Без надежды на выздоровление, без семьи, которая могла бы прийти на помощь в трудную минуту и, как по всему видно, в совершенно безвыходном положении. Прескотт думал, что он был в трудной ситуации, но его неприятности не шли ни в какое сравнение с проблемами бедной миссис Эмерсон.

И в такой ситуации он не мог оставить ее в беде. Он должен был что-то сделать.

— Тогда я просто напишу ее родне и расскажу им, что происходит, верно? Если у них осталась еще хоть капля совести, они приедут и заберут ее и девочек из этой жалкой лачуги, в которой они сейчас живут.

— Письма не помогут.

— Почему? Ведь ее родители умеют читать, не так ли?

— Из ее семьи никого не осталось в живых.

— Никого?

— Да. За исключением ее трех дочерей и той жалкой пародии на мужа. Она совершенно одна.

— Но это ненадолго. Как только я найду Эмерсона и разберусь с ним, я переведу ее и детей к себе в замок. Знает Бог, мы не испытываем недостатка в комнатах. В замке хватит места для всех.

— Прескотт, я знаю: вы хотите, как лучше, но вы не можете это сделать.

— Посмотрите. Все в здешних местах постоянно напоминают мне, что я новый граф. Теперь пришло время действовать в соответствии с моим титулом. Использовать свою власть и делать то, что я считаю нужным. И перво-наперво я считаю нужным оказать помощь миссис Эмерсон.

— Хорошо, помогайте ей, но не уязвляйте ее гордость, у бедной женщины и так уже от нее мало что осталось.

«Гордость, — подумал Прескотт. — Единственная вещь, стоящая между решением молодой женщины умирать в маленькой грязной лачуге или провести остаток своих дней без проблем, в комфорте и заботе».

Люди, конечно же, могут быть так щепетильны, когда такая пустяковая вещь как гордость поставлена на карту. Но это не должно быть для него большой неожиданностью. Гордость нанесла тяжелый удар по его семье, особенно по его отцу с матерью. Они стали ее жертвой и в конечном счете остались лишь с болью в сердце и одиночеством. А их два взрослых сына, хотя и были похожи как две капли воды, долго оставались друг для друга незнакомцами.

— Хорошо, — сказал он. — Если она не захочет переехать жить в замок, я не стану принуждать ее. Но все равно не брошу их в беде, это было бы несправедливо. Эта семья нуждается в помощи, и я окажу им помощь. Я сделаю все, что потребуется.

— Только пообещайте мне, что вы не будете бросаться в крайности.

— Еда, одежда, лекарства не являются крайностями в какой бы то ни было ситуации, Люсинда. Это только то, что необходимо. Однако, как мне добраться отсюда до Сент Кеверна? Мне надо найти Эмерсона до темноты.

— К чему такая спешка?

— Я, возможно, еще найду дорогу домой, пока светло, но в темноте я скорее всего закончу тем, что заблужусь опять, — он усмехнулся. — Если, конечно, вы не согласитесь сопровождать меня.

Уже последние лучи солнечного света начали угасать на западе, когда Прескотт и Люсинда въехали в пределы города. Центральный город графства Трефаро, Сент Кеверн, бывший только немногим больше деревни, находившейся между ним и Рейвенс Лэйер, располагал зато такими предметами роскоши, как газовое освещение и мощеные булыжником улицы. Но кроме этих удобств и того факта, что здесь жило немного больше людей, Прескотт не видел большой разницы между этим городом и тем, что они проехали только десять минут назад. Ко всему прочему на город уже спускались сумерки, и Прескотт все равно не разглядел тех отличий, на которые следовало обратить внимание.

— Вы уверены, что знаете, куда мы едем? — спросил он Люсинду.

— Положитесь на меня, Прескотт. Есть только одно место, в котором Гарик Эмерсон может быть в это время суток.

— Готов поспорить, что это салун.

— Нет. Не салун, а пивная. Не забывайте, что вы в Англии.

— Какая разница? Место для попоек есть место для попоек, как его ни называй.

— Неважно, все равно еще слишком рано для него идти в пивную. Может быть, позже, но не сейчас. А в этот час он, скорее всего, еще ужинает.

— Где, в отеле?

— Нет, в своем доме. Кстати, вот он.

