Тесная связь между шпионажем и любовными историями не является изобретением ни авторов бульварных романов, ни разведок. Она так же стара, как и вторая древнейшая профессия.

Четвертая книга Моисеева повествует о том, как Господь приказал Моисею послать мужчин в качестве разведчиков в землю Ханаанскую и как Моисей отобрал двенадцать мужчин — по одному из каждого колена. Одному из разведчиков, Осии, сыну Навина, он, действуя в лучших традициях разведки, дал псевдоним Иисус. После того как разведчики собрали информацию о стране, где текли молоко и мед, они срезали виноградную лозу с одной гроздью, но такой тяжелой, что двум мужчинам пришлось нести ее домой на шесте. Из книги Иисуса Навина мы узнаем, как Иисус в качестве преемника Моисея послал двух разведчиков в Иерихон, где они переночевали в доме блудницы Раав. Таково первое свидетельство встречи представителей двух древнейших профессий. Контрразведчики царя Иерихонского информировали его о пребывании чужаков в доме Раав. Увидев приближавшихся стражей, Раав спрятала шпионов на кровле своего дома и заявила сыщикам, что, хотя она и принимала у себя чужестранцев, они уже уехали. Так она спасла жизнь двум агентам, действовавшим в глубокой тайне, и те впоследствии отблагодарили Раав, сохранив ей жизнь.

Тот факт, что связь между шпионажем и любовью напрашивается сама собой, более того, неизбежна, не особенно забавен. К числу многообразных причин, в которых коренились мотивы тех, кто действовал в пользу моей службы, наряду с политическими убеждениями, идеализмом, финансовыми причинами и неудовлетворенным честолюбием относилась любовь, личная привязанность к сотруднику разведки.

Распространенное в средствах массовой информации утверждение о том, что мое Главное управление разведки выпустило на невинных гражданок Западной Германии настоящих “шпионов-Ромео”, быстро зажило собственной жизнью. С этим ничего нельзя было поделать, и с тех пор к моей службе прицепилась сомнительная слава школы “взломщиков сердец”, которые таким способом выведывают тайны боннского правительства.

Мне, конечно, нет необходимости специально подчеркивать, что такое отделение относится к той же категории фантастики, как и мнимое подразделение в британской МИ-5, где изобретаются и испытываются новейшие вспомогательные средства для агента 007. Сама возможность возникновения “стереотипа Ромео” связана с тем, что большинство разведчиков, которых мы посылали на Запад, были холостыми.

Придумать достоверные легенды для супружеских пар было гораздо труднее, чем для одиноких. Люди, работавшие для Главного управления разведки в Федеративной республике, были в подавляющем большинстве мужчинами, а не женщинами. Мы не запрещали им заводить на Западе подруг, и если из этого вырастали знакомства, включавшие перспективы, которые заслуживали внимания нашей службы, то мы не считали необходимым удерживать своих людей от такого рода контактов. Но это отнюдь не означало, что мы посылали в Федеративную республику “агентов со специальной структурой заданий”, касавшейся сердечных дел, чтобы они кружили головы женщинам до потери рассудка.

Первым Ромео был, несомненно, Феликс, чья любовь к своему источнику Норме в Бонне окончилась столь несчастливо, что нам пришлось скоропалительно отозвать его. Результатом были разбитое сердце, моральное бремя, которое Феликсу предстояло ощущать еще долгое время, и воспоминание об одной не особенно близкой знакомой, которую он рекомендовал в качестве возможного источника. Речь шла о секретарше в аппарате Глобке, оставившей у нашего сотрудника впечатление, что, пожалуй, правильно выбранный мужчина может на нее повлиять.

В качестве кандидата для решения этой задачи мы избрали Герберта С. (псевдоним Астор). Он был спортсменом-летчиком и в звании майора служил во время войны в штабе генерал-фельдмаршала Кессельринга. Находясь в советском плену, он, подобно другим офицерам, изменил политические взгляды. После освобождения Герберт заявил о приверженности тем целям, которые ставила перед собой ГДР, в которой нашли новую политическую родину многие из бывших офицеров и рядовые попутчики нацизма, и вступил в Национально-демократическую партию (НДПГ). Членство в НСДАП, о котором наш кандидат не умалчивал, как и его отношения с бывшими офицерами из окружения Кессельринга, пришлись нам весьма кстати, чтобы активизировать возможности его внедрения в Бонне и изобрести достоверную легенду в обоснование ухода из ГДР.

