— Я заполню, — обещаю я.

Мы вместе осматриваем наши оливковые деревья, и Рене напоминает мне, что скоро под ними опять надо будет стелить сетки. На ветках полно зеленых, твердых, как пули, плодов. Похоже, в этом году нас опять ждет хороший урожай.

— И не забудь: вдвоем мы это не сделаем, — еще раз напоминает он, уже садясь в машину. — Нам нужен помощник.

Так оно и есть. Хашиа в Алжире, Мишель постоянно в разъездах, и, значит, мне надо искать нового работника. В свое время нам необыкновенно повезло с Рене и Хашиа, которые появились сами собой, а теперь даже не знаю, с чего начать поиски. В конце концов я пишу коротенькое объявление и собираюсь повесить его на дверях местной épicerie[150]. Мне всегда нравился этот магазинчик, потому что он очень напоминает те деревенские лавки, в которые в детстве водила меня бабушка. Там продавалось молоко в огромных жестяных бидонах, а меня особенно интересовали разноцветные конфеты в высоких стеклянных банках.

Жена владельца, в очередной раз беременная, громко приветствует меня, а взглянув на объявление, говорит, что вешать его не надо. У нее уже есть на примете отличный парень, как раз то, что мне надо. Он работает у них.

— А как же вы? — удивляюсь я.

— Скоро зима. Работы будет мало: знай сгребай листья да жги. Звать его Мануэлем.

— И вы его рекомендуете?

— Mais bien sûr[151], он работает у нас уже шесть лет.

Она сообщает, сколько они платят работнику в час, и сумма кажется мне вполне приемлемой. Похоже, мне опять повезло.

— Bon, я скажу ему, чтобы завтра утром он был готов. Вы заедете и заберете его.

Испытывая огромное облегчение, я перехожу к покупкам и, в частности, прошу дюжину бутылок пива. Мадам качает головой:

— Désolé. Кончилось.

Это очень странно, потому что всего несколько дней назад она хвасталась, что вот-вот они получат свежую партию. Уже не лето, и умирающие от жажды туристы не опустошают холодильники всех местных магазинов.

— А что, партия так и не прибыла? — невинно спрашиваю я, а мадам вдруг отводит глаза и спешит в подсобку за каким-то товаром.

— Не забудьте про Мануэля, — кричит она мне вслед, когда я сажусь в машину.

На следующее утро я, как мы договорились, возвращаюсь за Мануэлем, но его не видно ни в магазине, ни рядом. При виде меня хозяин, он же пекарь и кондитер, обычно весьма общительный, бросает на свою пузатую жену свирепый взгляд и тоже скрывается в подсобке. Я спрашиваю, где мой работник, и мадам советует мне поискать в дровяном сарае. Я и правда нахожу его там. К моему удивлению, Мануэль оказывается не испанцем, как можно было предположить, а щуплым, маленьким арабом. Он крепко спит на груде поленьев, а у ног его стоит потрепанный мешочек.

— Мануэль?

Он испуганно вскакивает, виновато смотрит на меня и энергично кивает.

Только в машине, когда Мануэль, не спросив разрешения, закуривает сигарету, я обращаю внимание на его покрасневшие глаза и запах перегара. Такой густой, что я опасаюсь, как бы от огня его зажигалки машина не взлетела на воздух.

«Мне очень нужен этот человек, мне не обойтись без него», — думаю я в отчаянии. Мы делаем покупки в этом маленьком магазинчике с того самого дня, как впервые поселились на «Аппассионате». Ну не могла же мадам всучить мне алкоголика!

Как выясняется, могла.

Как только мы прибываем на ферму и я сажаю Лаки на цепь, потому что иначе Мануэль отказывается покидать машину, он просит меня показать, где его комната.

— Комната? — недоуменно переспрашиваю я, потому что и в мыслях не имела предоставлять ему жилье и пансион.

— Мне надо принять душ, а потом я начну работать, — умоляюще говорит он.

Я совершенно не понимаю, что мне с ним делать: то ли сажать в машину и везти обратно в épicerie, то ли отвязывать Лаки и ждать, когда он сам убежит. А может, я спешу с выводами? Наверное, сначала надо дозвониться до магазина и поговорить с мадам, а уж потом принимать решение. Мануэлю я предлагаю сперва поработать, а уж потом принять душ. Он фыркает, кидает свой мешочек на землю, закуривает, пожимает плечами и интересуется:

— А что делать-то?

