Его предложение выглядело таким соблазнительным, что было трудно удержаться. Но он не знает, чего просит от нее, подумала Дора, проглотив комок в горле и нажимая на тормоза перед конюшней. Ей нельзя здесь остаться. Она не может встречаться с его семьей, не может себе позволить вдруг полюбить их и чего доброго прикипеть к ним всем сердцем; хватит и того, что Фред и так забрал себе какую-то ее часть.

— Будет, по меньшей мере неприлично вломиться в дом в середине ночи, — с отчаянием в голосе возразила Дора.

— Почему? — удивился он. — Это вполне прилично.

Видимо, в доме слышали, как они подъехали, и на пороге появился его старший брат Брет, а затем и сестра Джаннет.

Прежде чем они успели обменяться радостными приветствиями, из дома раздался голос Энн.

— Брет? Джаннет? Кто там?

— Всего-навсего твой сумасшедший свояк, — ответил ей муж, когда она, запыхавшись, вылетела на крыльцо. — Похоже, заниматься родео не так-то просто, как ему до сих пор казалось.

— О Господи, что случилось? — в тревоге воскликнула Энн. Никогда не забывая о том, что она, прежде всего врач, свояченица заспешила вниз по ступенькам. — Что ты сделал с собой на этот раз? Заходи в дом и дай мне осмотреть тебя.

— Подождите, — сказал Фред, когда обе женщины попытались взять его под руки и повести в дом. — Там, в машине, сидит кое-кто, с кем я хотел бы вас познакомить. Пошли.

Наблюдая за тем, как вся семья сначала хлопотала вокруг Фреда, а затем пошла через двор к кемперу, в котором она сидела с Бетси, Дора наконец-то придумала все необходимые доводы для того, чтобы уехать. Она вежливо, но твердо отклонит любые предложения остаться и объяснит, что уже запланировала с рассветом уехать домой. В конце концов, они заехали сюда только для того, чтобы подвезти Фреда. У нее и в мыслях не было задерживаться здесь.

Но когда Фред открыл с ее стороны дверь, чтобы представить ее брату, его жене и своей сестре, приготовленные слова мгновенно вылетели у нее из головы. Энн тепло улыбнулась и полностью завладела положением.

— Вы, наверное, ужасно устали, проведя в пути всю ночь, — сказала она с симпатией в голосе. — Пойдемте в дом, а мужчины пока займутся вашей лошадкой. Я покажу вам гостевую комнату. Постель там застлана заново. Все что остается сделать, это откинуть одеяло и лечь. А утром вы можете спать сколько угодно…

Измученная, долгой дорогой и приятно удивленная явным дружелюбием этих двух женщин по отношению к совершенно незнакомому человеку, Дора не смогла больше сопротивляться.

— Большое спасибо, мы остаемся, — сказала Дора, изобразив улыбку. — Но утром нам непременно нужно будет уехать.

Однако Дора не смогла уехать утром из-за состояния Ласточки, у которой после ночной поездки стало хуже с ногой, и вся обратная дорога могла оказаться для нее роковой.

Те два или три дня, которые Дора планировала провести на ранчо, превратились в четыре, потом в пять, пролетев незаметно, и она ничего не могла с этим поделать. Окруженная радушным семейством Норманов и отрезанная от всего остального мира, она совершенно забыла и о родео, и о так и не накопленных на учебу деньгах. Казалось, что и завтра-то никогда не наступит, что уж там говорить об осени и ее последнем семестре в колледже!

Временами сознание подсказывало ей, что она злоупотребляет гостеприимством Норманов, и тогда она клялась завтра же уехать. Лошадь чувствовала себя значительно лучше, и, если они проделают дорогу до дому в несколько этапов, не пытаясь осилить за один день, Ласточка прекрасно перенесет ее. Но каждый раз, когда она заговаривалась об отъезде, Джаннет, Энн и Мэл, жена Барри, уговаривали пожить у них еще немножко, и ей все труднее становилось подыскивать предлоги, чтобы отказаться. Отец ее теперь, когда рядом находилась Джесси Хексли, пил свои лекарства от давления с завидной регулярностью, так что из-за него торопиться домой не было причин. Дочка проводила здесь, похоже, лучшее время в жизни и была готова остаться в этом доме навсегда. Работники на ранчо, видимо задавшись целью окончательно испортить Дору, таскали ее с собой по всем уголкам огромной фермы, как когда-то они делали с Джаннет, и учили, как стать настоящим ковбоем в женском варианте.

