянул, а там медведь, глаза открыты и вроде на него смотрит, а не шевелится. Так и лежал он, пока парнишка охотников не привел...
Поработать пришлось крепко, до темноты.
Когда все было кончено — поверженные враги лежали в ряд, — Марков сказал, выпуская дым:
— Спектакль в сумасшедшем доме, по-иному не назовешь!
— Не забывайте, что и вы участник, — заметил Вахтанг, переходом на «вы» подчеркивая иронию.
— В таком обществе и не мудрено, — ответил Марков.
Вахтанг засмеялся, а вслед за ним и Марков.
Женька не понял, чему они смеются. Он стоял возле Нади, и они, как тогда, удирая, крепко держали друг друга за руку. Они смотрели на медведей, и было им совсем не до смеха.
* * *
А на следующий день, в девять утра, Надя и Женька уже шли по знакомой дороге заканчивать так неожиданно прерванный маршрут.
Женька тащил не только рюкзак, но и ружье. Оба ствола зарядил медвежьими пулями — жаканами.
Был он тихий и усердный, как никогда. От тети Нади не отходил и все команды выполнял точно, воздерживаясь от каких-либо активных предложений.
В середине дня он спросил:
— Можно, я костер разведу? Погреемся и съедим завтрак, он со вчерашнего дня лежит.
Место для костра они выбрали вдвоем, очень тщательно, опасаясь какого-нибудь подвоха.
Но все было тихо, спокойно, и ружье не потребовалось.
* * *
Эта история стала широко известна, конечно, в пределах круга родных и знакомых, тем более что каждый из ее участников демонстрировал памятный подарок — медвежью шкуру.
Вахтанг и Надя захотели взять маленькие, но одинаковые. Марков и Женька кинули жребий. Женьке досталась самая большая, с обгорелым боком. Его мама смотрела на нее с ужасом, жаловалась, что стала плохо спать.
Всем знакомым она пересказывала эту историю, говорила, что никогда, ни за что больше не пустит Женечку в эти ужасные экспедиции. Пусть лучше опять уроки прогуливает, пусть даже...
Глаза у мамы при этом становились такие, что все ей сочувствовали и соглашались.
Вскоре Женькина активность приняла совершенно неожиданное направление.
— Понимаете, — изумленно рассказывала мама, — сидит и занимается и утром, до работы, и ночью, после школы. На шкуру эту обгорелую посмотрит, посвистит и снова нос в книгу.
Той сослуживице, которая подала дельный совет, мама говорила: «Не знаю уж, как вас и благодарить. Все, как вы сказали, — горя хлебнул и образумился, от меня теперь никуда, все дома и дома».
Так называемые «хеппи энд» всем надоели, но что делать, если это правда. В конце полугодия Женька стал отличником.
С ним отродясь такого не случалось, и мама очень волновалась.
Удивлялись и Женькины друзья по активным внеклассным действиям.
Только Генка — ближайший друг — знал причину. Ему Женька сказал:
— Я решил — иду на геологический, а там такой конкурс, что дуриком не проскочишь!
Генрих Гофман
ГОЛОВА В МИЛЛИОН МАРОК
ПРЫЖОК В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
Двухмоторный транспортный самолет «ЛИ-2» с надрывным гулом оторвался от пожухлой осенней травы полевого аэродрома и устремился в ночное небо. Под крылом проплыл обрывистый берег Днепра, Киев, утонувший во мгле светомаскировки. Только груды битого кирпича и стекла на развалинах Крещатика сверкали в свете луны каким-то причудливым блеском.
Девять парашютистов-десантников, прильнув к иллюминаторам пассажирской кабины, пристально всматривались в родную, истерзанную врагом и лишь недавно освобожденную землю. Лучи синей лампы тускло освещали их спины, на которых горбились ранцы десантных парашютов.
Командир окинул взглядом их круглые, обтянутые одинаковыми кожаными летными шлемами затылки. И только сейчас окончательно осознал сложность боевого задания, всю меру своей ответственности за этих людей. Девять человек; он — десятый. Что их ждет впереди, как-то сложится их боевая судьба? Под однотонный рокот моторов текли неторопливые мысли. Командир вспомнил, как вместе со своей группой десантников приехал он в Киев и прямо с вокзала явился к начальнику Украинского штаба партизанского движения генералу Строкачу:
— Товарищ генерал! Командир партизанского отряда капитан Мурзин задание выполнил. О боевых действиях отряда сообщил Центральному Комитету Компартии Молдавии и прибыл по вашему приказанию.
— Спасибо, Даян Баянович! От имени Родины спасибо. — Генерал усадил Мурзина в глубокое кресло и продолжал: — Вы с честью выполнили задание командования и ЦК нашей партии. Но война еще не закончена... Она принимает особенно ожесточенный характер. В скором времени наша армия начнет наступление на территории Польши и Чехословакии. Народы этих стран уже поднимаются на борьбу. Предстоят большие дела... Как вы думаете, товарищ Мурзин: если бы вас забросили в одну из этих стран?.. Ну... скажем, в Польшу или Чехословакию, а может быть, в Венгрию. Там начинается народная война против фашистов, надо помочь, а у вас огромный опыт партизанской борьбы. Справились бы вы с такой серьезной задачей?
— Дайте подумать, товарищ генерал. Если разрешите, я и с ребятами своими посоветуюсь.
— Вот, вот. И я о том же думаю. Даю вам два дня на размышления. А через два дня явитесь ко мне в десять ноль-ноль. Тогда и продолжим этот разговор...