Литмир - Электронная Библиотека
A
A

После выступления Хрущева на XX съезде КПСС в Польше и Венгрии вспыхнули и стали нарастать волнения. Польская рабочая партия реабилитировала Владислава Гомулку, с 1951 года сидевшего в тюрьме в качестве “националиста-уклониста” и сторонника Тито, так же как и военнослужащих антикоммунистической Армии Крайовой, которой во время войны руководило из Лондона эмигрантское правительство. Политики, несправедливо осужденные в начале 50-х годов, были реабилитированы также в Чехословакии и Венгрии. Кроме того, в политическом руководстве этих стран произошли кадровые перемены. Матиасу Ракоши, венгерскому “маленькому Сталину”, пришлось выступить с самокритикой на массовом митинге в Будапеште. 150 социал-демократов были освобождены из тюрем, венгерская партия добивалась нормализации отношений с католической церковью, и каждый четверг тысячи людей собирались вокруг Клуба Петефи.

В Польше во время промышленной ярмарки в Познани летом 1956 года произошли кровавые столкновения, результат — 53 убитых и 300 раненых. Гомулка, все еще находившийся под подозрением со стороны догматиков, считался будущим руководителем партии, тогда как политики, пользовавшиеся репутацией сталинистов, например маршал Рокоссовский, навязанный Польше советским руководством в качестве министра обороны, выводились из руководства партии. В сопровождении всей верхушки советского руководства и 14 высших военачальников Хрущев появился на польском военном аэродроме. Полякам удалось успокоить его. Гомулка был избран первым секретарем ЦК партии, и Хрущев одобрил его новый курс. Кардинал Вышиньский, символ оппозиции, был освобожден из заключения.

Ситуация в Венгрии обострилась в конце октября столь драматически, что круглые сутки держала нас в напряжении. День ото дня все больше людей стекалось на митинги, на которых поначалу еще читали стихи Петефи и Кошута. Но постепенно все громче становились политические требования — призывы к свободе, к выводу советских войск, к выходу из Варшавского договора и сближению с Западом. Ракоши пришлось уйти в отставку. 23 октября был сброшен с пьедестала памятник Сталину и взят штурмом радиоцентр. Появились первые убитые. Ночью в Будапешт вошли советские танки. Премьер-министром был назначен Имре Надь, которого я знал еще по Москве. Я ожидал от него проведения трезвой, разумной политики, о чем и сказал Волльвеберу и Мильке. Казалось, ход последующих событий подтверждал мою правоту: советские танки ушли из Будапешта, Надь обнародовал правительственную программу, был освобожден из заключения кардинал Миндсенти. Но с кризисом не могли совладать ни правительство, ни коммунистическая партия. 4 ноября советские танки снова вошли в Будапешт.

В эти дни я видел, что Европа постоянно находилась на грани между холодной и “горячей” войной. Радио было важнее информации, поступавшей от собственной службы. Мой специальный телефон звонил непрерывно. То советские офицеры связи, то мои начальники хотели знать, что будет делать НАТО.

В то же время на Ближнем Востоке появился другой очаг войны. Израиль, несомненно ободренный дестабилизацией Варшавского договора, вступил в вооруженный конфликт с арабскими странами. Израильские войска внезапно атаковали египетские позиции на Синае, с воздуха их поддерживали английские и французские бомбардировщики, базировавшиеся на Кипре. Конфликт закончился лишь тогда, когда Советский Союз пригрозил вмешательством, а США оказали давление на своих союзников.

