– Ты хочешь сказать, это был не агент КГБ?

– Нет, Сергей Кузьмин действительно был чекистом. Но того, с кем он встретился, заставили пойти на контакт с КГБ шантажом и запугиванием. Этот человек не собирался выдавать никаких секретов. Он хотел убедить Кузьмина, что не располагает никакой ценной информацией, что его должность в дипломатическом ведомстве слишком незначительная, чтобы он мог приносить какую-то пользу. Одним словом, он собирался просить агента КГБ, чтобы его оставили в покое.

– Откуда ты это узнал?

– Я разговаривал с его женой. Это не было предусмотрено моим заданием.

– Все это настолько туманно. Почему ты так уверен, что она сказала тебе правду?

– Уверен, и все, – пожал плечами Джэнсон. Перед опытным оперативником такой вопрос не возникает. – Если хочешь, назови это интуицией, отточенной опытом. Конечно, стопроцентной гарантии не дает – но все-таки достаточно точна.

– И почему ты не упомянул об этом в своем отчете?

– Потому что тем, кто разработал план операции, это было и так известно, – холодно ответил он. – Они замыслили другую игру. Две цели, и обе выполнены. Во-первых, предупредить всех остальных дипломатов, как дорого придется заплатить за контакт с врагом. Мне просто предстояло громко раструбить об этом.

– Ты сказал «две цели». Вторая?

– Молодой швед уже передал КГБ кое-какие материалы. Убив его, мы сделали вид, будто серьезно отнеслись к утечке информации. На самом деле это была деза. Но человеческая кровь придала ей достоверности, и аналитики КГБ на нее купились.

– То есть и здесь удача.

– Да, если мыслить узкими рамками. Кстати, Кузьмин после этого случая получил повышение. Ну а теперь прокрути-ка немного назад и поставь вопрос по-другому: а был ли в этом смысл? В этот раз нам удалось обмануть КГБ, но это частность. А глобальные последствия – были ли они? И самое главное, стоило ли это человеческой жизни? Если бы этот парень остался жить, у него были бы дети, быть может, внуки. Десятки рождественских вечеров в кругу семьи, отпуска на горнолыжном курорте… – Джэнсон умолк. – Извини. Я не хотел наводить тоску. Ты еще слишком молода, и тебе это все равно не понять. Я только хотел показать, что иногда полученный приказ сводится к сплетению лжи. Причем тот, кто непосредственно тебе его отдает, может сам не догадываться об этом. Надеюсь, именно так обстоит и сейчас.

– Господи, – тихо произнесла женщина. – Нет, я все понимаю. Понимаю. Ты хочешь сказать, тебе приказали убрать этого парня – не объяснив настоящих причин.

– Приказ убить того, кто придет на связь с Кузьминым, был частью большого обмана. И одним из тех, кого обманули, был я. То, что говорится в директиве, и ее истинная суть – это две разные вещи.

– Господи, у меня голова кружится почище, чем от твоих ударов.

– Я не собирался тебя запутывать. Я только хочу, чтобы ты задумалась.

– Все равно все сводится к одному, – сказала женщина, и в ее голосе прозвучала горечь. – Почему? Почему с тобой хотят расправиться?

– Ты думаешь, я сам не ломаю над этим голову?

– В Кон-Оп о тебе ходили легенды, особенно среди нас, молодых. Джэнсон, ты даже не догадываешься, не представляешь себе, каким это было ударом, когда нам сказали, что ты предатель! Не может же это быть пустой прихотью!

– Прихотью? Нет, что ты. Люди, как правило, лгут для того, чтобы спасти себя, по крайней мере, чтобы извлечь какую-то выгоду. Чтобы приписать себе чужие заслуги. Или, наоборот, чтобы свалить на другого свою вину. Бывает, им везет, а они выдают результат за дело рук своих. Но ложь такого рода меня не волнует. Я говорю о «благородной лжи». Лжи, распространяемой из высших побуждений. Когда незначительных людей приносят в жертву высшей цели. – Он говорил с горечью. – Эти лгуны лгут во имя величайшего добра – или того, что они провозглашают величайшим добром.