Она указала на изящный трехэтажный кирпичный особняк в георгианском стиле прямо перед ними.

— Это его дом? Я думал, что мы только что были в его доме в деревне?

— У Гарика есть два жилища. В одном он содержит свою жену и детей, в другом…

— Позвольте мне отгадать, свою, э-э, подругу?

— Здесь мы называем их любовницами, Прескотт.

— Дома мы тоже так их называем, но не в обществе женщин. Давно ли вы узнали, что у него есть другой дом и другая женщина?

— Я не могу сказать наверняка, как долго он содержит любовницу, но этот дом он приобрел два года назад.

Прескотт никогда не считал себя гением, но даже самый глупый человек в мире мог понять важность того, что сейчас сказала Люсинда.

— После того, как дядя Герберт нанял его?

— Вы очень проницательны.

— Эмерсону, конечно же, не понадобилось много времени, чтобы потратить украденные в Рей-вене Лэйере деньги, не правда ли?

Прескотт придержал лошадь перед домом, спрыгнул на землю и, взяв Люсинду на руки, снял ее с седла.

— Оставайтесь здесь, — сказал он.

— Разве вы не хотите, чтобы я пошла с вами?

— Я думаю, что это далеко на блестящая идея.

— Вы уверены?

— Я просто убежден.

— Мне совсем не трудно пойти…

— Люсинда, дорогая, я знаю, вы хотите помочь мне, но лучше не суйте свой хорошенький носик куда не следует. Я разбирался самостоятельно с мужчинами много хуже Эмерсона. Вы наверняка заметили, как я рассвирепел. А когда я бываю в таком состоянии, то могу выражаться слишком грубо. Кроме того, я уже давно не ребенок и держать меня за руки совсем не обязательно, а вот придерживать моего коня просто необходимо! Если он убежит, то возвращаться в замок придется пешком. Это будет не слишком приятно, особенно ночью.

— Прескотт, грубые слова мне не в диковинку, я слышала их и раньше.

— Когда вы узнаете меня поближе, у вас может сложиться обо мне плохое мнение. Но по крайней мере, не так сразу. А сейчас оставайтесь с лошадью и никуда не отходите. Ладно?

Люсинда никак не могла сообразить, почему у нее может сложиться плохое мнение, но в целом она прекрасно поняла просьбу Прескотта и молча кивнула.

— Вот и хорошо. Я вернусь через минуту — одна нога здесь, другая там.

«Плохо думать о нем?» — она улыбнулась, видя, как он легкой походкой зашагал к парадной двери дома. Она ни за что на свете не подумает плохо о Прескотте Трефаро. Он ворвался в ее беспросветно скучную одинокую жизнь на своем коне и изменил ее навсегда. Ни один мужчина из тех, кого она встречала раньше, не мог сравниться с ним. Высокий, широкоплечий, потрясающе красивый, с железной волей и в то же время с мягким сердцем, нежный и добрый с каждой женщиной, которая встречалась на его пути, независимо от ее возраста и положения в обществе. Плохо подумать о нем?! Нет, совсем наоборот — если она не будет осторожной и не станет охранять свое сердце, он с большой легкостью сможет овладеть им.

Прескотт рванул ручку двери с такой силой, что, казалось, задрожал весь дом.

«Хорошо, по крайней мере это привлечет чье-нибудь внимание, — подумал он. — Ну а если и нет, то придется стучать до тех пор, пока кто-нибудь наконец не отзовется».

Через минуту молодая женщина в сером в белую полоску платье для прислуги открыла дверь.

— Я хочу видеть Гарика Эмерсона.

— Мистера Эмерсона, сэр?

— Ведь он здесь, не так ли? Мне сказали, что я смогу найти его в этом доме.

— О, да. Это так. Как доложить, кто спрашивает?

— Просто скажите, что новый граф ждет внизу, так что пускай поторапливается. Я не собираюсь ждать целую ночь.

Ахнув, молодая служанка присела в быстром реверансе и исчезла в доме. Заглянув в слегка приоткрытую дверь, Прескотт заметил многочисленные предметы роскоши, которые украшали фойе с мраморным полом — хрустальные канделябры на стенах, сверкающие в свете газовых ламп, зеркала и картины в золотых рамах, блестящие полированные столы и прекрасные вазы, наполненные живыми цветами.