Во всяком случае, жестокое обращение с телом жертв обнаруживает нечто другое, чем просто истязание. Конечно, нужно было заставить противника мучиться как можно больше и как можно дольше; но, последовательно калеча его физически, добирались до его души. Если тела жертв, «просто» обезглавленных на Марсовом поле, были растерзаны прежде чем их бросали в Тибр, то надо вспомнить, что, по глубокому убеждению римлян, целостность тела гарантирует повышение статуса в потустороннем мире. В случаях с Грацидианом, Плеторием и Вену-леем новым было то, что калечение было произведено не над трупом, а над живым телом; вот почему вырывание глаз было последней из операций, произведенных над телом, потому что нужно, чтобы они сами явились свидетелями разрушения тела. Некоторым образом выставление головы на Форуме имело почти такое же значение, потому что, узнанные и идентифицированные римлянами, они оставались там до того момента, пока разложение окончательно не исказит черты. Цицерон в своей речи в следующем году хорошо резюмирует конечную цель этих действий: «Включенный в проскрипции был не просто вычеркнут из числа живых, он даже, если так может быть, помещался ниже, чем мертвые».
Впрочем, с этой точки зрения, совершенно примечательно, что действия наших римлян конца Республики, лишавших труп членов и погребения, не отличались от действий героев Гомера, которые пачкали пылью и землей окровавленное тело своего противника. Погребальный туалет до похорон, которого старательно придерживались в Риме, является другим аспектом того же самого суеверия. И Сулла, который не мог уже отомстить своему старому врагу Марию, умершему четыре года тому назад, не мог привязать его к колеснице и протащить труп вокруг стен Рима, как сделал Ахилл с телом Гектора, протащив его вокруг стен Трои, произвел единственно возможное над ним наказание: приказал разбить его гробницу и высыпать пепел в реку Анио.
Естественно, Рим не был единственным местом, где проводилась очистка: список проскрипций содержал имена определенного количества всадников и сенаторов, игравших решающую роль в марианистской политике городов, откуда они были родом. И хороший пример этому дает город самнитов Ларино (Ларин): местные магистраты, являвшиеся римскими всадниками, встали на сторону консулов 83 года, принудив некоторых из своих сограждан покинуть город и найти убежище в армии Метелла. Когда после победы у Коллинских ворот Ларин решил подчиниться, туда вернулись изгнанники в сопровождении небольшого отряда и обнародовали эдикт проскрипций с отрывком списка, где встречались имена тех, кого нужно было казнить, в данном случае промарианистских магистратов, четырех лиц, принадлежавших к одному роду местной аристократии: Авл Аврий, Авл Аврий Мелин, Гай Аврий и Секст Вибий. Здесь еще все было четко регламентировано и не допускало насилия. Однако отмечают, что этот организованный и лимитированный аспект чистки позволил довольно быстро положить конец некоторым сопротивлениям на итальянском полуострове, исключая только виновных, чья смерть могла скрепить примирение бывших противников. Так, в Ноле, Кампания (тридцать километров северо-восточнее Неаполя), жители города, опасаясь осады, договорились с сулланскими силами и вывели за стены проскрибированных, которые были убиты эскадроном кавалерии. Много позднее в Этрурии, в Волаттерах, уставшие сопротивляться сделали то же самое. В индивидуальном плане один рассказ подтверждает эти действия: в Теане самнитский сенатор Гай Папий Мутил думал найти убежище в доме тестя. Но, разумеется, опасаясь обвинения в сотрудничестве и потому что было удобно возложить на одного ответственность выбора, который оказался гибельным, двери ему не открыли. Тогда Мутил вскрыл вены и умер, отпуская проклятия в адрес жены, чей порог он залил своей кровью.
Остается очевидным, что некоторое количество городов, особенно проявивших себя в сопротивлении Сулле, подверглись более жестоким расправам. В первом ряду среди этих городов — Пренесте. Когда Марий-младший узнал о поражении, подтвержденном головами Карринаса, Цензорина и Телезина, выставленными сулланцами, намекавшими на ту же участь, он попытался сначала сбежать через многочисленные катакомбы, позволявшие покинуть город. Но, убедившись, что все выходы охраняются, принял решение умереть: он и молодой брат Телезина, сопровождавший его, нанесли друг другу смертельные удары. И когда находящемуся в Риме Сулле принесли голову молодого Мария, он произнес по-гречески: «Нужно сначала научиться грести, прежде чем держать руль». Затем он отправился в Пренесте, где Лукреций Офелла уже расправился с сенаторами и всадниками, фигурировавшими в списке, отдав других под надзор. Первым приказом по прибытии Суллы был приказ расправиться с этими лицами. Затем он приказал собрать людей, схваченных с оружием в руках, в три группы, отделяя граждан римского происхождения, местных и самнитов. Сначала он прогнал сквозь строй последних, затем обратился к римлянам в присутствии пренестинцев: им он объявил, что ожесточенное сопротивление может стоить им жизни, и это допустил бы любой властелин, но он, Луций Сулла, тем не менее хочет их помиловать. Сказав это, он объявил пренестиндам, что Республика не могла бы простить им враждебные действия, совершенные против нее, и отдал приказ расправиться с ними. Все тела были лишены права погребения и остались на месте казни. Но Сулла пощадил женщин и детей, которым позволил скрыться, прежде чем отдать город на разграбление своим людям.
