София сама не ожидала, что будет так глубоко переживать безвременную и трагическую смерть своего мужа. Она искренне горевала о нем. Единственным ее утешением было то, что он не узнал об истории с Грегори. Этого она боялась больше всего на свете.
Присутствовавшие на похоронах гости разошлись. Когда Мария с дедом были в другом конце дома, Айрин с Софией вошли в бывший кабинет Эдмунда, где адвокат зачитывал его завещание. Оно было сделано накануне женитьбы на Софии, и с тех пор в нем ничего не изменилось. Все состояние он завещал жене, за исключением денежной суммы, выделенной на приданое Айрин. Кольцо первой жены дочь должна была получить в день своей свадьбы. В завещании также оговаривалось, что в случае его смерти магазин на Олд-Бонд-стрит должен быть продан и закрыт. Софию очень огорчило это распоряжение покойного мужа. При его жизни они никогда не говорили на эту тему, но она надеялась, что Айрин займет место Эдмунда и, переоборудовав магазин по своему вкусу, будет по-новому управлять им.
Проводив адвоката, София вернулась в кабинет. Айрин стояла у окна, глядя в сад.
— Моя дорогая, — с сочувствием произнесла София, — я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Ты, должно быть, очень расстроена, что магазин придется продать?
Айрин медленно повернулась, сохраняя самообладание.
— Ничуть. Я всегда знала, что отец не передаст магазин в мои руки. Он хотел только одного — чтобы я удачно вышла замуж, поэтому оставил мне большое приданое. Больше всего я расстроена тем, что могу получить мамино кольцо только в день моей свадьбы, а я не собираюсь замуж.
В глубине души София надеялась, что Айрин все же выйдет замуж, но сейчас было не самое подходящее время обсуждать эту тему.
— Что ты собираешься делать? Может быть, вернешься в Школу Эшби и продолжишь учебу? — спросила она.
Айрин покачала головой:
— Там больше нет свободных мест. Все занято. Меня и так приняли туда в порядке исключения. Сейчас я не могу на это рассчитывать. Кроме того, мистер Эшби давно собирался перевести школу в другое место, далеко от Лондона, в деревню под Костуолдсом. Нет, мне надо держаться поближе к ювелирным кругам Лондона.
— Ты по-прежнему хочешь посвятить себя дизайну, создавать украшения по своим эскизам и продавать их?
— Да это моя цель. У меня есть кое-какие сбережения. В последнее время отец давал мне довольно много денег на одежду, но я окончательно все решу после поездки в Париж. У отца остались два неисполненных заказа. Одну коллекцию камней он должен был передать самому Фаберже, который на днях устраивает в Париже свою персональную выставку. Ты, кажется, с ним знакома?
София кивнула, хотя ее мысли заняты были совсем другим.
— Да, я даже с твоим отцом познакомилась на музыкальном вечере, который устраивал Фаберже, — ответила она с отсутствующим видом, схватившись за стул, у которого стояла. — Мне надо сказать тебе кое-что важное. Айрин. Очень важное. Ты заговорила о Париже, и мне пришла в голову одна мысль.
— Да? — спросила Айрин, пристально глядя на нее.
София подошла к открытому письменному столу Эдмунда, в котором разбирала бумаги.
— Ты знаешь, что я разбирала бумаги твоего отца. Он был очень аккуратным человеком, все бумаги были разложены по полочкам. В одном ящичке мне попалось одно странное письмо. Меня удивило, что письмо долго лежало нераспечатанным. Бумага пожелтела, чернила на конверте выцвели от времени. На конверте стоял адрес отправителя. Письмо было отправлено из Франции, остальное я не смогла прочесть. Оно лежало нераспечатанным целых двадцать лет.
— И что дальше? — спросила заинтригованная Айрин.
— Я не знала, надо ли вскрывать конверт, и сначала выбросила его в корзину, но потом передумала и положила его обратно.
— Наверное, оно не представляет ценности, если его не вскрыли сразу?
— Я тоже так подумала, а потом засомневалась: может быть, муж просто не заметил письма? Знаешь, как это бывает? Возможно, Эдмунд и собирался его прочесть, но потом его отвлекли, и он забыл про письмо… хотя, признаться, это на него не похоже. Мне все-таки кажется, что он знал о письме, но сознательно решил не распечатывать его.