Не в силах больше бегать от правды, Доре следовало признать, что и она тоже хотела бы здесь остаться… на дни, на недели, на годы. И все из-за Фреда.

Она любит его. Теперь она знала это твердо. А раз так, тем больше у нее оснований, как можно скорее покинуть ранчо, решила Дора. Правда, осуществить свое намерение сейчас не представлялось возможности. Приближался День независимости, и семья Норманов, как и каждый год, планировала устроить грандиозное празднество для всей округи с угощением, фейерверком, танцами под открытым небом. Как только все закончится и Бетси посмотрит фейерверк, который, как знала Дора, ей хотелось увидеть до смерти, они тут же уедут.

К тому времени, когда подошел праздник, Фред был уже готов кусать ногти. Весь день то там, то сям он видел Дору, но всегда она была вне пределов досягаемости, то помогая другим женщинам, то приглядывая за Бетси, чтобы та не оказалась втянутой в какую-нибудь проделку, устроенную хулиганистыми соседскими детьми, то разговаривала с кем-нибудь из гостей. А потом вдруг резко стемнело, и Дора куда-то пропала. Встревоженный, он отправился на ее поиски.

Сначала Фред нашел Бетси, нетерпеливо ожидавшую вместе с другими детьми начала фейерверка. Отозвав ее в сторонку, он спросил:

— Ты не знаешь, где твоя мама, солнышко? Я повсюду ищу ее.

— А, она убирается в кемпере, чтобы мы могли утром уехать.

Фред удивился бы больше, если бы Бетси развернулась и стукнула его каблуком в самую голень.

— Вы уезжаете?

— Ммм. Мама говорит, что Ласточке гораздо лучше, так что нам пора возвращаться на родео. Ну почему же фейерверк все не начинается? Мы ждем уже целую вечность!

Со вспыхнувшим в глазах гневом он обнял ее и отправил назад к ребятам.

— Теперь уже скоро, котенок, — пробормотал Фред сквозь стиснутые зубы. — В любой момент.

Я, пообещал он себе, направляясь туда, где рядом с конюшней стоял кемпер Доры, убью ее. Все это время она собиралась уехать, а ему не сказала ни слова. Таким вот трусливым, хитрым, подлым образом…

И до тех пор, пока не увидел освещенные окна кемпера, Фред все-таки до конца не верил в сказанное Бетси.

Внутри него боролись боль с яростью, когда он рывком распахнул дверь домика на колесах, не удосужившись даже постучать, и тут же с силой захлопнул ее за собой.

— Фред? — Застигнутая врасплох, Дора почувствовала, как ощущение вины заставляет заливаться краской ее щеки. — Что ты здесь делаешь? Я…

— Не надо подыскивать оправданий, — ровным голосом сказал он. — Я прекрасно знаю, что ты задумала. Я только что говорил с Бетси.

— Тогда ты знаешь, что мы утром уезжаем.

Если бы она сказала это с хоть малейшей долей сожаления, Фред, может быть, и справился бы со своим нравом, но Дора была так холодна, так держала себя в руках… Что-то в нем просто надломилось. Пробормотав себе под нос какое-то ругательство, он привлек ее к себе.

— Тогда у нас есть ночь впереди.

Слишком разозленный, чтобы что-то соображать, Фред сначала хотел просто поцеловать ее. Но, прижав женщину к груди, он понял, что не даст ей так просто уйти. Простонав ее имя, Фред приник губами к ее рту.

Где-то в глубине быстро угасающего сознания Дора понимала, что он даст ей возможность вздохнуть, только когда его гнев улетучится. Попав в стальной захват мужских рук, она чувствовала кипящую в нем ярость, исходящий от него жар. И хотя она знала, что Фред никогда не причинит ей физической боли, Дора не была настолько глупа, чтобы не бояться мужчины, который уже не мог контролировать своих чувств. Ей оставалось лишь ждать, когда он успокоится и отпустит ее.

Обуреваемый злостью и желанием, горевшим в нем подобно раскаленному углю, Фред только через несколько долгих, наполненных самыми противоречивыми чувствами минут понял, что она не стоит в его руках, напряженная, как обычно, а прямо тает, вся прижавшись к нему, обхватив его руками, и рот у нее горяч, сладок и ищет успокоения под его губами.