– Ого! – Нахмурившись, женщина провела ладонью по лбу, словно пытаясь разобраться в собственных мыслях. – Я потеряла нить твоих рассуждений. Если тебя выставляют козлом отпущения, на то есть веские причины.

– Точнее, кто-то считает, что на то есть веские причины. И очень может статься, в будущем эти веские причины затронут кого-то другого из нас.

– Послушай, – сказала женщина. – Ты уже упоминал о своем послужном списке. Так получилось, мне он хорошо известен. Теперь я вижу, что ты был прав. Что-то тут не так. Или ты не был таким хорошим, каким тебя считали, или ты сейчас не такой плохой, как нам про тебя сказали.

Она шагнула к нему.

– Позволь задать тебе один вопрос. «Лямбда» согласовала свои действия с Уайт-холлом?

– У нас не было времени на бумажную волокиту. Англичане о нас не догадываются.

– Понятно, – сказал Джэнсон. – В таком случае, ты должна принять решение.

«Беретта» в его руке была направлена в землю.

– Но мы получили приказ…

– Разумеется, речь идет о моей жизни. Я лично заинтересован. Но и о твоей жизни тоже. Этот урок я усвоил с большим трудом.

Похоже, женщина была в смятении.

– Ладно, посмотри еще раз в дальномер. Стрелка В ты найдешь на высоком дереве у ворот Примроз-Хилл.

Джэнсон поднес к глазам дальномер, раздвигая им листву, слыша звучащие у него в голове слова Энгуса Филдинга. «Насколько ты уверен в своем правительстве?» Определенно, в этом была своя логика. Что, если именно на Кон-Оп, возможно, внедрившем своего человека в ближайшее окружение Петера Новака, и лежит вина в его убийстве? Не этим ли объясняется официальный отказ Соединенных Штатов принять прямое участие в операции по освобождению миротворца? Но, с другой стороны, в таком случае кто пытался подставить его, переведя на счет Джэнсона шестнадцать миллионов долларов? И если Кон-Оп или какое-то другое правительственное ведомство США подстроило гибель Новака, то с какой целью? С какой целью? Неужели Новак представлял для Америки настолько большую угрозу? Джэнсон понимал, что это ключ к загадке, – загадке, которую он должен решить не только для удовлетворения собственного чувства справедливости, но и просто чтобы остаться в живых.

Его размышления оборвал страшный удар по голове. Он отшатнулся, оглушенный, не понимающий, что произошло.

Это была женщина. У нее в руках был кусок арматуры, какую используют в железобетонных конструкциях. Один конец железного прута был мокрым от крови. Судя по всему, женщина выдернула его из кучи строительных материалов, сложенных у стены каменного сарая.

– Как сказала одна леди, каждый предмет может стать оружием, если взять его правильно.

Еще один удар, на этот раз в район уха. Железный прут встретился с головой с тошнотворным стуком металла о кость. Мир вокруг Джэнсона закружился.

– Меня предупредили о твоей изворотливой лжи, – прорычала женщина.

Перед глазами у Джэнсона все расплывалось, но выражение ее лица не вызывало сомнений: жгучая, неприкрытая ненависть.

Проклятье! В тот момент, когда его бдительность должна была находиться на пределе, он позволил усыпить себя лживым сочувствием. На самом деле снайперша просто выжидала удобного случая. Она обвела его вокруг пальца.

Джэнсон повалился на землю, чувствуя, как кровь стучит в висках паровым двигателем. Он протянул руку к «беретте», но было уже слишком поздно. Женщина убегала от него со всех ног.

Удар прутом арматуры вызвал легкое сотрясение мозга; пройдет несколько минут, прежде чем он сможет подняться с земли. К этому времени снайперши уже и след простынет. Он ее упустил – свой единственный козырь.

Джэнсон ощутил подкатывающую к горлу тошноту – и какую-то внутреннюю пустоту. Можно ли кому-нибудь верить? С кем ему приходится воевать?

На чьей он стороне?

Пока что на последний вопрос он мог ответить только так: он сам за себя. Может ли он рассчитывать на союзников? Заслужил ли он такое доверие? Эта снайперша уверена в его виновности; но как поступил бы на ее месте он сам?

Взглянув на часы, Джэнсон попытался встать и потерял сознание.