— Никогда.

Эдвард обратил глаза на дорогу.

— Скажите, мисс Хепворт, ваши родители были счастливы вместе?

Вопрос показался Диане весьма странным, но причин не отвечать на него не было, и она сказала:

— Мои родители жили друг для друга, лорд Гартдейл. Они не были бы счастливы порознь. Слава богу, они умерли одновременно.

— Вот как?

— Да. Каким бы горем ни была для меня потеря родителей, ситуация была бы гораздо трагичнее, если бы один из них намного пережил другого.

Эдвард долго молчал, и это заставило Диану обернуться и посмотреть на него. — Я что-то сказала не так, милорд?

— Вовсе нет. — Эдвард повернул голову, встретившись с ее вопросительным взглядом. — Просто вы еще сильнее запутали меня в моих попытках разгадать вас.

Диана ничего не ответила на это. В противном случае могло сложиться впечатление, что она пытается себя оправдать, а ей вовсе не хотелось оправдываться даже перед ним, и поэтому она перевела разговор на отвлеченный предмет, который не касался ни ее, ни его.

— Скажите, лорд Гартдейл, что вы думаете по поводу открытия школ для крестьянских детей?

На лице Эдварда явственно отразилось недоумение.

— Я всегда считал это актуальным, мисс Хепворт. Невежество порождает невежество. Мне кажется, стремление к знаниям заложено в человеке от природы, оно тем более сильно в детях, которые, как правило, более способны к обучению, чем взрослые.

— И, тем не менее, высокая цена за образование или необходимость помогать родителям по хозяйству зачастую препятствуют детям осуществить эти стремления, не так ли?

— Именно так.

— Так какое же решение проблемы вы предлагаете, чтобы помочь вашим работникам преодолеть эти трудности?

Не ожидая от Дианы такого интереса к этому вопросу, Эдвард с удовольствием изложил ей свои планы, которые он ранее обсуждал разве что с управляющим.

Эдварда глубоко тронуло не только горячее желание Дианы помочь людям, к которым судьба оказалась не столь благосклонна, но его также поразили ее глубокие и продуманные замечания по существу дела и готовность высказать свое мнение, свидетельствующие о живости ее ума. Она могла и была готова воспринимать новые для нее идеи, как только ей становились понятны их достоинства. Ей было интересно обсуждать любые вопросы, касающиеся классовой структуры общества. Чувство юмора у них с Эдвардом оказалось одной природы, и он поймал себя на том, что хохочет вместе с Дианой над чем-то, что большинство дам вовсе не нашли бы смешным.

Чем дальше, тем больше Диана напоминала Эдварду Дженни. Обе они обладали здравым умом, любили жизнь и страстно отстаивали свою точку зрения. Теперь, когда мысль об их сходстве пришла Эдварду на ум, его осенило, что именно его утреннюю спутницу Диана напомнила ему в их первую встречу. Это сходство с каждой минутой казалось ему все более поразительным: обе женщины были высоки и стройны, у обеих были темные волосы, хотя в отличие от Дианы, которая зачесывала их вверх и собирала на затылке, Дженни убирала их в сеточку. И, конечно, Диана не носила вуали.

Эдвард вынужден был себе признаться, что видеть ее и говорить с ней доставляет ему большое удовольствие. Быть может, оттого, что предметом их разговора было будущее, Эдвард раздумал возвращаться к прошлому. Он так и не вернулся к разговору о ее отношениях с лордом Дерлингом, не попросил объяснить причину их разрыва, ибо с удивлением понял, что не хочет расстраивать ее. Поэтому он решил поддерживать разговор о предметах, интересных им обоим.

После того как Эдвард отвез Диану на Джордж-стрит, он осознал, что не продвинулся в своих расследованиях ни на шаг. Он так и не узнал причины визита Дианы со своими родственницами к его матери.

Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что кто-то говорит неправду. Диана Хепворт совсем не такая, какой ее представляет лорд Дерлинг. Эгоизм и злонамеренность ей не свойственны. Она не пыталась выставить себя в выгодном свете, тем более за счет других. Она была чуткой и доброжелательной по отношению к людям, и теперь Эдвард никак не мог себе объяснить слова лорда Дерлинга о ней. Разве что самому лорду Дерлингу есть что скрывать.

