— Никчемный негодяй, — тихо сказал он.

— Прошу прощения, милорд?

Прескотт обернулся и увидел Эмерсона, стоявшего в дверном проеме и завязывающего пояс своего длинного парчового халата.

«Его жена и дети вынуждены были ходить в обносках в то время как Эмерсон и его шлюха одеваются в лучшее, что только можно купить за деньги. За деньги, украденные в Рейвенс Лэйере!» — Прескотт снова разгневался.

— Я сказал, что ты никчемный негодяй, Эмерсон. Я встречал сукиных сынов в свое время, но должен сказать, что ни один из них не годится тебе в подметки.

— Так вы пришли в столь поздний час, чтобы бросить мне в лицо оскорбления? Разве это не могло подождать до утра?

— Боюсь, что нет. Это должно быть сделано сейчас. А до конца этой ночи я собираюсь не только высказать все, что я думаю о тебе, Эмерсон, но и сделать кое-что большее.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что собираюсь выбить из тебя дух так же, как ты это сделал со своей женой и сыном.

Испуганное выражение на лице Эмерсона сказало Прескотту, что это известие явилось для него полнейшей неожиданностью.

— Сын? У меня есть сын?

— Нет, — сказал Прескотт, грозно приближаясь к нему, — у тебя был сын. Но ты убил его вместе со своей женой, избив ее ногами до смерти.

— Нет, я… — Эмерсон замолчал, потрясенный тем, что сказал Прескотт. — Анна умерла?

— Разве ты не слышал, что я сейчас сказал? Или ты, кроме того, что глуп, еще и глух?

— Она упала. Анна упала, вы меня понимаете? Она всегда падает. Я не бил ее ногами.

— Однако я видел совсем другое.

— Клянусь, я не бил ее. Она упала!

— Но ведь ты не можешь отрицать, что частенько поднимал на нее руку, не так ли?

— Я… я… Со мной, возможно, такое иногда случалось. Видите ли, мы поругались с ней. Мы всегда ссорились, когда были вместе. Вот почему я живу с Изабель, э-э, мисс Мартине. Я не могу выносить женщин, которые дерзят своим мужьям так, как Анна дерзила мне. Сегодня днем, когда она повысила на меня голос, я…

— Дал ей пощечину?

— Да.

— Затем, когда она попыталась защитить себя, ударил ее в лицо кулаком. И ударил ты ее так сильно, Эмерсон, что сломал ей челюсть.

— Нет!

— Да! Не лги мне, сукин сын, я видел ее лицо. На своем веку я попортил достаточно челюстей, чтобы по виду узнать ту, которая сломана. А ее челюсть была не просто сломана, она была, к чертовой матери, раздроблена на кусочки.

— О-она впала в истерику.

— Неудивительно, когда ты ее так избил.

— Она не переставала изводить меня своими просьбами вернуться домой к ней и детям. Я не могу жить в той лачуге вместе с ними. Мне надо поддерживать свое положение. И у меня есть потребности — я мужчина, а Анна никогда не могла удовлетворить их.

— И тебя совершенно не волновало, что твоя жена и дети ходили в обносках и не имели порою куска хлеба тем временем как ты наслаждался здесь в обществе своей шлюхи?

— Изабель не…

— Черт возьми, это правда. Она живет с тобой в этом доме, спит в твоей кровати, носит одежду, которую ты ей покупаешь, и она — не твоя жена. Если это не делает ее шлюхой, то не знаю, чего еще для этого не хватает?

— Она моя любовница. Все английские джентльмены высокого происхождения имеют любовниц.

— Я знаю некоторых людей, которые могут не согласиться с тобой на этот счет, Эмерсон. И к тому же никакой ты не джентльмен, и все абсолютно знают, что ты вовсе не высокого происхождения.

— Я должен возразить, милорд.

— Ну что же, это твое право.

— Да, у меня есть право защищать себя против столь несправедливых заявлений.

— Защищать себя? Вот в этом ты прав.

Прескотт так резко и неожиданно нанес удар, что у Эмерсона просто не было времени увернуться. Тяжелый кулак Прескотта звучно опустился на челюсть Эмерсона, сломав ее и с силой откинув того к стенке. Несмотря на то, что Прескотт сильно ушиб костяшки своих пальцев, он не обратил на боль ни малейшего внимания.