— Ты его прочла?
София кивнула:
— Я подумала, что, если уж Эдмунд не выбросил его, а сохранил, значит, в этом был какой-то смысл. Не думаю, что он стал бы долго хранить никчемную бумагу. — Она щелкнула пальцами. — И я не ошиблась!
Айрин смотрела на нее с интересом.
— И какая же тайна так много лет скрывалась в этом конверте?
Набравшись духа, София пристально посмотрела на Айрин.
— Приготовься, моя дорогая, к большому сюрпризу. Это письмо твоей бабушки со стороны матери.
Айрин не поверила своим ушам, изумленно глядя на Софию.
— Насколько мне известно, моя бабушка умерла много лет назад и мама воспитывалась в приемной семье, как однажды сказал мне отец. Вообще-то он редко рассказывал о мамином детстве, и я мало что знаю об этом.
— Он и мне рассказал эту историю. Но поверь мне, Айрин, это действительно письмо, написанное твоей бабушкой — матерью твоей матери. Думаю, Эдмунд узнал ее почерк и решил, по неизвестным нам причинам, не открывать это письмо.
— Но почему?
— Кто теперь может ответить на этот вопрос? Судя по некоторым нелестным замечаниям в ее адрес, можно предположить, что у Эдмунда с тещей были не самые добрые отношения. Как бы то ни было, ты должна прочесть это очень грустное письмо.
София достала из ящика письмо и протянула его Айрин.
Опустившись в кресло, девушка прочла написанные красивым почерком буквы на конверте, потом вынула письмо, к которому прилагался банковский чек. Прежде чем приступить к письму, она увидела «шапку» бланка, на котором печатными буквами стояло название парижского отеля «Hotel Meurice». В короткой записке отправительницы содержалась щемящая душу просьба: чтобы Эдмунд купил на эти деньги букет самых красивых весенних цветов для любимой Дениз — ее единственной дочери — в день свадьбы. Под письмом стояла подпись Габриэль Роже. Айрин уронила письмо на колени.
— Эти цветы никогда не были куплены, — с трудом выговорила она, — а чек остался необналиченным. Я только знаю, что девичье имя моей матери Роже, но я не думала, что она француженка. Почему отец все скрывал от меня?
— Думаю, есть только одно объяснение, — тяжело вздохнула София. — Твоя мама, вероятно, была незаконнорожденной, поэтому ее отдали приемным родителям. Зная отношение Эдмунда к подобным вещам, нетрудно понять, почему он скрывал происхождение твоей матери даже от тебя.
— И все-таки я не понимаю, почему он не распечатал письмо?
— Думаю, что совесть не позволила ему уничтожить его, а открывать его он не хотел.
Айрин согласилась с такой версией. Это вполне соответствовало характеру отца. Ей захотелось найти адрес Габриэль, если она, конечно, жива. По банковскому чеку всегда можно найти адрес клиента и выдавшего чек банка, если он еще существует.
— Ты можешь дать мне этот чек? — попросила Айрин.
— Конечно, бери. — София догадалась, с какой целью Айрин понадобился этот чек, и добавила: — Но не слишком обнадеживай себя. Двадцать лет — большой срок. За это время много воды утекло.
— Кроме того, бабушка, то есть мадам Роже, если она еще жива, возможно, и не захочет меня видеть, — Айрин продолжила недосказанную мысль Софии. — Да, я все понимаю, но все же хочу ей написать.
На следующий день Айрин отправила письмо Габриэль, указав свой лондонский адрес, а также адрес отеля в Париже, в котором собиралась остановиться. Затем она занялась своими обычными делами, не рассчитывая на то, что Габриэль жива и что ответит на ее письмо. В магазине между тем скопилось много неотложных дел, да и Мария только и ждала момента, когда Айрин освободится и уделит ей немного внимания. В период траура они не могли выходить в свет и наносить визиты, но, оставаясь вдвоем дома, много разговаривали или совершали прогулки в карете. Они так подружились, что Мария с ужасом думала о возвращении домой с дедом. Некоторые знакомые уговаривали Софию вернуться с ними в Россию и пожить немного там, но она не могла оставить дом, не уладив дела Эдмунда и не продав магазин.
