Постепенно София произвела в доме ряд изменений по своему вкусу. Не встречая сопротивления со стороны мужа, она могла свободно переделывать одну комнату за другой, ощущая, что утверждается в роли полноправной хозяйки. При этом она старалась не нарушать того, что оскорбило бы его память о покойной Дениз, свято хранимую Эдмундом в сердце. София выписала из России кое-что из принадлежащей ей старинной дорогой мебели, никогда не выходящей из моды, вместо громоздких буфетов, книжных шкафов и угловых витрин. Чтобы вынести их из дома, потребовалось полдюжины крепких грузчиков.
Она часто заходила в «Либерти» на Риджент-стрит, в котором заказала элегантные шторы изысканных пастельных цветов взамен старых уродливых плюшевых гардин, которыми были увешаны все окна в доме. Она часами бродила по антикварным магазинам, тщательно подбирая старинные вещи, создающие в доме уют: антикварные безделушки, восковые фрукты под стеклом, бурые медвежьи шкуры с головами и желтыми вставными стеклянными глазами. Одним из самых удачных ее приобретений был комплект из двенадцати стульев от Макмердок к длинному обеденному столу — с высокими спинками в стиле ар-нуво, с характерными для него извилистыми линиями, напоминающими колышущийся на ветру тростник. Эта мебель придала совершенно новый облик просторной столовой, когда из комнаты убрали старый тяжеловесный хлам. Стены были заново оклеены обоями от Уильяма Морриса с его излюбленными цветочными мотивами в стиле пимпернель.
Занимаясь ремонтом дома, София обычно брала с собой Айрин, предварительно выдержав борьбу с гувернанткой, которая считала, что это время разумнее уделить занятиям, и, разумеется, регулярно докладывала обо всем хозяину. Однако Айрин не только получала удовольствие от этих походов по магазинам, но и училась у Софии хорошему вкусу, тонкостям дизайна. София объясняла ей множество интересных подробностей, касающихся истории моды, особенностей стилей разных эпох, влияния природных форм на характер орнамента. И все это присутствовало в интерьере их дома. Она воспитывала у девочки вкус к художественным ценностям, объясняла, что эпоха и мода находят выражение не только в живописи и скульптуре, но и во всех предметах домашнего обихода — от простой кастрюли до каминной решетки. Каждый предмет, учила ее София, независимо от своего назначения, должен иметь красивые пропорции, линии и цвет — будь он фабричного, массового производства или сделан мастером в единственном экземпляре. В таких беседах Айрин начала понимать основные принципы взаимосвязи стилей, например японского средневекового искусства или искусства эпохи поздних кельтов с современными художественными направлениями.
Эти посещения магазинов обычно оканчивались чаепитием с пирожными в арабской кофейне на первом этаже салона «Либерти», поэтому впечатления от них навсегда сохранились в памяти Айрин. Сознательно не ставя перед собой такой задачи, София невольно прививала падчерице чувство прекрасного, которое могло впоследствии стать необходимым качеством в ее будущей профессии. Айрин словно была рождена для того, чтобы посвятить себя новому искусству.
Кроме этих походов София брала падчерицу и в картинные галереи, где проходили интересные выставки. Они вместе ходили на дневные концерты, София показывала ей известные исторические достопримечательности. Для нее такие прогулки были составной частью знакомства с Лондоном. Она считала важным, чтобы Айрин несколько часов в день посвящала чтению книг по истории и искусству, и Айрин охотно читала, сидя у себя в мансарде. Иногда София вместе с Айрин заходила на работу к мужу: девочку всегда интересовали тонкости ювелирной профессии. Улица Бонд-стрит представляла собой сплошную витрину с ювелирными украшениями, и ничто не мешало любоваться ими, поскольку сюда разрешалось въезжать только роскошным каретам с восседающими на облучках кучерами в богатых ливреях, которые возили исключительно привилегированных покупателей. Фасад магазина Эдмунда Линдсея был отделан мрамором кремового цвета; по обе стороны входа находились окна, служащие витринами, в которых на богатом бархате выставляли не больше двух ювелирных изделий, зато высочайшего класса. Вывеска представляла собой инициалы владельца, выгравированные с большим вкусом и покрытые золотом. К вывеске прилагался королевский патент, свидетельствующий о том, что Эдмунд Линдсей был одним из немногих на этой улице официальных поставщиков королевского двора. Во время визитов на Бонд-стрит Айрин всегда волновалась, глядя из окна кареты на эту вывеску или заходя в просторный торговый зал с хрустальными люстрами, свисающими с расписного потолка в стиле времен Регентства. В застекленных витринах и на прилавках были разложены сверкающие ряды драгоценных украшений, некоторые из них — кольца и браслеты — были надеты на восковые руки. Это выглядело довольно жутковато, и Айрин всегда содрогалась при виде зловещих муляжей.
