А. И. Деникин считал, что «деятельность Совета имела самодовлеющий характер и в жизни армии не отражалась вовсе», она прекратилась с переездом «Совета» из Новочеркасска в Ростов. Причиной прекращения деятельности стало то, что «Совет» не смог разрешить главный вопрос — денежный, достать деньги на формирование воинских частей. Местная казенная палата обещала выделять на содержание вооруженной силы 25 % всех областных государственных сборов. Но кто же в «смутное время» платит налоги? Обещали союзные дипломаты (пресловутые 100 млн), но дали реально очень мало. Кубанское правительство отказало вовсе. Ростовская «плутократия» дала по подписке 6,5 млн, новочеркасская — около 2 млн.

Представители «общественности» не смогли обеспечить своим авторитетом финансирование антибольшевистской борьбы, и военное руководство оттеснило их. Таким образом, новые вооруженные силы формировались «без заметного политического руководства».

Формирование шло по двум направлениям. Во-первых, сколачивались чисто «русские» отряды из охранительно и патриотически настроенных элементов, бегущих из Центральной России. Состав их охарактеризовал в 1921 году М.Лацис, известный чекист: «Юнкера, офицеры старого времени, учителя, студенчество и вся учащаяся молодежь — ведь это все в своем громадном большинстве мелкобуржуазный элемент, а они-то и составляли боевые соединения наших противников, из нее-то и состояли белогвардейские полки».

Деникин писал: «В нашу своеобразную Запорожскую Сечь шли все, кто действительно сочувствовал идее борьбы и был в состоянии вынести ее тяготы». Однако особо важную роль среди этих элементов играло офицерство. Перед первой мировой войной русское офицерство было по своему происхождению все сословным. «Касты не было, но была обособленность корпуса офицеров». За войну корпус офицеров вырос приблизительно в 5 раз, кадровые офицеры к 1917 году занимали посты не ниже командира полка или батальона, низовые звенья занимали офицеры военного времени, а подавляющее большинство таких офицеров составляли выходцы из крестьян. Однако специфика профессии способствовала подбору на офицерские посты людей охранительной, патриотической направленности. «Офицерская душа — монархистка», «мое право единоличного командования зиждется на моем подчинении единоличному вождю». По мнению А. И. Деникина, офицерство — «интеллигентский пролетариат», «элемент охранительный» — легче поддавалось влиянию правых кругов и своего «правого» командования. По своим политическим взглядам 80 % офицеров, составлявших основу Добровольческой армии в тот период, были монархистами. В целом, по определению А. И. Деникина, вызрело и оформилось самостоятельное «военно-общественное движение».

Условия формирования, окружение, наплыв разного рода авантюристов окрашивали новые охранительные формирования в негативные цвета. «Большевики с самого начала определили характер гражданской войны: истребление, — писал Деникин. — Выбора в средствах противодействия при такой системе ведения войны не было». Армия формировалась во враждебном окружении, офицеры «встречали в обществе равнодушие, в народе вражду, в социалистической печати злобу, клевету и поношение». Сам настрой общества налагал свой отпечаток на Добровольческую армию. «Было бы лицемерием со стороны общества, испытавшего небывалое моральное падение, требовать от добровольцев аскетизма и высших добродетелей. Был подвиг, была и грязь», — писал А И. Деникин и сетовал, что начальник снабжения был честен, «тогда как подлое время требовало, очевидно, и подлых приемов». Но в целом подобрались «высоко доблестные командиры», а сами добровольцы отличались стойкостью и беспощадностью. Командующий генерал Корнилов инструктировал их: «В плен не брать. Чем больше террора, тем больше победы».

Основой формирований стала «Алексеевская организация». 20 декабря приказ Каледина № 1058 разрешил формирование добровольческих отрядов. Официально о создании «Добровольческой армии» и об открытии записи в нее было объявлено 24 декабря 1917 года, 25 декабря в командование армией вступил Л. Г. Корнилов. А. И. Деникин был назначен начальником Добровольческой дивизии, а С. Л. Марков стал у него начальником штаба.

Вступая в армию, каждый доброволец давал подписку прослужить четыре месяца и беспрекословно повиноваться командованию. Жалованье стали получать лишь в январе, до этого жили на один только паек. Офицерам дали оклад в 150 рублей, солдатам — 50 рублей в месяц.

За месяц, с 15 декабря по 15 января, было сформировано 6 батальонов и 3* артиллерийские батареи. Количественно это выглядело так:

Что касается трех батарей, то одну «украли» у 39-й пехотной дивизии на ст. Торговой, 2 орудия взяли на складе в Новочеркасске для отдания последних почестей погибшим и «затеряли» и одну батарею купили у казаков за 5 тыс. рублей.

По мнению А. И. Деникина, все «эти полки, батальоны, дивизионы были по существу только кадрами, и общая численность всей армии вряд ли превосходила 3—4 тыс. человек, временами во время ростовских боев падая до совершенно ничтожных размеров».

Формируясь в специфических условиях Дона, «добровольцы» вынуждены были заявить, что «первая непосредственная цель Добровольческой армии — противостоять вооруженному нападению (большевиков) на Юг и Юго-Восток России», они обещали, что «будут защищать до последней капли крови самостоятельность областей, давших им приют».

Второй реальной силой, которую удалось создать, стали «местные» ударные отряды — «партизаны», куда вошли кадровые казачьи офицеры и казачья учащаяся молодежь.

Во время большевистского восстания в Ростове Каледин, не надеясь на регулярные казачьи полки, отдал приказ о формировании добровольческих сотен. 30 ноября сорганизовался знаменитый отряд есаула В. М. Чернецова. В Новочеркасске в это время числилось 4 тыс. офицеров. На призыв Чернецова в офицерское собрание пришли 800, на предложение записаться в «партизаны» откликнулось 27, затем еще 115, но на следующий день на отправку явилось всего 30 человек.

По мнению А. И. Деникина, «донское офицерство, насчитывающее несколько тысяч, до самого падения Новочеркасска уклонялось вовсе от борьбы; в донские партизанские отряды поступали десятки, в Добровольческую армию — единицы, а все остальные, связанные кровно, имущественно, земельно с Войском, не решались пойти против ясно выраженного настроения и желаний казачества». «Главный контингент партизан — учащаяся молодежь», — констатировали современники.

Формирование частей началось и на Кубани, но трудности там были те же.

В целом же Добровольческую армию так и не удалось развернуть до численности полнокровной армии или хотя бы корпуса. Конспиративные условия формирования, «отсутствие приказа» и ряд других причин называет А. И. Деникин, указывая, что южные города были «забиты офицерами», «панели и кафе Ростова и Новочеркасска были полны молодыми и здоровыми офицерами, не поступившими в армию». В общем всенародного ополчения не вышло, и армия изначально имела, как неоднократно отмечал Деникин, «характер классовый». Исходя из этого, ясно было, что армия не может решать задач в общероссийском масштабе, потому была поставлена задача сдерживать напор неорганизованного большевизма и тем самым дать окрепнуть «здоровой общественности и народному самосознанию».

Но большевистский натиск оказался более организованным, чем предполагало «добровольческое» командование. И с казачеством возникли трения. Каледин пытался примирить все слои населения Дона, но допущенные в правительство представители крестьян сразу же поставили вопрос о Добровольческой армии, требуя ее роспуска. Фронтовые казачьи части считали «добровольцев» главной причиной «междоусобной борьбы», из-за них якобы и наступали на Дон большевики. Часть казаков откололась от Каледина, созвала в Каменской фронтовой казачий съезд и стала «договариваться с большевиками.