– Спасибо, что беспокоишься обо мне, – сказала она. – Но я хорошо обучена, и я была полевым агентом.

– Прости, я вовсе не хотел…

– Извиняться не обязательно. Я совсем не обиделась.

Бен мельком взглянул на нее. Ему хотелось сказать: «Боже мой, как ты прекрасна!» – но он не знал, как воспримет Анна подобное проявление чувств. Манера ее поведения все еще казалась ему довольно отчужденной.

– Ты делаешь это ради отца или ради брата? – спросила она.

Вопрос застал его врасплох. Он не ожидал такой прямоты. И понял, что ответить будет непросто.

– Скорее всего ради них обоих, – сказал он, – но в большей степени, конечно, ради Питера.

– Какие у вас с Питером были отношения?

– Тебе когда-нибудь приходилось общаться с близнецами? – спросил он.

– Можно сказать, что нет.

– Я думаю, что это самое близкое родство, какое только может быть, гораздо ближе, чем между большинством мужей и жен. Хотя это – насчет мужей и жен – в большой степени мои догадки. Но мы с ним защищали друг друга. Мы чуть ли не читали мысли друг друга. Даже когда мы дрались, а мы дрались, можешь мне поверить, то потом мы чувствовали себя не столько злыми, сколько виноватыми. Мы соревновались между собой в спорте и во всем прочем, но не более того. Когда он был счастлив, я тоже был счастлив. Когда с ним случалось что-нибудь хорошее, то я чувствовал себя так, как будто это случилось со мной. И наоборот.

К своему удивлению, он заметил слезы в ее глазах. Почему-то на его глаза тоже навернулись слезы.

Он продолжал:

– Я говорил, что мы с ним были близки, но это неподходящее определение. Ведь не скажешь же, что ты «близок» со своей ногой или рукой, да? Он был как часть меня.

Внезапно на него нахлынули беспорядочные воспоминания, вернее, образы. Убийство Питера. Его потрясающее возвращение. Они с ним, смеясь, словно дети, бегут по дому. Похороны Питера.

Он в замешательстве отвернулся, закрыв лицо руками, не в силах сдержать плач.

Он услышал тихие всхлипывания и понял, что Анна тоже плачет. Это удивило его и даже тронуло. Она взяла его ладонь обеими руками и крепко сжала. Ее щеки блестели от слез, она мягко положила ему руку на плечо, затем вторую – на шею и осторожно, чтобы не потревожить раны, обняла его, нежно прижалась лицом к его плечу. Этот момент близости потряс его, но одновременно оказался абсолютно естественным – Анна, которую он постепенно узнавал все лучше и лучше, повернулась к нему другой, исполненной страсти стороной своего «я». Он искал утешения у нее, а она у него. Он чувствовал, как ее сердце колотится прямо о его ребра, ощущал тепло ее тела. Она убрала голову с его плеча и медленно, как бы пробуя, прикоснулась губами к его губам; ее глаза были плотно закрыты. Они поцеловались – сначала медленно и нежно, затем глубоко и страстно. Его руки обвили ее гибкое тело, его пальцы стремительно изучали ее, и то же самое делали губы и язык. Они переступили черту. Они оба перешагнули через границу – незримую, но прочную преграду, которую сами же недавно провели каждый для себя, – высокую стену между природными желаниями, сдерживавшую и нейтрализовавшую те мощные электрические разряды, которые сейчас с такой неудержимой силой кинули их друг к другу. И почему-то, когда они дошли до крайней степени близости, все у них оказалось вовсе не так неловко, как он поначалу представлял себе, когда позволял себе представлять такие вещи.

И, наконец, обессиленные, они провалились в короткий – на какие-нибудь полчаса – сон, прильнув друг к другу.

Когда Бен проснулся, Анны уже не было в номере.

Седоволосый мужчина припарковал арендованный «Мерседес» и пошел по Эстомба. Он миновал несколько кварталов, застроенных каменными зданиями, пока не нашел нужный ему дом. Мужчина находился в самом сердце Бельграно – одного из пригородов Буэнос-Айреса, населенного богатыми, вернее, богатейшими людьми. Мимо прошел молодой парень, выгуливавший сразу шестерых собак. Седоволосый мужчина в хорошо сшитом синем костюме по-соседски улыбнулся ему.