Я озадаченно озираюсь. Понятно, что ничего сложного, связанного с дорогими инструментами или возможностью что-то сломать, ему поручать нельзя. О сетках под оливами не может быть и речи.

— Прополоть кое-что, — наконец говорю я и подвожу его к самой большой своей клумбе, а потом, потихоньку отвязав Лаки, спешу к телефону.

Только взявшись за трубку, вспоминаю, что, хоть мы и ходим в этот магазин уже два года, участвуем в их лотереях, в которых разыгрываются шоколадные пасхальные кролики, и по-соседски болтаем с хозяевами, я не знаю ни их имени, ни названия épicerie. Значит, придется ехать. Я злюсь на себя за такую беспечность: у меня полно работы, и мне ужасно жалко времени, но делать нечего. Я спешу в сад, чтобы найти Мануэля и сказать ему, что вернусь через десять минут, однако его нигде не видно.

— Мануэль! — кричу я, но ко мне подбегает только Лаки. — Мануэль!

Никакого ответа.

Наконец я нахожу его в совершенно темном гараже, доверху заваленном всяким хламом и инструментами.

— Что вам тут надо? — сердито спрашиваю я.

— Я ищу тяпку, — объясняет он.

Я включаю свет и спешу к машине: мне надо успеть в épicerie до обеденного перерыва, который у них, как умногих в нашей деревне, начинается в полдень, а заканчивается только в четыре. Но когда ровно в двенадцать я подъезжаю к магазину, он уже закрыт. Я в ярости дергаю дверь, стучу в окна, но безрезультатно. Все как вымерли. Мне приходится возвращаться домой ни с чем. Мануэль опять куда-то пропал, как и его мешок, который он бросил на землю. Единственный знак того, что он здесь все-таки был, — оставленная на клумбе тяпка. Все сорняки на месте. Я несколько раз громко зову его, заглядываю в гараж — все без толку. Возможно, он испугался собаки и сбежал. Лаки, развалившись, греется на солнышке на верхней террасе. Малышка Элла пристроилась у нее на животе и мирно спит. Облегченно вздохнув, я возвращаюсь к себе в кабинет, кажется, инцидент исчерпан без особого урона для обеих сторон.

Мишель сейчас в Париже, и я никак не могу до него дозвониться. Учитывая наши печальные обстоятельства, я начинаю не на шутку волноваться и звоню ему в офис. Там его тоже нет, и секретарша понятия не имеет, где он может быть.

— Когда вы видели его в последний раз? — спрашиваю я, уже с трудом сдерживая рвущуюся наружу панику.

— Вчера утром.

— Как?! И с тех пор он не был в офисе? У него все в порядке?

Изабель, женщина спокойная и уравновешенная, не видит поводов для беспокойства. Она предполагает, что Мишель решил поработать дома. Но я уже звонила туда, и мне никто не ответил. В свою маленькую парижскую квартирку Мишель приезжает только спать, и у него там нет автоответчика: он говорит, что и так весь рабочий день проводит за телефоном и дома хочет отдохнуть. Но раньше мы с ним всегда разговаривали по нескольку раз за день, и у меня не было необходимости оставлять сообщения. А сейчас я очень волнуюсь. Я прошу Изабель, чтобы Мишель связался со мной сразу же, как только появится, но до вечера он так и не звонит. Секретарша считает, что он где-то на совещаниях.

— А я думаю, что надо идти к нему домой и ломать дверь, — в отчаянии предлагаю я.

— Я работаю на него, — холодно напоминает мне Изабель. — У меня нет привычки ломать двери своих боссов.

— Нет-нет, конечно, нет. Простите, что побеспокоила вас.

Я кладу трубку и понимаю, что, если бы у Мишеля все было в порядке, он бы уже давно позвонил. Значит, что-то случилось. Как же мне найти его? Что делать?

Вне себя от тревоги я сижу на террасе и стараюсь успокоиться, глядя на закат, когда неожиданно приезжает Рене. Я ему ужасно рада. Как это часто бывает, он привозит с собой маленький подарок: густое коричневое варенье, которое его жена сварила из нашего собственного инжира. В конце сентября мы с Хашиа собрали с восьми деревьев целых двести килограммов. Я благодарю своего седовласого друга и предлагаю ему бокал пива, пытаясь скрыть тревогу. Положение у меня практически безвыходное. Хашиа уехал, и мне теперь не на кого оставить собак, а я уже твердо решила, что полечу в Париж.