Вскоре после возвращения Дианы вернулась и Фиби. С пылающими щеками и сверкающими, как изумруды, глазами девушка восторженно кружилась по комнате.

— Господи! Как я счастлива, что вы обе здесь! Я хочу рассказать вам о том, как у меня прошел день.

— Прогулка с капитаном Уэтерби тебе понравилась? — поинтересовалась миссис Митчелл.

— Очень! Мы ездили в Гайд-парк. Там, верно, была половина общества.

Вспомнив, что именно по этой причине Эдвард не пожелал туда отправиться, Диана улыбнулась.

— Но знаете, что было лучше всего? — спросила Фиби, присаживаясь. — Возможность поговорить спокойно, наедине. На вечерах и балах очень шумно и многолюдно, а нынче он был только мой!

Миссис Митчелл нахмурила брови.

— Надеюсь, ты не демонстрировала ему открыто, как тебе это приятно.

— Конечно, нет! Вы бы мной гордились, тетя. Я была весьма сдержанна, как и следует благонравной девушке, не хихикала, не слишком краснела даже во время самых занятных разговоров. Он рассказывал мне о своих родственниках в Кенте и о проведенном там детстве. Мне бы хотелось как-нибудь побывать там — так он красочно все мне расписывал.

— В Кенте действительно очень красиво, — подтвердила миссис Митчелл, весело глядя на Диану. — Что тебе еще рассказал капитан Уэтерби?

— Что ему будет жаль выйти в отставку, но что он, тем не менее, с радостью ждет того времени, когда получит приход в… ох, господи, где же это? Я совсем позабыла, но уверена, что там у него все будет хорошо. Несмотря на его франтоватый вид, он такой добрый и мягкий человек. По-моему, он самый прекрасный мужчина в Лондоне!

Миссис Митчелл усмехнулась.

— Диана сказала, что именно в такого мужчину тебе и хотелось бы влюбиться.

Фиби воодушевилась.

— Не знаю, влюблена ли я в него. Он мне, конечно, очень нравится, но… — Она замолкла, прикусив губу, а затем взглянула на тетку. — Может быть, я и люблю его, если головокружение и учащенное дыхание при виде его являются тому верным свидетельством.

— Боже правый! Учащенное дыхание и головокружение? — Миссис Митчелл не могла скрыть улыбку. — Должна заметить, это первые признаки влюбленности. Скажи мне, дитя мое, а он открыл тебе свои чувства?

— Он говорил, что я самая хорошенькая девушка в Лондоне, — ответила Фиби, зарумянившись. — И что он никогда не чувствовал себя… так же с другими…

Фиби снова умолкла, и миссис Митчелл сказала:

— Ну, раз так, то в скором времени следует ожидать предложения. Вопрос в том, примешь ли ты его, Фиби? Он младший сын, а сделавшись священником, даже собственного дома иметь не будет.

— Я буду счастлива с ним везде, — кротко ответила Фиби, — и меня совершенно не заботит, что у него нет титула. Мне будет отрадно видеть, что у него любимая работа, а не та, к которой обязывает положение.

Миссис Митчелл кивнула.

— Я думаю, ты действительно будешь счастлива со своим красавцем капитаном, моя милая, и я буду за тебя спокойна. Ему, конечно, нужно будет поговорить с твоим отцом, но пока он, может быть, обратится ко мне, а потому нам лучше сейчас определиться с ответом.

На вечер к Оуглторпам Диана отправилась со смешанными чувствами. С одной стороны, ей было радостно, что Фиби нашла человека, с которым хотела связать свое будущее и который, по всей видимости, разделял ее чувства, а с другой — это означало, что время ее пребывания в Лондоне подходит к концу и вскоре ей придется попрощаться с Эдвардом.

От этого она пребывала в подавленном настроении и окончательно убедилась в том, что тетка права: ей трудно расставаться с Эдвардом. За столь короткое время они сроднились душой.

Однако сделать это придется, ибо она обманула его, и он едва ли простит ей.

— Отчего такое уныние, Диана? Вы что же, не рады своему возвращению в Лондон? — послышался ненавистный голос.