Вдохновленные революцией в Германии большевики начали два главных наступления: на Запад с целью ворваться в Европу вслед за уходящими немецкими войсками и на Юг, чтобы раз и навсегда разорить «гнездо несомненно контрреволюционного казачества» и, не отвлекаясь более на внутренние проблемы, все силы бросить на раздувание мирового пожара.

Лучшие силы Красной Армии, в том числе переброшенные с других фронтов, атаковали донцов по всей линии обороны. Лучшие агитаторы большевистской партии стали уговаривать казаков разойтись по домам, обещая мир и всеобщее братство и даже неприкосновенность донских границ, хотя в партийных верхах уже готовилась директива репрессировать всех казаков, кто прямо или косвенно принимал участие в борьбе с большевиками, а «прямо или косвенно» привлекалось Красновым все казачество... Утомленные борьбой, брошенные недавними союзниками-немцами, не дождавшиеся новых союзников, французов и англичан, казаки стали бросать свои полки и расходиться по домам.

Краснов ждал высадки союзного десанта. А союзники требовали объединения и единого командования, то есть подчинения Краснова Деникину. Настроены они были решительно. Обеспечивавший связь союзников и Деникина генерал Щербаков настоятельно рекомендовал Деникину надавить на Краснова и потребовать подчинения Дона «добровольцам»: «Для сего осталось сделать лишь небольшие дипломатические усилия, успех коих обеспечен, так как опирается на все могущество союзников».

8 января 1919 года Краснов пошел на «оперативное объединение» с Деникиным. На станции Торговой донское и добровольческое командование обсуждало этот непростой вопрос весь день. Деникин, уверенный, что Донская армия стоит на грани катастрофы, предложил кроме единства военного еще и единство государственное на основе «полного признания автономии новых государственных образований». Предполагалось, что Донская армия в оперативном отношении подчинится Деникину, но ни одна часть не будет уведена с Дона, если Дону будет угрожать опасность. Дон также должен был платить углем за оружие, поставляемое союзниками.

Краснов был согласен на объединение почты, телеграфа и судебной системы, все это при наличии подготовленных местных кадров все равно осталось бы под контролем донцов, но отклонил государственное объединение и заявил, что гласное признание единого командования невозможно теперь, «ибо вслед за этим казаки уйдут по станицам». Командующий Донской армией, 34-летний генерал С. В. Денисов, предупреждал, что казаки не потерпят подчинения «русским генералам» и взбунтуются. Он предлагал объединиться формально, чтобы успокоить союзников. Деникин настаивал на полном и реальном подчинении и дважды порывался прекратить обсуждение и уехать. Генерал Щербачев настаивал:

— Предположим, что единое командование невозможно. Но союзники его требуют, и развал Дона им не страшен... Помощь союзников за нами, затягивая соглашение, мы рискуем ею.

Краснов намекал, что лучше бы назначить главнокомандующим какое-нибудь «третье» лицо, чтобы ему одинаково подчинялись и командующий Добровольческой армией Деникин и командующий Донской армией Денисов. Это мог быть либо французский ставленник Щербачев, либо адмирал Колчак, который незадолго до этого возглавил белые армии на Востоке. Но перерешать было поздно. Как заявил генерал Смагин, «соглашение ведь есть. Нужно только его оформить».

Как только Деникин в очередной раз попытался встать и уйти, Краснов сказал ему:

— Антон Иванович, ввиду сложившейся обстановки я считаю необходимым признать над собой ваше верховное командование, но при сохранении автономии Донской армии и подчинении ее вам через меня. Давайте составим об этом приказ.

Деникин сам написал и подписал приказ, а Краснов от себя добавил: «Объявляя этот приказ главнокомандующего Вооруженными силами на Юге России Донским армиям, подтверждаю, что по соглашению моему с генералом Деникиным конституция Всевеликого войска Донского, Большим Войсковым Кругом утвержденная, нарушена не будет. Достояние Дона, вопросы о земле и недрах, условия быта и службы Донской армии этим командованием затронуты же будут, но делается это с весьма разумною целью достижения единства действий против большевиков».

«Добровольцы» были недовольны добавлением. Генерал Драгомиров считал, что им совершенно уничтожается весь смысл приказа о едином командовании. «Деникин махнул рукой: делайте, мол, как хотите». А командующий Донской армией генерал Денисов, наоборот, сказал Краснову:

— Вы подписываете себе и Войску смертный приговор...

В сознании современников это соглашение отразилось следующим образом: Краснова «удалось подчинить» «только благодаря поддержке союзников».

Краснов же считал, что он выполнил условие, поставленное союзниками, и теперь они окажут Дону и «добровольцам» военную помощь. Действительно, через два дня в Новочеркасск прибыл генерал Пуль. Краснов указал ему на «упущенные возможности»: «Вы не послушали тогда меня, старого солдата... Медленно и осторожно с большими разговорами и совещаниями приближались вы к этому гаду, на которого надо смело броситься и раздавить его». Генерал Пуль заверил, что союзники несомненно окажут помощь донскому казачеству. «Однако целый ряд технических трудностей не позволяет сделать это слишком быстро».

Но надежду на английский десант пришлось оставить. Посланец Дона в Париже генерал Свечин сообщал Краснову: «Нет ни одного солдата и даже офицера, который не только желал бы продлить войну, но даже и слышать об этом не может... Английский генерал Томсон (генерал-квартирмейстер при английском представительстве на мирной конференции) на завтраке сказал, что Англия не даст живой силы. Американский член конференции Сесиль (бывший член правительства) сказал при мне — снабжение дадим, живой силы нет».

Надежды на помощь союзников какое-то время удерживали казаков на белом фронте. Устойчиво держался слух, что союзники подойдут к 1 февраля. 15 (28) января 1919 г. Краснов писал Деникину и жаловался на разлагающую войска агитацию: «Главное, на чем они играют, — это отсутствие союзников. Они говорят, что казаков обманывают, и это в связи с утомлением, большими морозами и тяжелыми условиями борьбы на севере вне железных дорог разлагает северные станицы, и они очищают фронт». Краснов просил хотя бы 1 батальон иностранных войск для агитации. «Теперь можно отстоять Дон, через две недели Дон придется завоевывать, так же как Украину. Теперь достаточно 2—3 батальонов, тогда потребуются целые корпуса». Но помощь союзников не пришла, и после 1 февраля даже старики, добровольно сражавшиеся с большевиками, решили бросить фронт.

Донские части развалились. Первыми пошли по домам казаки Вёшенской станицы. Атаман сам ездил их уговаривать, грозил сравнять станицу с землей, но казаки его и слушать не стали, просто не пустили в Вёшенскую. Большинство казаков северных округов расходятся по домам, припрятав оружие. Ядро армии — в основном низовое казачество — уходит за Донец и Маныч. Строй сохраняют 15 тысяч отборных бойцов, столько же уходят от красных без всякого порядка и пытаются осесть в низовых станицах.

Мысль о возможном разрешении неравной борьбы миром начала зарождаться в голове некоторых интеллигентов. Некоторые шептались о возможности «замирения», большинство просто разбегалось, увозило из Новочеркасска семьи.

Лидеры донских кадетов видели спасение в полном подчинении Деникину и консолидации сил под знаменем «Единой и Неделимой России». Краснов же, уже допустивший «оперативное объединение» с Деникиным, предвидел в этом крах антибольшевистского движения на Дону, так как единственной идеей, способной сплотить народ против большевиков, считал национализм. Впоследствии он писал: «Как только война перестала быть национальной, народной — она стала классовой и как классовая не могла иметь успеха в беднейшем классе. Казаки и крестьяне отошли от Добровольческой армии, и Добровольческая армия погибла».

Последней попыткой было обращение к французам. Англичане в помощи живой силой отказали. Но тот же Свечин из Парижа докладывал: «Ллойд-Джордж и Вильсон решили всячески помочь русским армиям снабжением, снаряжением и вооружением, для чего каждому иметь свой район: французы — юг, англичане — север и Кавказ, американцы и японцы — восток». Из этого донесения трудно было понять, в чью зону влияния попадает Дон, но ясно было, что раздел Юга союзниками уже произошел, и традиционно казачьи территории (Кубань и Терек) попали в английскую зону. Такая же судьба, видимо, была предопределена и для Дона, доказательством тому стало появление 16 января 1919 года на Дону английской экономической миссии. Но в то же время Краснов знал, что французы претендуют на Донецкий бассейн — часть Донской области. А французы в отличие от англичан свои десанты высаживали. Греки, поляки, сенегальцы французской службы, сами французы наводнили Одессу. Что стоило им высадиться в Таганроге?