– Согласитесь, эффектно – но, увы, не очень доходчиво. Ну, нам пора. Вам ничего не понадобится. Это недалеко.

Ее охватил страх. Он волной налетел на нее, и она задрожала. Она ненавидела себя за эту слабость. Несмотря на леденящий душу страх, она ненавидела себя за то, что позволила этому чудовищу увидеть ее дрожь. Она попыталась сделать глубокий вдох, но он застрял посредине – страх мешал ей. Она все же сумела спросить:

– Можно мне взять с собой кое-что?

– Вы хотите собраться?

– Нет, я возьму только одну вещь. Она там, в комнате.

Она целое мучительное мгновение выдерживала его взгляд. Потом он хмыкнул.

– Хотите, угадаю с трех раз? Эта вещь больше хлебницы? Идите, но только быстро.

Ей удалось собрать остаток сил и пройти через весь дом. Слава богу, трость была при ней – тело ее словно окаменело. Оно не желало двигаться, оно забыло, как нужно ходить. Но она двигалась. Она шла медленно, неуверенно, с каждым шагом приближаясь к своему кабинету.

Она вошла и в течение нескольких мгновений смотрела на свой рабочий стол, где лежал открытый дневник. Теперь ей уже никогда его не закончить. Она не сможет его завершить и спрятать в надежном месте, чтобы в один прекрасный день его нашли и вся правда стала известна. Никогда. Все кончилось. Финал.

– Ладно. Все в порядке. Надо идти. – Она произнесла это вслух, подходя к платяному шкафу, который стоял у стены. Выдвинула верхний ящик и нащупала кусочек дерева, серебристую щепку, которую дал ей Хью в их последнюю встречу. Она с той поры собрала немало других деревяшек, но им придется остаться здесь. Она не знала, что будет делать с этой щепкой там, куда ей предстоит отправиться, но этот кусочек дерева был ей нужен. Зажав его в кулаке, она вышла из комнаты.

Шумда ждал у входа. Увидев ее, он настежь распахнул дверь. Склонившись в шутовском поклоне, он широким жестом предложил ей пройти первой. Она заковыляла, тяжело опираясь на трость. Ей было так страшно. Ее мучила боль в коленях. Куда он ее повезет? Она услышала, как он закрыл дверь. Мягко взяв ее под руку, помог ей спуститься по единственной ступеньке с крыльца во двор. Собака исчезла, печенье тоже. Несколько минут назад это было так необычно и забавно – печенье с шоколадной крошкой на ее тропинке, – но теперь ничего забавного не осталось. Скоро не останется ничего.

Они вышли на улицу, где он попросил ее подождать и исчез за углом. Она подняла глаза к небу. Самолет прочертил на голубом фоне тонкую белую линию. Где-то в стороне взревел мотор, завизжали покрышки. Потом настала тишина, а скоро снова защебетали птицы.

Перед ней остановился сверкающий зеленый фургон. За рулем сидел Шумда. На голове у него красовалась бейсболка команды «Сан-Диего Падрес». Он вышел из машины, открыл дверцу и помог ей устроиться на пассажирском сиденье. Забираться в автомобиль в последнее время стало для нее настоящей проблемой, но поскольку она почти никуда не ездила, это не имело значения.

– Куда мы едем?

– Это сюрприз.

– Не нужны мне никакие сюрпризы. Скажите мне. Я имею право знать.

– Спокойно, Миранда. Сидите себе и наслаждайтесь поездкой. Вы так давно не выходили из дома.

Она сложила руки на коленях и стала смотреть в окно. Когда Шумда Снова заговорил, она сделала вид, что не слышит его, даже головы не повернула. Поняв, что она ему не ответит, он принялся болтать без умолку. Он рассказал, что делал все эти годы, что все эти годы делала она («Мне было велено глаз с вас не спускать»), говорил обо всем, чего она не желала слышать. Она смотрела в окно, изо всех сил стараясь не обращать на него внимания. Если этой поездке суждено стать последней в ее жизни, она не хочет, чтобы его голос тревожил ее слух. Киоск с гамбургерами, автозаправка. Ну почему так вдруг? Они что, не могли ее предупредить? Хотя бы за день. Если бы ей дали этот день, она успела бы все закончить и ждала бы его у двери. Мимо промчался желтый кабриолет с симпатичной брюнеткой за рулем. Потом показался «фольксваген» – такая развалина, словно раз шесть объехал вокруг света. Управлял им мужчина с гладко выбритой головой. Руки его непрестанно шевелились на рулевом колесе. Магазин старой книги. Одного дня ей бы хватило. Сегодня, когда она работала, у нее несколько раз болезненно сжался желудок, потому что в глубине души она знала, что труд ее близится к концу – а чем тогда заполнить оставшиеся дни? Почему Шумда столько лет шпионил за ней? Она ни для кого не представляла угрозы. Никогда. К тому же это было так давно. Вскоре после того, как все закончилось, она стала терять память, и хотя написала этот дневник, многие события той поры напоминали ей теперь греческие руины.

Она никогда не собиралась перечитывать написанное, но сейчас, сидя в машине рядом с Шумдой, злилась при мысли о том, что у нее и возможности такой не будет. Столько труда, а она теперь не сможет вернуться и заново пережить кое-какие эпизоды, которые уже, вероятно, забыла. Сколько может удержать в себе стареющий мозг, прежде чем под давлением прожитых лет не даст течь?

Ветчина в медовом соусе, солнечные очки со скидкой, Мэнсфилд-авеню, уличные знаки – все это мелькало за окном машины. Он прибавил скорость. Куда же они едут? Ей вдруг вспомнилась Франсес Хэтч среди цветов в больничной палате.

А что, если Шумда свозит ее куда-то, а потом доставит обратно домой? Робкая, крохотная надежда, вспыхнувшая было в ее душе, в тот же миг погасла. Все кончено. Она не сомневалась: ее ждет именно то, чего она боится, и будет оно ужасным. Она вспомнила, как вернулась в комнату Франсес и застала ту в слезах.

На Ла-Бреа он свернул влево и поддал газу. Вечерело. Небо все еще было ярким, но когда они садились в машину у ее дома, воздух уже остывал, успокаивался: природа начинала готовиться к ночи. По Ла-Бреа, мимо дешевых мебельных салонов, дешевых магазинчиков, дешевых забегаловок. На тротуарах здесь было заметно оживленнее, чем в других районах, – люди ждали автобусов на остановках, ждали друзей, ждали малейшего проблеска счастья, перемен, которые никогда не наступят.

Миранде повезло, и она это знала. Она много путешествовала, у нее была интересная работа, она была сама себе голова. Она заработала кой-какие деньги. Короткое время знала удивительного человека и была им любима. Хью. Если конец близок, то она хочет встретить его, думая о Хью Оукли. Словно прочитав ее мысли, Шумда прервал ее:

– Почему вы это сделали?

– Что сделала? – Голос ее звучал хрипловато – ей не хотелось отвечать на его вопросы, особенно теперь, когда времени осталось так мало.

Он оторвал руку от рулевого колеса, взмахнул ею и снова уронил на руль.

– И вы ведь не единственная. Были и другие, кто сделал то же самое. Но мне просто любопытно. Что же в человеке должно быть такое, чтобы он взял и добровольно променял ту жизнь, что у него была, вот на эту?.. – Он снова поднял руку и взмахнул ею, словно отгоняя муху. – И вы ведь даже не знали, кому ее отдаете! Просто непостижимо. Подарить свое бессмертие чужому дяде. Человеку, которого вы в глаза не видели!

«Додж» остановился у светофора. Шумда взглянул на нее и скорчил гримасу. Она словно не замечала его и смотрела прямо перед собой. Загорелся зеленый свет, но Шумда не трогался с места и продолжал смотреть на нее.

В конце концов она сказала – скорее себе, чем ему:

– Я никогда всерьез об этом не задумывалась. Пришло время, и я должна была это сделать. Вот и все. Разве не удивительно? Я всегда боролась сама с собой: со своим сердцем, со своим разумом. И – с переменным успехом. Но это решение далось мне без борьбы. У меня и тени сомнения не возникло.

Старая женщина улыбнулась. Выражение ее лица изменилось, словно все бури, когда-то бушевавшие в ее груди, улеглись и она обрела покой. Шумда никогда не встречал человека, который, оказавшись в ее положении, был бы так спокоен, а уж он-то всяких повидал. Да, всяких.

– Жизнь собирается плюнуть вам в лицо, Миранда. Я на вашем месте не стал бы улыбаться.