Даже краткое перечисление событий того времени позволяет почувствовать атмосферу напряжения и неуверенности, в которой мы тогда жили. Решения о войне и мире, а также о ходе раздела сфер влияния между западным и восточным союзами принимались в Вашингтоне и Москве. В ходе драматических событий в Венгрии США соблюдали статус-кво так же, как и ранее, 17 июня 1953 г., в ГДР, как и позже, во время строительства стены в Берлине и при вступлении войск Варшавского договора в Чехословакию. Но кто бы отважился предсказать это с несомненностью? Ввиду обоюдной атомной угрозы неправильная информация и ошибочный анализ могли бы иметь катастрофические последствия. Можно думать что угодно о полезности секретных служб, и моя задача состоит не в том, чтобы переоценивать значимость разведки ГДР. Но даже бросая критический взгляд назад, я засчитываю в ее пользу то обстоятельство, что тогдашняя информация этой службы содействовала недопущению военной конфронтации.

Сегодня легко говорить, что советские танки подавили в Венгрии народное восстание. Но в те же осенние недели 1956 года казалось, что причины и силы, действовавшие в национальном масштабе и на международном уровне, сплелись в клубок, который нельзя было распутать. При взгляде с исторической дистанции нет сомнений в том, что Имре Надь, а с ним и большинство венгров поддержали требования студентов и интеллигенции. Будучи патриотами, стремившимися к свободе и независимости, они намеревались вступить на собственный демократический путь общественного развития. Тогда мы видели прежде всего, что еще сохранившиеся приверженцы режима Хорти пытались использовать волнения в собственных интересах и, опираясь на помощь своих единомышленников с Запада, раздували эксцессы повсюду, где только представлялась возможность сделать это.

Большинство моих венгерских коллег в действительности никогда не забывали событий осени 1956 года, их непосредственных и долговременных последствий. Речь идет в данном случае о массовом бегстве венгров за границу, о судьбе Имре Надя и его сподвижников, которые после подавления восстания были силой вывезены в Румынию, тайно приговорены к смертной казни и казнены. Тем не менее восстановление социалистической власти под руководством Яноша Кадара, который при режиме Ракоши находился в заключении и подвергался жестоким истязаниям, оставляло для Венгрии открытой возможность развития по пути реформ. Жизнь в стране во многих отношениях была более приемлемой, нежели для граждан тогдашней ГДР.

Уже летом того же года в коллегии министерства государственной безопасности ходили слухи об опасности малой войны, возникновение которой на немецкой земле казалось мне невероятным. Но именно такие представления были составной частью атмосферы страха, которую постоянно формировало политическое руководство, и поэтому они на длительное время определяли многие задачи моей службы.

В такой обстановке документ о планах “той стороны” под названием ДЕКО-И, который мы получили от источника под псевдонимом Коле, должен был оказаться на руку нашему руководству. Ведь если он был подлинным, то речь шла не более и не менее как о разработке плана поглощения ГДР Федеративной республикой с применением военной силы. Целью операции было “освобождение Советской оккупационной зоны и воссоединение Германии посредством военной оккупации Средней Германии вплоть до линии Одер — Нейсе”. На страницах документа, снабженных грифом секретности, и четырех прилагавшихся картах были четко определены и описаны задачи и направления ударов групп войск, армейских корпусов и дивизий. Документ датировался 2 марта 1955 г.

Надежность источника казалась нам вне всяких подозрений. Его прежняя информация всегда оказывалась правильной. Важнейшей связью, которой располагал Коле, была секретарша, работавшая в бюро генерала Шпейделя. Генерал фигурировал среди адресатов документа ДЕКО, и наш экземпляр, вероятно, происходил из его несгораемого шкафа. Когда после прекращения контактов с Коле мы в 1959 году опубликовали документ, опровержений из Бонна не последовало.

Ввиду того что армии обоих германских государств были интегрированы в соответствующие военно-политические союзы, особое значение приобрела еще одна информация. В соответствии с ней новый федеральный министр обороны Франц-Йозеф Штраус сделал письменный запрос верховному главнокомандующему войсками НАТО Лорису Норстеду о том, не вступает ли в действие Североатлантический договор в случае “перекидывающихся через границу волнений на демаркационной линии” между ГДР и Федеративной республикой. Иными словами, речь шла о возможности использования бундесвера на территории ГДР.

22
{"b":"164059","o":1}