По сравнению с роскошной обстановкой «Гольфстрима» и приятельским выражением открытого лица Гарри Хогана гостиница казалась серой и мрачной. Гнетущее воздействие ее обстановки усиливалось еще и тем, что Анна пока не приехала: они решили, что ехать вдвоем из аэропорта слишком опасно и лучше избежать этого риска. Они ехали порознь и различными маршрутами.

Бен, сидевший один в номере, чувствовал себя тревожно, как будто его заперли в клетке. Это был полдень, но погода была хуже некуда: дождь поливал стекла маленьких окон, усугубляя владевшее им мрачное настроение.

Он сидел и думал о жизни Шардана, о тех невероятных формах, в которые отлилось управление западным миром, направляемое этими корпоративными менеджерами. И еще он думал о своем отце. Кто он? Жертва? Обманщик? И тот, и другой?

Макс нанял людей присматривать за ним – помилуй бог, старик решил, что ему необходимы няньки. И действовал типичным для себя образом: раз уж Бен не желает позволить старым тайнам мирно покоиться в вырытой для них могиле, значит, Макс должен постараться исподволь заставить его поступать так, как он сам, Макс, считает нужным. Это приводило Бена в бешенство, но в то же время казалось ему очень трогательным.

Когда Анна наконец приехала – они сняли один номер как мистер и миссис Дэвид Пейн, – он обнял ее, прижался щекой к щеке и почувствовал, что часть тревоги покинула его.

Ощущая себя грязными после длительных перелетов, оба решили вымыться. Анна долго стояла под душем и вышла из ванной в махровом халате, с откинутыми назад темно-каштановыми волосами, разрумянившимися щеками.

– Я не хочу, чтобы ты встречалась с Ленцем одна, – сказал Бен, когда она открыла сумку и принялась выбирать одежду для предстоящей встречи.

– Но почему же? – спросила она, не поднимая головы.

– Анна, – сердито произнес Бен, – ведь мы даже не знаем, кто такой этот Юрген Ленц на самом деле.

Держа в одной руке изящную блузку, а в другой – ярко-синюю юбку, Анна обернулась и, сверкнув глазами, посмотрела Бену в лицо.

– В данном случае это не имеет значения. Я должна поговорить с ним.

– Ну, посуди сама, кем бы он ни был, мы имеем серьезные основания подозревать, что он по меньшей мере причастен к убийству восьми стариков в разных концах мира. И моего брата. Следующее вполне вероятное предположение – что он является руководителем заговора, который, если Шардан прав, не имеет никаких реальных ограничений сферы действия. Ленц знает меня в лицо, а теперь, без сомнения, ему известно, где я побывал. Поэтому еще одно обоснованное предположение – он знает, что я путешествовал вместе с тобой, а это означает, что он, скорее всего, видел твои фотографии. Тебе просто опасно встречаться с этим человеком.

– Я не обсуждаю это, Бен. У нас нет такой роскоши, как возможность выбора между опасным и безопасным вариантами: опасно все, что бы мы ни делали. Даже ничего не делать тоже очень опасно. Кроме того, если я погибну вскоре после того, как задам ему вопросы, касающиеся серии убийств, происшедших в разных странах, он немедленно окажется под серьезнейшим подозрением, – а я очень сомневаюсь в том, что ему этого хочется.

– А почему ты думаешь, что он захочет встретиться с тобой?

Анна положила одежду на кровать.

– Самая лучшая тактика игры с ним состоит в том, чтобы не пытаться с ним играть.

– Мне это очень не нравится.

– Этот человек привык полностью владеть ситуацией, привык манипулировать людьми и событиями. Называй это хоть высокомерием, хоть любопытством, но он захочет увидеться со мной.

– Анна, послушай…

– Бен, я в состоянии позаботиться о себе. Действительно в состоянии.

– Ну, конечно, в состоянии, – неохотно согласился он. Было видно, что на самом деле ему хотелось возразить. – Просто… – Он умолк, заметив странное выражение, с каким Анна разглядывала его. – В чем дело?

– Ведь ты же по своему психологическому типу защитник, да?

– Не знаю, что там насчет защитника. Я просто…

Анна подошла к нему поближе, разглядывая его как экспонат в музее.

– Когда мы встретились, я подумала, что ты всего лишь очередной богатый, испорченный, самовлюбленный мальчишка из привилегированного колледжа.

– Вероятно, ты была права.

– Нет. Мне так не кажется. Значит, вот какая была у тебя роль в семье – опекун, верно?

Бен, встревоженный ее словами, не знал, что и ответить. Возможно, она права, но он почему-то не хотел в этом признаваться. Вместо этого он взял ее за руки и подтянул ближе к себе.

– Я не хочу терять тебя, Анна, – чуть слышно произнес он. – Я и так потерял за свою жизнь слишком много людей.

Анна закрыла глаза и крепко обняла его; они оба были взволнованы, возбуждены, измучены, и все же в момент объятия они ощутили, что на них на секунду снизошло спокойствие. Бен вдохнул исходивший от нее тонкий цветочный аромат, и что-то в нем растаяло.

А затем Анна медленно разжала руки и отстранилась.

– Бен, у нас есть план, и мы должны его придерживаться, – мягко, но решительно сказала она и принялась быстро одеваться. – Я должна заглянуть в офис ДХЛ, а затем сделать деловой звонок.

– Анна, – позвал ее Бен.

– Мне нужно идти. Мы поговорим потом.

– О, милосердный Иисус, – пробормотал офицер[119] Берт Коннелли. Он всего шесть месяцев патрулировал шоссе Вирджиния-166 и никак не мог привыкнуть к виду стоявших у обочины машин, попавших в катастрофы. Он почувствовал, что содержимое его желудка неудержимо устремилось вверх, поспешно отбежал в сторону, и его вырвало. Несколько капель рвоты попало на отутюженную синюю форму, и он стер их носовым платком. А потом выбросил и платок.

Даже в слабом свете – уже смеркалось – он очень ясно видел кровь, забрызгавшую ветровое стекло, и голову человека на приборной панели. Она была оторвана от тела и страшно изуродована ударом, который получил человек, находившийся в попавшем в столкновение автомобиле, когда силой инерции его швырнуло внутри машины.

Напарник Коннелли, офицер Лэм Грейдон, патрулировал шоссе больше года. Ему пришлось повидать не одну ужасную аварию, и теперь он уже знал, как удержать в себе съеденный обед.

– Да, Берт, поганое зрелище, – сказал Грейдон, погладив напарника по спине. В его прищуренных карих глазах играло выражение усталой бравады. – Но я видывал и похуже.

– Ты заметил его голову?!

– По крайней мере здесь нет маленьких детей. Знаешь, в прошлом году я выезжал на катастрофу, так там младенца выкинуло в открытое окно «Импалы», и он пролетел по воздуху добрых тридцать футов. Словно какая-то дерьмовая тряпичная кукла. Вот это было и впрямь ужасно.

Коннелли несколько раз конвульсивно кашлянул и выпрямился.

– Извини, – сказал он. – Я просто слишком засмотрелся на лицо этого парня. Я в полном порядке. «Скорая» выехала?

– Будет здесь минут через десять. Он-то все равно не чувствует боли. – Грейдон кивнул в сторону обезглавленной жертвы несчастного случая.

– Так что же здесь все-таки случилось? Одиночное? – Судя по статистическим сводкам, несчастные случаи, в которых пострадал только один автомобиль, происходят чаще всего.

– Исключено, – ответил Грейдон. – При ударе в ограждение такое не получится при всем желании. Такое может быть лишь в том случае, если ты хорошенько приложишься об один из кенвортовских дальнобойных грузовиков, которых на этом шоссе больше чем достаточно. У этой пакости очень низкий задний борт, а это литая металлическая полоса – не хуже любого ножа. Если ты идешь за такой дрянью, и она вдруг давит на тормоза, то сразу ныряй на пол, или останешься без головы. Могу поспорить на что угодно – это как раз тот самый случай.

– Ну а что произошло с другим парнем? Где этот проклятущий грузовик? – К Коннелли начало возвращаться самообладание. К своему большому удивлению, он даже снова почувствовал легкий голод.

– Похоже, что он решил не задерживаться из-за всяких мелочей, – ответил Грейдон.