Во время одного из таких визитов навстречу им, как обычно, вышел старший продавец Артур Тейлор. Жене хозяина он отвесил глубокий поклон, которым удостаивал только самых уважаемых клиентов. София была для него воплощением настоящей леди во всех отношениях. Айрин он поклонился менее официально и вдобавок улыбнулся, поскольку знал девочку с самого ее рождения.
— Добрый день, мистер Тейлор, — поприветствовала его София. — Мой муж у себя?
— Да, мадам.
Проводив ее до кабинета хозяина, мистер Тейлор подошел к витрине, где Айрин с интересом рассматривала пару роскошных длинных серег с бриллиантами. Девочка не переставала изумляться необычайному многообразию цветов и огранки драгоценных камней, а эта пара серег была выполнена в форме каскада, напоминающего сверкающий водопад.
— Какая красота, — восхищенно прошептала она.
— Да, великолепное изделие, — согласился он и, вынув комплект из витрины, протянул девочке, чтобы она поближе рассмотрела это сокровище. Он всегда тепло относился к Айрин и, будучи семьянином старого закала, очень жалел, что она росла без матери. Артур хорошо помнил прежнюю миссис Линдсей с самого первого визита в магазин. Потом она тяжело заболела и умерла сразу после родов. От мистера Тейлора Айрин узнала о матери больше, чем от отца. Он рассказал, что ее покойная мать была мягкой деликатной женщиной с тихим голосом, любила скромные украшения: броши с камеями, жемчужные ожерелья. Отец ни с кем не делился своим горем, и меньше всего со своей дочерью, считая это своим личным переживанием. Если бы София не уговорила отца, Айрин никогда бы не получила кольцо с сапфиром и жемчужиной, которое когда-то принадлежало Дениз Линдсей. Кольцо было неброским, и Айрин разрешали его надевать, когда они куда-то выходили с Софией. Покойная Дениз носила его на мизинце, а Айрин приходилось надевать на средний палец. Мистер Тейлор, вернувшись к витрине с серьгами, посмотрел на Айрин заговорщическим взглядом и добавил:
— Сегодня я покажу вам еще кое-что интересное.
— Правда? — воскликнула Айрин, радостно всплеснув руками.
Именно мистер Тейлор научил ее азам ювелирного дела: как различать камни, в чем их особенности и ценность. Айрин узнала, что изумруды обладают всеми оттенками зеленого цвета, «всеми оттенками океана», как он выразился, что бриллианты могут быть бесцветными, розовыми и даже голубыми, так же обстояло дело с рубинами и сапфирами. Айрин умела различать оттенки бирюзы — от голубого (цвета яиц малиновки) до небесно-голубого (цвет идеальной бирюзы). Она знала, что жемчужины из Европы обычно крупнее и тяжелее, чем восточный жемчуг, что золотистый янтарь — это окаменевшая смола, а вовсе не камень, хотя в цене он не уступал полудрагоценным камням. Среди множества камней самыми любимыми у нее были красные гранаты, бирюза лазурного цвета, зеленый нефрит, золотистый топаз, опал мерцающих оттенков, хризопраз цвета темного шартреза, красный кварц, турмалины всех цветов радуги. Причудливые формы оправы интересовали ее не меньше, чем сами камни, и она часто расспрашивала мистера Тейлора обо всех тонкостях. В последнее время Айрин стала критически относиться к традиционным формам ювелирных украшений: теперь ее больше интересовали современные линии, свойственные зарождавшемуся новому искусству ар-нуво.