В середине 50-х годов наш агент отправился в Бонн, где стал маклером по продаже недвижимости и вступил в привилегированный авиаклуб в Хангеларе, где появлялись и члены правительства. Благодаря этому он установил дружеские отношения с Гуцрун — дамой, о которой нам сообщил Феликс. Уже на первых порах знакомства Астора с Гудрун мы стали получать информацию о людях и событиях в ближайшем окружении Аденауэра, а также о контактах Гелена с канцлером и его статс-секретарем Глобке.

Постепенно эти двое сблизились. Через некоторое время Астор предложил завербовать свою подругу, выдав себя за офицера советской разведки. Нам это показалось странным, но инстинкт не обманул нашего разведчика. В глазах его возлюбленной великая держава была, конечно же, чем-то более значительным, нежели ГДР, по поводу суверенитета которой она могла только улыбаться. Официальная вербовка произошла на отдаленном зимнем курорте в Швейцарии.

К сожалению, болезнь легких, которой страдал Астор, драматически повлияла на судьбу этих отношений, так как нам пришлось отозвать его, и это означало конец сотрудничества с Гудрун. Она шпионила из любви к нему, не из любопытства или страсти к приключениям. Но одновременно разрыв этих людей дал нам возможность использовать информацию, полученную от Гудрун, в кампании против Глобке, отставку которого в 1963 году мы несколько ускорили.

Хорошо поработал и Роланд Г., директор известного театра из Саксонии. Ему подошла бы скорее роль Дон Жуана, нежели юного Ромео. Это был высокообразованный и красивый мужчина, обладавший артистическим талантом, словом, прирожденный кандидат на выполнение той миссии, которая ему предназначалась. В 1961 году он уехал в Бонн, чтобы по нашему поручению познакомиться там с женщиной, работавшей переводчицей в штаб-квартире НАТО в Фонтенбло.

Для осуществления этой цели он вошел в роль датского журналиста по имени Кай Петерсен и говорил по-немецки с датским акцентом. Нашим “объектом” была женщина с очень подходившим именем — Маргарита, хорошенькая и ревностная католичка, благовоспитанная и робкая. Другие агенты-Ромео уже пытались сблизиться с ней — и напрасно. Но Роланд Г. не знал слова “поражение”. Ему удалось уговорить Маргариту поехать в Вену, где он явился во всем блеске галантного обожателя, одинаково комфортно чувствовавшего себя как в Музее истории искусств, так и в Пратере или на празднике молодого вина. Во время поездки он соблазнил молодую женщину и открылся ей как шпион, выдав себя за офицера датской военной разведки.

Некоторое время все шло хорошо: Маргарита снабжала своего возлюбленного секретной информацией из штаб-квартиры НАТО, которую он передавал нам. Но в один прекрасный день она заявила, что чувствует все более сильные муки совести, усугублявшиеся греховностью их связи. Наш сотрудник поразмыслил, что ему делать, посоветовался со своими связными в Карл-Маркс-Штадте и вместе с Маргаритой отправился в Ютландию. Там они дождались сотрудника нашей службы, которому пришлось овладеть датским языком специально для того, чтобы, выдав себя за военного капеллана, принять у Маргариты исповедь.

Когда нам пришлось отозвать Роланда Г. из опасения слежки за ним со стороны контрразведки, Маргарита осталась на Западе. Сначала она была готова снабжать материалом другого агента, но вскоре ее интерес к этому пропал. Как и Гудрун, женщина занималась шпионажем только ради любимого мужчины.

Если эти истории что-нибудь и доказывают, то лишь тот факт, что никого — и уж тем более ни одну женщину — нельзя против воли принудить к шпионажу. Это подтверждается и примером источника, действовавшего под псевдонимом Шнайдер, на протяжении многих лет поставлявшего нам ценную информацию из Ведомства федерального канцлера. Женщина влюбилась в нашего сотрудника, и настолько, что даже изменила свои политические убеждения. При встрече в ГДР она просила принять ее в СЕПГ. После отзыва нашего разведчика она продолжала работать для нас, но однажды в ее жизнь вошел другой мужчина, которому она во всем призналась и который уговорил ее уйти с работы, чтобы начать с ним новую жизнь. Хотя и после этого она еще раз прибыла на явку в Восточный Берлин, нам пришлось с сожалением смириться с потерей одного из лучших источников.