Если сравнивать то, как Сулла поступил с Пренесте, с тем, как поступали другие полководцы с итальянскими городами во время Союзнической войны, следует констатировать тот факт, что он не проявил особой жестокости: в 89 году консул Гией Помпей Страбон вел осаду Аскула (Асколи) в своем родном районе Пицены. После взятия города он приказал избить розгами и обезглавить топором всех тех, кто хоть как-то был виноват в конфликте, овладел всем имуществом и рабами, которых продал как добычу, и оставил жизнь другим жителям, но приказал им покинуть город, не взяв ничего. В конечном итоге, как только пренестинцы сдались, они должны были понять, что расправа над городом, укрывшим Мария, будет жестокой. Еще один город не питал иллюзий об участи, которая его ожидала: Норба (Норма в Калабрии), родина консула 83 года Гая Норбана, сопротивлявшегося еще несколько месяцев. Когда римские войска под командованием Марка Эмилия Лепида, присоединившегося к Сулле, благодаря измене вошли в город, жители города продемонстрировали похожее на наваждение коллективное самоубийство: одни вешались, другие вспарывали себе животы, третьи убивали друг друга, как это сделали Марий и Телезин. Некоторые даже закрывались в домах вместе со своими семьями и поджигали себя; пожар быстро распространялся и разрушал город.
Но что касается большей части италийских городов, здесь счеты сводились менее радикальным способом: проскрипция распространялась на элиту римских граждан, сенаторов, всадников, и наказание осуществлялось путем юридических процедур. Конечно, в некоторых случаях суд был скорым, так как понятие сообщничества с последователями Мария было экстенсивным, потому что были обвинены не только те, кто держал оружие, командовал операциями, снабжал деньгами, но также те, кто подчеркивал дружеские отношения, проявлял гостеприимство, был связан коммерцией с явным марианистом. Таким образом, узнаем, что некий Сфений, хозяин терм на Сицилии, был обвинен в сообщничестве с самим Марием, которого он имел несчастье принять у себя дома несколько лет тому назад; но Помпей, перед которым слушалось дело, посчитал его невиновным. Однако бесспорно, что проведение коллективного насилия через юридическую процедуру явилось примечательным вкладом в прогресс.
Во всяком случае, если сулланцы смогли захватить и убить некоторых проскрибированных, надеявшихся найти убежище в италийских городах, самые значительные лидеры ускользнули от них, и некоторые попытались организовать сопротивление, которое нужно было подавить. Таков случай с Марком Перперной на Сицилии, Гнеем Домицием Агенобарбом и Гнеем Папирием Карбоном в Африке, наконец, Серторием в Испании. Сулла не хотел оставлять в руках своих противников такую значительную часть империи, откуда шла большая часть снабжения Рима зерном. По этой причине сразу же после победы у Коллинских ворот он организовал экспедицию на Сицилию, поставив во главе ее молодого Помпея с правом осуществлять чистку: за сорок дней он урегулировал проблемы с Сицилией, а затем с Африкой. Нужно сказать, что Марк Перперна и другие сицилийские проскрибированные не оказали никакого сопротивления Помпею, когда он высадил свои шесть легионов, перевезенных на 800 грузовых кораблях с деньгами, снаряжением и оружием; они подчинили местность и отплыли в Лигурию. Начался в некотором роде триумфальный марш через остров, во время которого чистильщику с некоторым трудом удавалось помешать расправам своих солдат. Говорят даже, что во время марша он приказал опечатать их мечи и сурово наказывал тех, кто нарушал приказ. В это время 120 военных кораблей, данных ему Суллой, патрулировали Средиземное море, и из-за этих операций Марк Юний Брут, бывший претор 88 года, а теперь проскрибированный, был вынужден покончить с собой: консул Карбон, находившийся в тот момент на острове Пантеллерия (тогда назывался Коссира), отправил его в разведку на Лилибей, использовав рыболовное судно, узнать, находится ли уже там Помпей. Но судно было перехвачено флотом чистильщиков, и видя, что нет никакого шанса вырваться, Юний Брут закрепил рукоятку меча на скамье гребца и обрушился всей своей тяжестью на клинок, который его проткнул.