Нужный ему дом оказался георгианским особняком из красного кирпича. Мужчина прошел мимо него, делая вид, что любуется архитектурой, затем повернул обратно, отметив для себя будку охранника, установленную на тротуаре прямо перед домом: стандартная караульная кабинка с не очень чистыми окнами, в будке стоял человек, одетый в униформу и ярко-оранжевую светоотражающую жилетку. Скорее всего, такие будки имелись здесь в каждом квартале.

«Очень безопасное и спокойное место», – подумал Тревор Гриффин. Охранник внимательно посмотрел на него. Тревор приветливо кивнул ему и направился к будке, как будто бы собирался о чем-то спросить.

Тщательно упаковав взятую у Бена фотографию, Анна отнесла ее в офис «Ди-Эйч-Эл»[107], заплатив за то, чтобы посылку доставили по адресу Деннина на Дюпон-серкл как можно скорее. Все, что она делала, было сопряжено с некоторым риском, но она не говорила о «Ди-Эйч-Эл» ни по телефону, ни даже Бену, когда они находились в номере, и теперь была уверена, что за ней никто не следит. Она была уверена – и знала, что ее уверенность имеет основания, – что с фотографией ничего не случится.

Теперь же она стояла у дверей магазина, под красной рекламой «Лаки Страйк» и наблюдала за окнами кафе, расположенного на углу Юнин и Виамонте, недалеко от Facultad Medecina. Кафе называлось «Энтре Тиемпо», это название было написано на зеркальном стекле корявыми буквами, долженствующими, видимо, символизировать царящее внутри эксцентричное веселье. Мимо проходили поглощенные друг другом парочки, целые толпы непрерывно болтающих между собой студентов с рюкзачками, мелькали черно-желтые такси.

В это время дня здесь не должно быть никаких сюрпризов.

Анна заблаговременно разведала это место и условилась встретиться с Серхио Мачадо здесь ровно в половине седьмого. Пришла же она сюда на целых пятнадцать минут раньше. Многолюдное место, ясный день. Она попросила его сесть за столик у окна или же, если не получится, как можно ближе к окну. И взять с собой мобильный телефон. Мачадо ее предосторожности скорее сбили с толку, чем раздражили.

В двадцать пять минут седьмого в кафе вошел седой мужчина в синем блейзере и голубой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей. Его внешность совпадала с описанием, которое он дал ей по телефону. Где-то через минуту он сел за столик у окна и посмотрел на улицу. Анна быстро зашла в магазин, чтобы ее не было видно, и продолжала наблюдение через стеклянную дверь. Продавцу она заранее объяснила, что ждет мужа.

В тридцать пять минут седьмого Мачадо подозвал официанта.

Еще через пять минут официант поставил на его столик бутылку кока-колы.

Если Мачадо причастен к их похищению вчера ночью, то где-то поблизости, несомненно, должны быть и остальные, но Анна не заметила никаких признаков чьего-либо присутствия. Никто не слонялся по улице, делая вид, что разглядывает витрины, никто не стоял праздно возле стоек с газетами, никто не сидел в припаркованных у тротуара автомобилях. Анна знала, что следует искать и на что именно следует обращать внимание. Мачадо был один.

Может быть, остальные поджидают ее в кафе?

Вполне возможно. Но она учла и этот вариант.

В шесть сорок пять она включила взятый у Бена телефон и позвонила Мачадо на сотовый.

На другом конце линии раздался гудок.

– Si?

– Это Анна Наварро.

– Вы что, заблудились?

– О, боже, этот город такой запутанный, – сказала она, – По-моему, я попала не туда, я вас очень прошу, можете встретиться со мной прямо здесь, где я сейчас нахожусь? Я просто уверена, что я опять потеряюсь! – Она назвала ему кафе, расположенное в нескольких кварталах отсюда.

Анна проследила, как он встал, оставил сдачу и вышел, не подавая никому из посетителей, находившихся в кафе, каких-либо знаков, ни с кем не советуясь. Она знала, как он выглядит, но он, скорее всего, не должен узнать ее.