Провокаторы, предатели, генералы, полковники. Откуда? Почему? Одни спасали жен, детей, родителей; другие шли ради денег, положения, третьи – убежденно, из патриотических чувств… – обманутые!!!

Таким «идейным» провокатором стал генерал Скоблин… Так, спасая себя и своих близких, полковники Попов и Де Роберти по заданию ОГПУ 17 и 19 января 1930 года встречались с генералом Кутеповым в Берлине. Де Роберти, воспользовавшись кратким отсутствием напарника, предупредил Кутепова, что «Трест» – ловушка ОГПУ, и добавил, что на него готовят покушение через два месяца, и наконец попросил помочь перебраться с семьей за границу…

26 января начальник РОВСа генерал Кутепов, поняв, что похищен, стал душить сидящего слева от него гепеушника и был заколот ножом переодетым в полицейского французом Онелем[13].

Немезида покарала и Де Роберти: 22 мая того же года он был расстрелян (чтобы «обрубить концы»). А в 1937 году были расстреляны главные организаторы убийств и похищений – Захар Моисеевич Якович, член посольства на рю Гренель, позднее помощник начальника секретного отдела ГПУ Паукера; расстреляна и жена Яковича – Александра Иосифовна: он – как германский шпион, она – как троцкистка.

Немезида!

Сменивший Кутепова генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер был похищен 23 сентября 1937 года. На машине отвезен в Гавр, посажен на пароход «Мария Ульянова», привезен в Ленинград, потом в Москву. Судим и расстрелян!

После похищения Миллера, ареста Плевицкой и бегства Скоблина господа офицеры поняли наконец, что начальник контрразведки РОВСа генерал Эрдели, подозревавший Скоблина в предательстве, был прав!

Энтеэсовцы, в основном бывшие кадеты, встретили меня хорошо. Сыграли роль прежний авторитет, материальное положение, красивая жена, костюм «с иголочки», золотые запонки, кольцо с рубином и, конечно, неизменные приглашения посидеть в «Москве»[14], выпить чашечку кофе, «дуплу»[15] шливовицы или комовицы[16], съесть пару пирожных…

Председатель Союза Виктор Михайлович Байдалаков и генеральный секретарь профессор Михаил Александрович Георгиевский (по кличке «Маг») отнеслись ко мне с подчеркнутой любезностью. Поначалу я удивлялся этому вниманию, но потом понял, в чем дело. Практичный и неглупый Дивнич жил у своих родителей в небольшом городе Вршац, где председателем русской колонии был мой двоюродный брат полковник Крамеров, женатый на дочери генерала от кавалерии Ивана Григорьевича Эрдели, занимавшего пост начальника контрразведки РОВСа. Он давно подозревал Скоблина и Плевицкую в предательстве и вел подспудную борьбу с непопулярным и бездеятельным генералом Миллером. Попытка обрести такого союзника, как Эрдели, казалась Исполнительному бюро НТСНП весьма заманчивой.

Незадолго до убийства Кирова в энтеэсовской газете «За Россию» появилась статья с призывом: «Нужно прежде всего убить Кирова в Петрограде, потом Сталина в Москве…» И вдруг – убит Киров! Белоэмигранты, относившиеся к «нацмальчикам» весьма скептически, резко изменили мнение. Насторожило это и югославскую разведку «Управу државной безбедности», а у правительства вызвал беспокойство призыв к террору.

В магазин, где я хозяйничал, потянулись русские: все-таки свой, не обманет, даст подешевле, откроет «вересию»[17]… Возникли новые знакомства, не говоря о дамочках и девушках, весьма интересные. В их числе писатель Шмелев; атаман Войска Кубанского генерал Филимонов – однофамилец отчима; бывший атаман легендарный генерал Шкуро; шеф русского отдела тайной полиции Губарев и т. д.

Зная, что я состою в НТСНП, атаман Филимонов открыл мне секрет: «Начальник 4-го отдела РОВСа генерал Барбович возмущен недобросовестностью руководителя по переброске террористов через румынскую границу полковника Жолондковского, который поначалу не отрицал причастности своих людей к убийству Кирова, а теперь смущен полным разгромом английской разведки, руководившей линией Жолондковского, и сообщением советской печати о расстреле в Харькове энтеэсовцев Ирошникова и Фроловского. Начальник 3-го Отдела РОВСа в Болгарии генерал Абрамов считает, что Жолондковский обманщик и тратит 5000 франков, получаемых от РОВСа, на свои личные нужды. Возмущен генерал Барбович и тем, что только сейчас узнал о расстреле в декабре 1934 года двух своих офицеров, посланных через Румынию, Дмитриева и Богдановича. Все они никакого отношения к убийству Кирова не имели. Поэтому связь с Румынией прерывается, а активный помощник и доверенное лицо ротмистр Альбин Комаровский занят тем, чтобы наладить связь с польской и турецкой разведками».

Все это я рассказал Байдалакову и Георгиевскому спустя несколько месяцев после убийства Кирова, в марте или апреле 1935 года.

Выслушав меня, Байдалаков рассказал, что неделю тому назад, придя после работы домой, он обнаружил, что в квартире побывали «гости»: рылись в вещах и бумагах, пропали два неотправленных письма, в которых он касался все более натягивающихся отношений НТСНП и РОВСа, обвиняя в этом «правую руку» генерала Барбовича Комаровского, который много обещает попусту.

После обстоятельной беседы с начальником русского отдела тайной полиции Николаем Николаевичем Губаревым пришли к выводу: взять под наблюдение недавно принятых в Союз членов из т. н. «офицерского звена», принять опытного в «сыске» агента Георгия Сергеевича Околовича, чтобы он «на уровне» организовал контрразведку, подобрав надежных людей – Околович – сын жандармского офицера, у него «сыск» в крови; мне кажется он толковым, решительным и весьма проницательным; советую, Владимир Дмитриевич, с ним познакомиться поближе, – заметил «Маг». – А что касается Комаровского, то он вроде сделал предложение нашей Марии Дмитриевне Пепескул! Вы ее знаете.

– Может, сейчас он станет щедрей и начнет выполнять обещания? – усмехнулся я. На что они покачали головами.

На третий день пасхи я направился в клуб НТСНП, на Балканскую, 2. У лифта стояла Мария Пепескул – веселая, приветливая. Мы похристосовались, вошли в лифт и стали подниматься на шестой этаж. Спросив, как я провел праздники, и не дослушав, она защебетала:

– А я вчера до упаду танцевала в Офицерском собрании. Так было весело! До глубокой ночи! Подошли мы к дому, я открыла сумочку – а ключей ни от подъезда, ни от квартиры нет! Ха-ха-ха! Разиня! Наверно, потеряла, когда пудрилась в уборной!

– А может, украли? Кошелек на месте?

– Нет, никто не вытащил! Когда я танцевала с Альбиной, я оставляла сумочку на столе. С нами ведь был еще доктор Линицкий, а он не танцует. Пришлось будить бедную тетушку!

После недавнего разговора с Байдалаковым и Георгиевским эта «потеря» ключей в Офицерском собрании показалась мне подозрительной, и я решил поделиться своими сомнениями и, кстати, ближе познакомиться с Околовичем.

Георгий Сергеевич выслушал меня внимательно, чуть прищурившись, оценивающе измерил меня своими зеленовато-карими глазами и, неторопливо проведя рукой по волосам, заметил:

– Мария Дмитриевна умная, интересная, волевая женщина, но она сейчас влюблена – значит, многого не замечает…

– Любовь зла, полюбишь и козла! – не удержался я.

– Мне сдается, что вы ухватились за ниточку. Теперь надо ее не выпустить из рук, и надеюсь, она приведет до чего-то весьма любопытного. Поможете мне, а?

– По мере сил! Вы ведь знаете, Георгий Сергеевич, что я работаю. Прихожу рано утром, перерыв на обед, и до вечера! После восьми вечера я к вашим услугам! Конечно, интересно, чем дело кончится, как распутать ниточку! Кстати, о ключах: Марии Дмитриевне придется заказывать новые или менять замок. Это учитывает, конечно, и ротмистр, и я полагаю, что он должен торопиться, – высказал я свое мнение.