Когда Джонатон позвонил на квартиру Чарльза Рассела два часа спустя, Марийка все еще была в административном офисе больницы. Служанка сообщила ему трагическую новость. Каждые полчаса он перезванивал на Бикон-стрит, пытался отыскать Марийку в больнице. Наконец он до нее дозвонился, разговор длился полчаса, а сказано было всего несколько фраз. Долгие паузы, сбивчивые слова Марийки, успокаивающие реплики Джонатона. Он хотел помочь и дал несколько полезных советов.
— Ты очень добр, подумал о стольких деталях, Джонатон, но я сама справлюсь. И Лайза будет со мной, секретарь отца, его служанка и повариха, которая прожила с ним двадцать пять лет.
— Хорошо. Ты уже сообщила Гортензии? — Он знал, насколько Марийка была близка со своим секретарем.
— Да. Она обзванивает всех знакомых, дает сообщение об умершем в газеты.
— Чем я могу помочь?
— Ты уже помог своей поддержкой, тем, что ты есть, мой друг.
— Можешь на меня рассчитывать, Марийка. Положись на меня, я приеду.
Три дня ушло на организацию похорон. Чарльз Рассел принадлежал к высшей элите Бостона, и Марийке потребовались вся ее энергия и талант менеджера, чтобы сделать все, "как надо". Миссис Керри, секретарь Рассела многие годы, была настолько выбита из колеи смертью своего шефа, что могла сконцентрироваться только на мелочах и проблемах протокола.
Марийка усадила ее и Лайзу принимать телефонные звонки на Бикон-стрит, а сама распоряжалась по третьему телефону. Она позвонила Эви, надеясь, что Уотсоны смогут присутствовать на похоронах, но они находились с государственным визитом в Мексике. Она обрадовалась этому обстоятельству, поскольку присутствие президента, первой леди и бесчисленного числа охранников и служащих Белого дома плюс излишнее внимание прессы осложнило бы дело и превратило бы похороны Чарльза Рассела в цирковое представление.
Марийка связалась с теткой Викторией в Нью-Йорке.
— Моя дорога, я любила твоего отца. Он сделал твою мать, мою любимую племянницу такими счастливыми. Я приеду на похороны.
— Вам не следует этого делать, тетушка! Это слишком тяжелое для вас путешествие. Я просто позвонила вам, чтобы сообщить лично, мы вас все очень любим, но не ждем, что вы предпримете такую поездку.
— Чепуха! Мне не придется много ходить. Я вызову такси и найму шофера с машиной в Бостоне. Прошу тебя только об одном — закажи мне номер на два дня похорон в отеле "Ритц-Карлтон".
— Тетя Виктория, вы ведь уже столько лет не были в Бостоне! — по правде говоря, Марийка была тронута ее уважением к покойному отцу.
— Не теряй времени, отговаривая меня! — скомандовала тетка. — Тебе еще так много нужно сделать. Закажи мне номер, увидимся в церкви. Прощание будет, конечно, в церкви Троицы? — По ее тону иначе и быть не могло.
Чарльз Рассел принадлежал к восьмому поколению бостонского истэблишмента, был общественным и деловым лидером в городе, хотя никогда не занимал никаких постов. Венки и письма с соболезнованиями приходили от его друзей, политиков, губернатора, мэра, сенаторов, конгрессмена от штата Массачусетс, бизнесменов, благотворительных организаций, в деятельности которых он активно участвовал, просто от жителей города. Миссис Керри, обливаясь слезами, печатала их имена, титулы и адреса, отсылала приглашения на похороны, телеграммы, принимала цветы и венки. Цветов было столько, что Марийка распорядилась отослать часть из них в ближайшие больницы. Самый красивый букет был прислан из Белого дома — белые гардении и лилии, связанные широкой белой лентой со скромной надписью: "От Эви и Мака". Марийка поставила букет в серебряной вазе в своей спальне.
Марийка несколько раз ездила в морг и церковь, заказала карточки с надписью: "Семья Чарльза Сета Рассела благодарит за доброе участие и сочувствие", на которых сделала личные приписки всем, кто выражал им свои соболезнования. Она была уверена, что так хотел бы и сам отец поблагодарить всех, будь он сенатор Соединенных Штатов или простой смертный, с которым когда-либо сводила его судьба.
У Марийки с кем-либо встречаться, чтобы выслушивать соболезнования, не было ни времени, ни сил. Миссис Керри добросовестно охраняла двери дома Расселов, тактично отказывая всем тем, кто хотел лично повидаться с Марийкой Вентворс. Многие знакомые не видели ее уже несколько лет, разве что на фотографиях в газетах и журналах.