— Так какие ощущения ты испытываешь, Эмерсон, когда предстаешь перед человеком, который больше и сильнее тебя, и который не собирается слушать твои оправдания? Не слишком хорошо, не правда ли? Должно быть и твоя жена чувствовала себя не слишком хорошо, когда ты использовал ее вместо боксерской груши.

Струйка крови потекла из уголка рта Эмерсона, и ярость сверкнула в его глазах.

— В-вы, подонки из высшего сословия, всегда издеваетесь над нами, бедными трудягами.

— Не оскорбляй меня так, Эмерсон. Я не высшее сословие.

Эмерсон, резко оттолкнувшись от стены, стремительно бросился на Прескотта, пытаясь ударить его головой. Но Прескотт сделал быстрый шаг в сторону и выставил ногу, споткнувшись о которую Эмерсон полетел на пол. Но прежде, чем он смог упасть, Прескотт ловко схватил его за ворот халата.

— Хороший выпад, но не совсем удачно выполнен, — сказал Прескотт, волоча брыкающегося Эмерсона по комнате, как тяжелый мешок с зерном. — Видишь ли, мне приходилось делать это раньше. В одной из лучших салунных потасовок, где я участвовал, один приятель уже пытался, как и ты, ударить меня головой.

И он с размаху ударил Эмерсона головой о дверной косяк.

— Ой-ой-ой, как же это получилось?

Затем, взяв обеими руками за отвороты халата, Прескотт с такой силой ударил Эмерсона о стену, что на ней сеткой поползли трещинки, а с потолка посыпалась штукатурка.

— Похоже на то, что тебе сегодня крупно не везет.

Вдруг он заметил большое окно, прицелился и швырнул к нему Эмерсона изо всех сил, на которые был способен. Стекло разбилось вдребезги, когда Эмерсон вылетел из окна наружу в темноту ночи.

«Хм, — подумал Прескотт, отправляясь за своим противником через только что сделанный выход. — Судя по всему, я мог и не оставлять открытой парадную дверь!»

Шериф Пенхалиган, все еще окончательно не проснувшись, несмотря на то, что холодный воздух пробирался ему под длинную ночную рубашку, быстро шел по улице. У него, конечно, уже давно было желание познакомиться с новым графом, но он не мог даже предполагать, что их встреча состоится сегодня, да еще так поздно ночью.

— Вы уверены, что милорд хотел видеть именно меня? — спросил он молодую служанку, которая подпрыгивала рядом с ним, едва поспевая своей семенящей походкой за его быстрыми шагами.

— Да, сэр. Он сам мне сказал… — тут она неожиданно замолчала, увидев, что двое мужчин оставшихся в доме, когда она уходила, сцепились в драке перед оградой.

— О Боже! Что они делают?

Шериф, бросив взгляд на мужчин, сразу понял, что его встреча с новым графом будет очень запоминающейся.

— Ничего такого, над чем следует задумываться леди такого юного возраста. Лучше бегите назад в дом и оставайтесь там.

— Но, сэр…

— Не спорьте со мной, мисс. Делайте то, что я вам сказал. Сейчас же домой!

Уверенный, что девушка выполнит его приказание, он поспешил к дерущейся паре, и при этом ночная рубашка, развеваемая ветром, хлопала по его худым лодыжкам. Вид у городского шерифа был скорее смешным, чем грозным.

Но молоденькая служанка Эмерсона, постояв немного, медленно последовала за шерифом по пятам. То, что она увидела, подойдя поближе к своему хозяину и к его позднему посетителю, молодому графу, заставило ее раскрыть рот от изумления. Лорд Прескотт задавал Эмерсону хорошую взбучку.

— Давно бы так, — тихо пробурчала она себе под нос.

— И что же такое здесь происходит? — спросил Пенхалиган, когда приблизился к дерущейся паре. Но, присмотревшись получше, он понял, что в действительности это была вовсе не драка, а избиение одного человека другим из-за существенного преимущества второго.

— Вы шериф? — спросил Прескотт.

— Да. Шериф Джордж Пенхалиган. А вы, сэр?..

— Прес… э-э, лорд Сент Кеверна.

— А, да. Мне сказали, что Ваша светлость желали видеть меня.

— Верно, я действительно хотел встретиться с вами.

Пенхалиган сделал паузу, ожидая, что новый граф все объяснит дальше, но так как Прескотт продолжал хранить молчание, он спросил: