— Оделся? — Нетерпеливо спросил Великий.

Дони безвольно кивнул.

— Хорошо, пошли наверх, а то мне надоело тут в подвале. Сыро…

Знакомая лестница, переходы, коридоры и еще лестницы. Вот и главный коридор канцелярии и кабинет Великого. До боли знакомая приемная и его рабочее место, его стол.

— Садись и приступай к своим обязанностям моего секретаря. Сейчас придет начальник магической стражи, ответишь на все его вопросы и выполнишь все поручения, которые он тебе даст, но только чтобы это было не в ущерб твоей основной работе в должности моего секретаря. Все понял? Отвечай…

И Дони опять безропортно кивнул головой, а губы сами собой прошептали:

— Да, как скажете, Великий.

— Вот и хорошо. Приготовь мне моего любимого чая, как позвоню, принесешь…

— Да, Великий. — Все так же безропотно прошептали губы, а руки сами собой потянулись к полочке с травами для заварки и так же автоматически щелкнули пальцы, призывая маленький огонечек, чтобы зажечь огонь на спиртовке под маленьким чайничком. Великий убедился, что все его распоряжения выполняются, и удалился в свой кабинет.

А меньшая и бунтующая часть Дони пыталась остановить свои ловкие, но какие–то чужие руки, привычно заваривающие чай. Вот открылась дверь приемной, и на пороге появился начальник магической стражи.

— О, ты уже опять на своем месте хозяйничаешь. Молодец. Это чай для Великого? Отнеси, а то остынет, как отнесешь, мы с тобой побеседуем.

Дони покорно кивнул головой, а руки так же покорно налили чай в чашку, поставили ее на маленький подносик. Тут раздался мерзкий дребезжащий звонок, руки Дони подхватили поднос с чаем, а ноги сами повели его в кабинет Великого. Он благополучно принес Великому чай, вышел из кабинета, закрыв за собой дверь, а потом сел на свое место и произнес:

— У вас ко мне какие–то вопросы, асса Дранг?

— Ах, какой молодец… Все бы так рвались закладывать своих товарищей по заговорам, тогда у меня была бы не работа, а сказка. — Начальник магической стражи восхищенно цокнул языком. — А я все сомневался, что получится…

Дони сидел на своем месте в приемной и предельно точно отвечал и развернуто на вопросы. Меньшая его часть пыталась, изо всех сил пыталась этому помешать, но она была мала, у нее ничего не получалось. Чужая воля скрутила его в варжий рог и не позволяла сделать ничего. Вернее она заставляла его быть тем, кем хотел его видеть Великий Магистр — идеальным и абсолютно лояльным к своему хозяину секретарем. Дони внутри себя зарыдал, и… из его глаз покатились слезы. Просто слезы, выражение лица теперь оставалось неизменным — услужливым.

Он сидел, отвечал на вопросы, а слезы все катились и катились…

— Прекрати сырость разводить! — Прикрикнул на него страж.

И слезы тут же высохли. «Ну вот, уже даже и плакать нельзя…»

Нарочный вручил Торкане пакет. Его содержимым были «стрелы Мураны» и подробная инструкция к применению. Торкана свыклась с ролью наблюдателя и в тайне надеялась, что самой совершать действия в отношении ее объекта не придется. Но ее надежды не оправдались. И беда даже не в том, что с Анной подружились за эти месяцы. То, что предлагалось выполнить Торкане было вторжением в волю свободного человека, это насилие. Ей казалось, революция должна приносить людям освобождение от тирании, а на деле получалось наоборот, делать дальнейшие выводы Торкана побоялась. Тем более в таких вопросах, где даже лезть с советами Торкана считала неприличным. Нельзя принуждать становиться матерю, это ломает судьбу. А имеет ли она на это право? И заставлять кого–то родится, это вообще вторжение в область божественного. А принятие на себя божественной роли еще никогда добром не кончалось.

Из тяжелых раздумий Торкану выдернул Дик.

— Надо бороться с тем, что пока тебе не по силам.

— Дик, а ты знаешь, с чем я борюсь?

— Увы… Я не всегда был веревочкой у тебя на запястье.

— Да, ты когда–то был живым человеком, а теперь….

— Кани, детка, поверь, быть шелковым браслетом на твоей ручке далеко не худший жребий судьбы.