В своих хлопотах Марийка не забывала о Лайзе, расстроенной не только смертью деда, но и тем, что Серджио бросил ее. Но спустя несколько часов, как она появилась в Бостоне, ей позвонили. Серджио узнал от общих знакомых о смерти деда Лайзы и тут же кинулся к ближайшему автомату, чтобы разыскать ее. Звонок успокоил ее, она перестала реветь.
— Мам, ты не поверишь. Серджио и я снова вместе.
— Он сказал это по телефону? — Марийка вспомнила, как быстро у нее самой менялось настроение от взлетов и падений, когда она была молодой. — Значит, теперь все в порядке? — Она даже улыбнулась дочери.
— Да, он сегодня вечером будет в Бостоне, чтобы поддержать меня.
— Рада за тебя, — сказала Марийка. — Временами ты слишком театрально эмоциональная, Лайза, как героиня итальянской оперы. Теперь, я думаю, тебе стоит поприветствовать мистера Тарстоуна.
— Добрый день, мистер Тарстоун, рада вас видеть. — Девушка быстро пересекла комнату и тепло поздоровалась с адвокатом ее деда.
К месту было бы более трагическое выражение лица, она это поняла.
— Это очень плохо, что я чувствую себя счастливой, когда дедушка умер?
— Нет, твой дед был бы рад твоему счастью, если бы был с нами. Кстати, на что Серджио путешествует?
— Как и я, — ответила она без зазрения совести. — Он знает твой номер карточки "Америкэн экспресс".
— Боже мой, Лайза! Я не могу этому поверить! Если я тебя правильно поняла, Серджио путешествует везде за мой счет? — Она тут же сделала пометку в блокноте о необходимости проверить, не пользовался ли еще кто-либо ее кредитной карточкой. — Мы поговорим об этом позже.
Марийка понимала, что должна быть добрее к дочери, но не могла сейчас видеть, как Лайза едва ли не подскакивала от радости. В голове у дочери сейчас звучала только ей слышная музыка.
— Очень хорошо, что он прилетает, даже если мне придется это оплачивать. Серджио может остановиться в одной из комнат для гостей.
— Ма-а-мочка! — Глаза Лайзы светились благодарностью.
— А сейчас нас извини, нам нужно закончить с мистером Тарстоуном наши дела. Поговорим о твоем друге позже.
Лайза предпочла бы говорить о нем и видеть его прямо сейчас. Они уже переспали с Серджио, и она не представляла, что им сейчас придется разлучиться, даже если они будут в одном доме. Лайза пожала задумчиво плечами и натянула вниз свой серо-голубой лыжный свитер. Марийка перехватила взгляд адвоката, с интересом поглядывавшего на эту молодую женщину со сформировавшейся фигуркой и длинными ногами, обтянутыми в джинсы.
"Джилланд Тарстоун, ты — похотливый мерзкий старик!"
Марийка и адвокат вернулись к изучению бумаг, разложенных на старинном резном столе Чарльза Рассела. Ей трудно было сконцентрироваться на юридических вопросах, когда столько воспоминаний вызывал этот кабинет.
Она вспомнила, как в детстве пробиралась туда и пряталась под этим массивным столом или копалась в ящиках, изучая отцовские "богатства". От одного из ящиков исходил экзотический аромат трубчатого табака, когда она его открывала. В другом хранилась серебряная шкатулка с изящной инкрустацией — в ней отец держал свои марки. Чарльз говорил, что эта шкатулка викторианской эпохи, и Марийка представляла себе, что хранила в ней королева Виктория.
Здесь же, в столе, находились другие шкатулки, только деревянные, с лаковой росписью традиционных индийских сюжетов: смешные человечки в окружении цветов и сказочных животных на фоне необычного пейзажа.
Так странно было сидеть сейчас за этим столом вместе с адвокатом, говорить о смерти отца, когда, казалось бы, совсем недавно она видела родителя за этим столом, и она залезала к нему на колени или усаживалась прямо на стол, и они подолгу о чем-нибудь беседовали. Здесь ее мать, должно быть, писала свои письма на красивой кремовой бумаге с монограммой семьи Стьювейсант, за этим столом она с отцом обсуждала счета и расходы на хозяйство. А отец набивал свою трубку, и дым образовывал в воздухе фантастические фигуры.
