Оба помолчали, потом Люк спросил:

— Ты никого здесь не хотела бы навестить?

Мадлен покачала головой. Он просто не мог понять, насколько безразлично ей это место. Пусть она родилась здесь, но у нее не осталось добрых воспоминаний. Они с отцом и братьями жили в крошечной хижине на краю деревни. Там никогда не было вдоволь еды, зимой не хватало тепла, и никто не знал любви. Мать умерла, когда Мадлен не было и трех лет, а отца, грубого и бездушного человека, не беспокоили ни дети, ни крайняя нищета.

Мадлен вспомнила голод и одиночество. Тьери батрачил у пожилой четы в другой деревне, а Ренар отчаянно ссорился с отцом, пока не ушел из дому за два года до того, как Филипп увез ее.

— Значит, поедем? — спросил Люк. Она кивнула, сказав:

— Поезжайте через деревню.

Взглянув на Мадлен с участием, он так и сделал. Потом по ее знаку остановил фургон на самой окраине у заброшенной хижины.

— Вот здесь я и родилась, — тихо сказала она, ненавидя себя за то, что стыдится. — Совсем не похоже на Шаторанж, правда?

— Не следовало мне привозить вас сюда. — Люк взял Мадлен за руку. — Вам очень тяжело вспоминать?

— Нет, — солгала она. — Хотя до сих пор не могу понять, как можно продать своего ребенка?.. Ведь мой отец сделал именно так, Люк. Мне бы хотелось назвать это как-нибудь иначе, но суть-то такова…

Когда он обнял ее, Мадлен не сопротивлялась. Она была рада его объятиям. Ей было так хорошо и спокойно в эти мгновения..

— О, Мади… — Люк вздохнул, нежно касаясь губами ее волос. — Должно быть, у вашего отца было каменное сердце.

Она была удивлена, что он не пытается, пользуясь моментом, поцеловать ее по-настоящему. Удивлена и благодарна. Он только дал ей то утешение, в котором она нуждалась, ничего не требуя взамен. Она подумала, что Люк проявляет чуткость, неожиданную для человека, который не может понять ее воспоминаний, поскольку родился в совершенно других условиях. Теплое чувство к нему охватило девушку с почти болезненной силой.

Мне нравится этот мужчина, думала она, более всех, кого я встречала, и его прикосновения творят со мной удивительные вещи. Она неохотно отстранилась, глядя в его лицо с благодарной улыбкой. И тут Люк снова удивил ее печальным выражением глаз. Неужели на него так подействовал ее рассказ о детстве в нищете?

На самом деле Люк думал о другом. Он снова возжелал Мадлен так же сильно, как в тот день, когда впервые сделал ей предложение, однако теперь вдруг понял, что она уже никогда не будет принадлежать ему. Он слишком сблизился с ее семьей, слишком хорошо узнал их всех и то достоинство, с которым они держатся. Разве сможет он оскорбить это поистине святое семейство предложением Мадлен стать его любовницей?

Жизнь на ферме устраивала Люка во всех отношениях. Он уже нашел людей, готовых помочь в его деле. Более того, эти места становились постепенно ему домом. Беда только в том, что он не знал, сколько еще сможет воздерживаться от попытки соблазнить Мадлен…

Когда она спросила его о причине задумчивости, он заставил себя улыбнуться.

— Вдруг навалилась усталость, — отмахнулся он. — Поехали домой.

Следующие несколько дней Мадлен была занята хлопотами на ферме. Отсутствие тетушки прибавило ей работы по дому. Люк и другие помогали, как могли, но большая часть забот легла на нее. В конце недели Люк поехал в Ванн забрать мадам Лемуа.

Свадьба Тьери планировалась на конец мая, и вся семья надеялась принять участие в торжестве. В обычные времена это было бы невозможно, поскольку один из мужчин всегда оставался для присмотра за фермой, но Лемуа-старший решил, что Люк теперь вполне способен управиться с такой задачей. В помощь ему оставался молодой Рауль. Свадьба должна была состояться в маленькой рыбацкой деревушке в восточной части полуострова Киберон, и Тьери собирался переправить туда всех на своей лодке. Мадлен с нетерпением ожидала выезда и лишь немного сожалела, что Люк не составит им компанию.