— Хм, так меня только Одрик называет.

— Но мы же с тобой друзья, можно мне тебя тоже так называть? Ведь никто не услышит. Можно?

— Ладно, ничего страшного.

— Знаешь, звездочка моя, у меня есть одно предложение. Не надо тебе пока решать неразрешимое, есть вещи, которые все равно произойдут, и от тебя это не зависит. Но есть то, что ты можешь изменить, более того, ты должна это изменить.

— Ты думаешь.

— Хуже, — вздохнул Дик. — Я знаю.

— Хорошо, я соглашусь с тобой сегодня.

— Ну, вот и умница…

Дик убедил, что сегодня Кани должна помочь Одрику, что–то вспомнить, что–то очень важное и обязательно сегодня, потому что завтра может быть поздно. Он же сообщил ей, что Одрика дома нет, и настоял, чтобы она двигалась к площади, и получилось, что просто вышли на встречу друг другу. Действительно это случайно получилось, или Дик подстроил — осталось тайной.

Оказалось, что Одрик не был в своей домушке со вчерашнего утра. И занимался с Учителем он в своей усадьбе, там в ее заросшей диким лесом части, есть прекрасное местечко, где ему точно никто не помешает, и живописный чистый ручей. Конечно, Кани хотелось напроситься в гости туда, в усадьбу, но она не могла себе такого позволить. Но тут Одрик поведал, что он хотел бы соорудить запруду на ручье и устроить там купальню. На все про все уйдет дня три, и тогда ему будет, чем удивить и порадовать Торкану.

— А сейчас пусть порадует тебя мороженым, — нашептывал ей Дик, — Там, где вы были первый раз. Помнишь?

— Конечно, помню. Мороженое не помешает, жарко сегодня. — Она не стала спорить с Диком.

А Одрик и подавно не был против, он, как всегда, ел все. И до «Лесных секретов» рукой подать, и мэтр Зиммер несказанно рад таким гостям. И от полрюмочки в мороженом встрясенным месяц назад мозгам Одрика плохо не будет, а будет очень даже хорошо. И все было привычно, Торкане казалось, что она здесь живет давным–давно, и как это люди могут существовать без илларьего молока, без прекрасного свежего хлеба, без гномьего сыра… Ей самой было удивительно, как она раньше без всего этого обходилась. Ей уже не становилось дико, когда Одрик за нее платил в заведениях, о совместной оплате не могло быть даже и речи. Здесь же не Ричелит, так у каравачских мальчиков заведено, это само собой разумеется.

Но тут Одрик смущаясь и краснея, спросил разрешения задать вопрос.

— Это вообще не принято спрашивать, но… Кани, я до сих пор не знаю, сколько тебе лет.

Торкана перевела дух, она уже ожидала чего–то неприятного. Она была в тех летах, когда возраста еще не приято стеснятся.

— А почти столько же, сколько тебе. Совсем скоро сравняюсь с тобой.

— Как?! Это невероятно!

— Почему? Разве тебе не нравится?

— Нет, мне нравится, я в восторге. Но когда же ты успела и академию закончить и даже в помощниках Великого побывать.

— Я же тебе уже говорила, со мной занимались с младенчества. Бабушка в свое время была преподавателем в академии. И в школу я попала на год раньше минимального возраста. Один из классов я просто перескочила, мне там уже нечего было делать. Я бы и в академии наверно два уровня за один год смогла пройти, но бабушка мне рекомендовала брать больше тем для изучения. А то бы я была не на два года моложе всех в выпуске, а на три. И я действительно была самой молодой помощницей Великого. Была… — Торкана тяжело вздохнула. — Но это так скучно, юным девушкам действительно нечего делать.

— Кани, я преклоняюсь пред тобой! И ты связалась с таким неучем как я….

— Одрик, не надо. Мы же оба знаем, чем ты отличаешься от остальных. Ни один профессор академии не смог бы ничему тебя научить. Ты нечто особенное, ты должен всему учиться сам.

— А мне бы хотелось быть как все.

— Я знаю. Но ты тот, кто ты есть….

И они замолчали, глядя друг другу в глаза.

Эту паузу прервал запах десерта, принесенного официантом, ожидающего пока на него обратят внимание. Это был запах полуночницы. Кроме того, на стол поставили широкую чашу с водой со словами: