Клеона посмотрела на меня с каким-то непонятным выражением в глазах — добродушным и в то же время презрительным.

— Ты едешь завтра к нему на уик-энд? — спросила она.

— Да.

Она немного помолчала и потом сказала медленно, как бы взвешивая свои слова:

— На что ты все-таки рассчитываешь, Линда?

Я не поняла, что она имеет в виду.

— Так я и думала. Похоже, у тебя вообще нет никаких планов… Послушайся моего совета, продолжай разыгрывать невинность, насколько это возможно, запри завтра ночью свою дверь, а утром, когда он, конечно, начнет расспрашивать и даже возмущаться, в споры не вступай.

— Ты хочешь сказать… ты думаешь, что он… — начала было я.

И тут поняла, какая я дура. Конечно, Питер делал мне подарки в расчете на то, что я стану его любовницей, как только ему удастся залучить меня в его загородный дом.

— Я не поеду! — заявила я.

— И напрасно, я бы поехала. — Клеона потянулась за очередной сигаретой.

— Зачем?

— Рано или поздно тебе придется столкнуться с этой ситуацией, независимо от того, останешься ли ты в Лондоне или поедешь в «Уайтфрайерс-парк».

— Может быть, мне отослать вещи обратно? — спросила я. Вся эта история была мне очень неприятна.

— Стоит ли? — возразила Клеона. — В конце концов, если ему хочется оказаться в дураках, — его дело. Он столько раз играл в эти игры, что должен знать правила. Если ты только не потеряешь голову и не влюбишься в него, это будет лучшим уроком.

— Почему ты так не любишь Питера? — спросила я, пораженная горечью в ее голосе.

— А ты хотела бы знать? — спросила она почти с ожесточением.

— Если не имеешь ничего против того, чтобы рассказать мне, — ответила я осторожно.

Странно было видеть Клеону, всегда спокойную и невозмутимую, в таком возбуждении. Она нервно стряхнула пепел в камин. На синем ковре остался некрасивый серый след, но Клеона не обратила внимания.

— Лет десять тому назад, — начала она, — очень хорошенькая, очень молоденькая и очень глупенькая девушка приехала в Лондон «искать счастья», которое, по ее понятиям, заключалось в богатом муже. Ее родители были бедны, но настолько респектабельны, что в графстве, где они жили, их причисляли к лучшим семьям.

Ее отец был полковник в отставке, а мать изощрялась изо всех сил, чтобы на гроши поддерживать свою репутацию всеобщей благодетельницы в деревне, бывшей на протяжении столетий собственностью семьи.

Так или иначе, девушка имела доступ в очень хорошее общество. Она поступила на работу в магазин и прекрасно проводила время во всякого рода развлечениях.

Полгода спустя она совсем уже собиралась обручиться с очень подходящим, на ее взгляд, молодым человеком, служившим в министерстве иностранных дел.

Он был небогат, но имел некие перспективы. И безумно влюбился в девушку. Ей он тоже очень нравился.

И тут на сцене появился лорд Рэнтаун, привлекательный, светский, швыряющий деньгами направо и налево. Он не только начал настойчиво ухаживать за этой деревенской простушкой, но и буквально засыпать ее подарками.

Он не предлагал ей ни денег, ни туалетов — она была слишком хорошо воспитана, чтобы принимать их, — но задаривал ее книгами, цветами, духами, конфетами и прочими пустяками, которые условности позволяют девушке брать от поклонника. Она знала, конечно, что он женат…

— Женат? — воскликнула я. — Питер женат?

— Разумеется. Разве он тебе не говорил?

— Я понятия не имела.

— Да, он женат. Его жена живет в Шотландии и в Лондоне бывает редко.

— Я ничего не знала, — с трудом проговорила я.

— Ну так вот, той, другой девушке это было известно, — продолжала Клеона. — Она знала, что, бывая с ним повсюду и позволяя ему ухаживать за собой, она играет с огнем.

Кончилось тем, что она влюбилась в него. Это не была спокойная, нежная, невинная привязанность, какую она испытывала к молодому человеку из министерства иностранных дел. Ловкий, умелый обольститель возбудил в ней страсть, горячую, неистовую, безрассудную. Вот она и повела себя как последняя идиотка.

