Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Рассказ Альсиры навел меня на мысль, что и Эвита, и юная Алькантара притягивали к себе схожие несчастья: первая из-за своей власти, вторая — из-за своей красоты. Красота девочки была нестерпима, потому что наделяла ее властью; в случае Эвиты власть была нестерпима, поскольку наделяла ее знанием. Существование обеих было столь избыточным, что, подобно фактам, не подходящим для истории, они остались без своего настоящего места. Лишь в романах смогли эти женщины обрести свое законное место — так в Аргентине всегда происходило с людьми, которые осмеливались жить сверх меры.

Глава третья

Ноябрь 2001 года

В пансионе было тихо днем и шумно ночью, когда взрослые обитатели возобновляли свои нескончаемые дрязги, а ребятня поднимала рев. В итоге я смирился с тем, что буду писать диссертацию в другом месте. Каждую ночь с часу до шести я просиживал за столиком в кафе «Британико», напротив парка Лесама. Это заведение находилось в двух шагах от моего неспокойного жилища и никогда не закрывалось. Я развлекался тем, что смотрел сквозь узорчатые окна на тени в заброшенных садах и на скамейки, на которых теперь находили приют семьи бездомных. На одной из этих скамеек Борхес весной 1944 года поцеловал Эстелу Канто, после того как днем раньше послал ей пламенное любовное послание: I am in Buenos Aires, I shall see you tonight, I shall see you tomorrow, I know we shall be happy together (happy and drifting and sometimes speechless and most gloriously silly), и все-таки он стыдился этого безудержного жара: «Я в Буэнос-Айресе, я увижу тебя сегодня вечером, я увижу тебя завтра, я знаю, что мы будем счастливы вместе (счастливые и плывущие по течению, порой безмолвные и упоительно глупые)». Борхесу тогда было сорок пять лет, однако о своих чувствах он говорил робко и нескладно. В тот вечер он поцеловал Эстелу на одной из скамеек, а потом он снова целовал и обнимал ее в амфитеатре на улице Бразилии, под куполами Русской православной церкви.

Уго Васт, воинствующий писатель-католик, только что назначенный министром юстиции, порешил запретить все, что Ватикан находил аморальным — в первую очередь мысль о плотской любви, — потому что именно в этом он видел причины тогдашнего упадка Аргентины. Романист ополчился на танго, приказав заменить все непристойные тексты другими, более благочестивого содержания, и отправил полицейских Буэнос-Айреса вылавливать на улицах столицы влюбленные парочки.

Борхес и Эстела были легкой добычей. При свете луны, в безлюдном амфитеатре их слившиеся силуэты так и манили стражей порядка. Патрульный четырнадцатого комиссариата возник прямо перед ними, «как будто бы с неба свалился», рассказывала впоследствии Эстела, и попросил предъявить удостоверения личности. Оказалось, что оба забыли документы дома. Борхеса и Эстелу арестовали и продержали в каком-то дворике вместе с другими неопознанными личностями до трех часов утра.

Я услышал эту историю от Сесостриса Бонорино, который знал ее вплоть до мельчайших подробностей. Только потом я задумался, откуда ему все это известно. Бонорино знал, что в тот вечер у Эстелы в сумочке была пачка сигарет «Кондал» и что она выкурила две из девяти остававшихся в пачке; он мог описать содержимое карманов Борхеса: там находился карандаш, две карамельки, несколько бумажек цвета ржавчины достоинством в одно песо и листок бумаги с переписанным стихотворением Йейтса: I’m looking for the face I had / Before the world was made («Я ищу то лицо, что носил / До сотворения мира»).

Однажды ночью, отправляясь в кафе «Британико», я услышал, что меня подзывают из подвала. Бонорино стоял на коленках на четвертой или пятой ступеньке лестницы и приклеивал свои карточки на перила. Он был низенький и лысый как луковица, совершенно без шеи и с такими задранными плечами, что оставалось неясно, рюкзак ли у него за плечами или это такой горб. Незадолго перед этим, когда я видел библиотекаря при свете дня, меня поразила также его желтизна, почти что прозрачность. Бонорино казался человеком любезным, а со мной так вообще обращался почтительно — быть может, оттого что я здесь был проездом, или же потому что я разделял его страсть к чтению. Сейчас он просил, чтобы я одолжил ему на пару часов «Through the Labyrinth»[49], громоздкий фолиант издательства «Престель», который хранился у меня в чемодане.

Читать его мне не нужно, я и так знаю все, что там написано, похвастался библиотекарь. Я просто хочу рассмотреть иллюстрации.

От этих слов я растерялся и не сразу нашелся что ответить. Никто в пансионе не видел этой книги, я здесь вообще не доставал ее со дна чемодана. То, что Бонорино ее читал, показалось мне не менее странным — ведь ее напечатали меньше года назад, в Лондоне и Нью-Йорке. К тому же библиотекарь произносил слово «through» на испанский манер, выговаривая каждую букву. Я подумал про себя, что Энрикета, наводя порядок в моей комнате, основательно порылась и в моем багаже.

Я рад, что у меня есть сосед, говорящий по-английски, сказал я ему по-английски. По отсутствующему выражению его лица я понял, что мой сосед не разобрал ни слова.

Я готовлю «Национальную энциклопедию», отвечал он. Если вас не затруднит, хотелось бы, чтобы вы в свободную минутку объяснили мне англосаксонскую методику словарного дела. Мне много рассказывали про «Оксфорд» и «Вебстер», однако я не имею возможности их прочитать. Я знаю больше, чем любой нормальный человек в моем возрасте, но все, что я узнал, нигде не преподается.

Зачем же вам тогда «Престель»? Лабиринты, которые там возникают, созданы, чтобы запутать, а не чтобы объяснить.

Я бы не стал так утверждать. Для меня это путь, по которому невозможно двигаться вспять, или же способ путешествовать, не покидая исходной точки. Посмотрев на изображение лабиринта, мы ошибочно полагаем, что его форма задана линиями, которые его очерчивают. На самом деле наоборот: его форма — это пустое пространство между линиями. Так вы одолжите мне этот вадемекум?

Конечно, ответил я. Завтра же принесу.

Я мог бы сразу же подняться за книгой к себе в комнату, но в час у меня было свидание с Тукуманом в «Британико», и я уже опаздывал. С тех пор как мы пообщались со скандинавами, мой друг был одержим идеей устроить в подвале демонстрацию алефа для туристов, а для этого требовалось либо устранить Бонорино, либо привлечь его на свою сторону. Вся затея казалась мне бредовой, однако именно я в конце концов придумал решение проблемы. Библиотекарь был фанатичным приверженцем порядка, он сразу же заметит любую путаницу в своих карточках. Начиная с пятой ступеньки картонные квадратики разных цветов и размеров сплетались в паутину, узор которой был ведом только ему. Если бы кто-то, спускаясь по лестнице, сдвинул эти карточки ногой, Бонорино поднял бы вопль до небес и тут же бросился бы звать полицейских. Тукуман несколько раз пытался пробраться в подвал, но всякий раз безуспешно. Мне же, наоборот, удалось заинтересовать старика одной книжкой, которую я привез с собой, — «Антологией новой американской поэзии». Там помещены три стихотворения Борхеса, которых больше нигде не найдешь: «Гитара», «На улице Серрано», «Закат» и первый вариант «Dulcia linquimus arva». Я подумал, что такой эрудит, как Бонорино, не упустит случая полюбопытствовать, как Борхес, переходя от одного черновика к другому, постепенно освобождается от риторических неправильностей.

Я дожидался Тукумана в отдельном зале кафе. Мне нравилось угадывать за этими окнами неясные силуэты пальм и типуан[50] в парке Лесама и воображать каменные кувшины на центральном проспекте, на гипсовых пьедесталах которых помещались одинаковые барельефы богини плодородия. Поутру эти места были мрачными, и бродить здесь никто не отваживался. Мне достаточно было знать, что все это находится через улицу от меня. В этом парке когда-то родился Буэнос-Айрес, из этих оврагов вышел он на приплюснутые поля, бросая вызов ярости юго-восточных ветров и алчной грязи залива. По ночам влажность ощущалась здесь сильнее, чем в других местах, и люди задыхались летом и до костей промерзали зимой. Однако в «Британико» как-то ухитрялись с этим бороться.

вернуться

49

«Сквозь лабиринт» (англ.).

вернуться

50

Типуана — дерево семейства бобовых с яркими желтыми цветами.

15
{"b":"164322","o":1}