За несколько дней до отъезда на ферме объявился старший из братьев Мадлен — Ренар. Он приехал в конце дня, когда мужчины работали в поле. Мадлен возвращалась в дом, накормив кур, и увидела обросшего темной бородой гиганта, небрежно привалившегося к стене у входа на кухню. Она представления не имела, кто это может быть, и потому насторожилась.

— Мади? — спросил гигант, явно удивившись.

Прежде чем Мадлен успела ответить, в дверях появилась тетушка.

— Поздоровайся с братом, — подсказала она.

На мгновение Мадлен онемела.

Здоровяк хмыкнул и распростер объятия.

— Не думаю, что она помнит меня, тетя Мари.

— Конечно, помню, — возразила пришедшая в себя Мадлен, — но не таким! — Совершенно счастливая, она кинулась к нему и оказалась в медвежьих объятиях.

Снова хмыкнув, Ренар оторвал ее от земли, потом, поставив на ноги, осветил широчайшей улыбкой, обнажившей крепкие, хотя и кривые зубы.

— Малышка Мади! О мой Бог, как ты изменилась! Хотя ты всегда обещала стать красавицей. Иначе маркиз не забрал бы тебя…

— Ты такой большой! — воскликнула она, и брат расхохотался, запрокинув голову. Он имел здоровый и цветущий вид. На его ногах были башмаки вместо обычных сабо, и его лошадь, наверное, стоила больших денег. — И замечательно выглядишь, — удовлетворенно констатировала она. — Ты должен мне все рассказать. Где ты, чем занимаешься?

— Путешествую, — уклончиво ответил он, — что-то продаю, что-то покупаю, но мне бы не хотелось говорить о себе, сестренка. Я жду рассказов о Париже и твоих тамошних делах.

Час спустя, когда вернулись мужчины, Ренар жизнерадостно поприветствовал их. Ко всеобщему удивлению, он обнял и Люка.

— Вот не знал, что вы живете здесь, Валери! — воскликнул он. — Как вам моя сестренка, а?

— Ваша сестра очень красива, — искренне ответил Люк.

Позже, когда она спросила Ренара, как он познакомился с Люком, тот не дал внятного ответа.

— У нас есть общий друг. Он говорит, что Люк — граф. Это правда, Мади?

— Правда, — ответила она.

Она не поверила, что Ренар говорит о Люке, когда тот добавил:

— Он мне нравится. Он один и тот же со всеми, разговаривает ли со мной, Кадудалем[16]или с дворянами.

Это заставило Мадлен еще более заинтересоваться компанией, в которой встречаются ее брат и Люк. Графы не заводят дружбу с крестьянами — во всяком случае, не на равных. Положение Люка на ферме — исключение.

Мужчины, похоже, восприняли приезд Ренара как повод для праздничного застолья. Выпив изрядное количество сидра, они, согласившись с предложением Люка, принялись за водку. Когда дело за столом дошло до песен, тетушка Мадлен решила, что пора ложиться спать. Она звала с собой и племянницу, но та пока не чувствовала усталости.

— Я лучше пойду прогуляюсь, а уж потом поднимусь наверх, — сказала она. — Не беспокойтесь, я не пойду далеко.

Взяв шаль, она вышла во двор. Вечер был чудесный. Звезды и полная луна заливали все своим бледным светом. Верная своему слову, Мадлен не стала удаляться от фермы, а лишь спустилась к полю, где паслись лошади. Шарлемань услышал ее шаги и помчался навстречу, надеясь получить лакомство. Под своей сверкавшей в лунном свете легкой попоной он казался призрачным конем. Ткнувшись теплым носом в ее пустую ладонь, он обиженно фыркнул.

— Совсем разбаловался, — раздался у нее за спиной голос Люка. — Это все Ги. — Упрек был высказан вполне добродушным тоном и явно заплетающимся языком.

— Он такой славный, — сказала Мадлен, гладя лошадиную шею.

— Ты тоже.

Мадлен напряглась, почувствовав прикосновение его руки к волосам. Она отступила немного и повернулась к нему.

— Смотреть смотри, а руками не трогай, да? — Люк криво улыбнулся и привалился спиной к грубой изгороди. Мадлен подозревала, что иначе он бы просто упал. — Вы должны признать, что с самого приезда сюда я веду себя очень хорошо… как подобает безупречно воспитанному человеку.