Питер, разумеется, был в восторге. Он только этого и добивался. Он предложил ей уехать с ним в Париж и провести весну на Ривьере, дожидаясь развода.

И эта несчастная дурочка согласилась. Она написала своему молодому человеку, написала родным и… сожгла все корабли. Она отправилась в Париж в блаженной уверенности, что через несколько недель станет графиней Рэнтаун.

Само по себе это высокое положение не имело для нее никакого значения, но она была так безумно, так сентиментально влюблена, что вышла бы за Питера, будь его фамилия хоть Смит или Робинсон. Ей был нужен только он и его любовь.

Через месяц она узнала правду…

Клеона замолчала. Сигарета у нее погасла.

— Надо признать, что это был очень счастливый месяц… — раздумчиво сказала она и снова умолкла.

— И что же? — спросила я.

— Жена Питера никогда с ним не разведется, что бы он ни сделал. Она правоверная католичка очень строгих правил.

— И Питер знал об этом, когда уезжал с тобой… с той девушкой?

— Конечно, знал. Он даже не потрудился написать жене, как обещал. Ситуация была ему знакома, он проделывал такие штучки уже не раз. Я оказалась отнюдь не первая.

Клеона перестала притворяться, что рассказывает чью-то чужую историю.

Когда она закончила, уголки ее рта печально опустились, а в глазах таилась такая тоска, что я в порыве невольного чувства встала на колени рядом с ее креслом.

— Клеона, — спросила я, — ты все еще любишь его?

Несколько секунд она смотрела на меня невидящими глазами, а потом резко поднялась и с ожесточением раздавила в пепельнице окурок.

— Нет, — сказала она. — Теперь уже нет. Я по-прежнему жажду любви, которая жила во мне когда-то, но теперь я испытываю к нему лишь ненависть. Да и какой смысл? Он бросил меня через полгода, а точнее, через четыре месяца. Из них последние два он томился скукой и пытался сбежать.

— Бедняжка! Что же случилось потом?

— Я вернулась. Мои родные не пожелали меня больше знать, а большинство друзей были слишком шокированы, чтобы поддерживать со мной отношения. Если бы Питер женился на мне, они бы раболепствовали передо мной, но, поскольку этого не произошло, у них появился прекрасный повод обойтись со мной как с последней распутницей, как с зачумленной, тогда как его они приняли с распростертыми объятиями.

— А зачем ты вышла замуж? — спросила я.

— Зачем я вышла замуж? — повторила она и, подойдя к туалетному столику, начала пудриться.

Клеона очень красива, даже когда у нее не накрашены ресницы. Но я видела, что она устала, а легкие морщинки вокруг глаз и у рта свидетельствовали о том, что она была старше других девушек, работавших у Канталупа.

Мне хотелось поговорить с ней еще, сказать, как мне жаль ее, но я была слишком ошеломлена рассказом и не могла собраться с мыслями.

Пока я колебалась, зазвонил телефон, и Клеона сняла трубку.

— Привет, дорогой, я надеялась, что ты мне позвонишь… — Свободной рукой она послала мне воздушный поцелуй, видимо, желая со мной проститься.

Я вышла, потихоньку закрыв за собой дверь. До меня еще долетели слова Клеоны:

— Ты же знаешь, я всегда хочу тебя видеть, быть с тобой для меня райское блаженство!

Уайтфрайерс-парк изумительно красив. Мы добрались туда всего за сорок минут, но казалось, что Лондон остался где-то очень далеко. Дом стоит на вершине небольшого холма, и оттуда открывается вид на сады и парк.

Дом был выстроен еще в елизаветинскую эпоху. Что может быть прекраснее старинного замка из красного кирпича, который становится тускло-розовым под воздействием времени и непогоды.

Внутри дом чрезвычайно удобный. По стенам развешаны фамильные портреты, а в шкафчиках за стеклом собраны целые коллекции разных сокровищ.

Дом просто заворожил меня, я в жизни не видала ничего подобного, но остальные гости ни на что не обращали внимания, и, когда я сказала, как хорош портрет одного из графов Рэнтаун, какая-то девица ответила, захихикав: