Началась веселая суета вручения подарков и розлива пива. Рор по–прежнему молчит, неужели язык проглотил? Вместо него говорит Лотти! и подарок от них двоих. Какой эффект!

Мой подарок Одрик долго не решался развернуть, а когда развернул, то вся мужская половина гостей начала рассматривать меч. Мальчишки, везде мальчишки и самое для них интересное — это оружие, посмотреть на чужое, похвастаться своим, у кого круче, богаче и больше. Всем интересно меч крутят и так и этак, а Одрик его боится взять в руки, боится меча, вроде увидел там что–то. Сидит, нахмурился, совсем не для дня рождения настроение.

— Торкана, чем ты с утра Одрика смогла так расстроить. Смурной совсем.

— Анна, ты не поверишь, с утра был такой жизнерадостный, и вдруг попалась навстречу какая–то девица, глазами сверкнула и на Одрика как туча опустилась.

— Что за девица?

— Да вообще какая–то горничная! Представляешь! Но для горничной даже хорошенькая, и …, — Торкана вздохнула, — косы у нее чудесные.

— А, эта — машу рукой, — не переживай. Это его бывшая …эм–м… даже не знаю, как сказать. Тут, понимаешь, вроде какие–то чуйства наметились, а она к другому в услужение подалась.

— Это к кому же?

— А угадай с трех раз.

Торкана замирает с открытым ртом и вылупленными глазами.

— Так…как же… разве такое бывает?

— Значит, бывает…, — надо что–то делать с виновником торжества.

— А что это у нас сейн Одиринг ничего не ест? Такой задумчивый, задумчивый.

Я встаю, подхожу к Одрику, обнимаю его за плечи и шепчу на ушко:

— В честь чего ты, поганец, гостей пригласил и всем, а главное мне, настроение портишь? Народ тут ради тебя собрался, будь добр, соответствуй. И заканчивай свою половую драму, поскольку девок и даже рыжих, кругом полным полно.

Поднимаюсь в полный рост и произношу в полный голос:

— Где менестрели? УплОчено, так нечего прохлаждаться! Алё! Есть кто живой? Ну–ка на выход с вещами.

За занавеской позади площадки начинается шевеление, местные поп–звезды там пивком разминались.

— Где тут ваш художественный руководитель ансамбля песни и пляски? Надо согласовать репертуар. Сначала что–то жизнеутверждающее о «кошмарной любви и прекрасной измене».

Спорю, настаиваю на своем, в конце концов, им тут очередной вечер отработать, а мне женишка из депрессии вытащить. Приходим к консенсусу, оба соглашаемся на произведение, которое по–нашенски звучало бы, примерно, так:

Я признаться проявил

Глупость бесконечную,

Всей душою полюбил

Куклу бессердечную

Для нее любовь — забава,

Для меня — мучение

Придавать не стоит, право,

Этому значения!

Не со мной ли при луне

Пылко целовалася,

А теперь она во мне

Разочаровалася…

Для нее любовь — забава,

Все ей шуткой кажется,

Кто ей дал такое право

Надо мной куражиться?

Позабыть смогла она

Все, что мне обещано,

Вам, наверно, всем видна

В бедном сердце трещина.

Для нее любовь — забава,

Для меня — страдание,

Ей налево, мне направо,

Ну, и до свидания!(88)

Праздник приближался к апогею. Гости Одрика уже поднабрались пива и разбились на группы по интересам. Молодежь отправилась танцевать, я тоже потанцевала, но мне это быстро надоело. Села у стола трубочку спокойно покурить, но не дали. Ко мне подсела Торкана, и стала объяснять местную политическую ситуацию и то, как все вокруг плохо, и что надо все менять. Странно это, раньше, когда она гостила в пустыне, ее политика интересовала не больше чем меня брачные игры шур–фургов, а может быть даже и меньше. А теперь! И кто интересно вложил в ее хорошенькую головку эти «революционные идеи». Мне тут только «пламенной революционерки» для полного счастья не хватает. Если я буду молчать и просто слушать, то … она ж все равно не отвяжется, придется высказаться.

— … И за покушением на тебя, когда ты с дальних застав возвращались, тоже видна рука Великого магистра, — я ей про это не рассказывала…

— Торкана, душечка, а про покушение ты откуда знаешь?

— Мне Дик рассказал… И про демона, и про пленного мага, и про нападение…

— А он откуда про это знает? — Торкана к чему–то прислушивается…

— А ей Мара «по секрету» рассказала?!?! И про свой бой с демоном, тоже она рассказала.

Я медленно закипаю… Кручу головой в поисках предательницы.

«Это почему сразу «предательницы»?!? Я в том бою тоже участвовала, и даже пострадала, части шкуры лишилась. И после этого, я о своих подвигах даже никому рассказать не могу? Это не справедливо! И ты мне не приказывала никому ничего не рассказывать! Что я со своими знакомыми и поговорить ни о чем не могу? "

Да, это я чего–то упустила.

«Ты в следующий раз, прежде чем что–то Дику рассказать подумай о том, что он все Торкане расскажет. Или с него клятву бери, ей ничего не рассказывать. А то прям…»

Все, нормальные слова кончились, остались только матерные.

— Вот я и говорю, что за покушением на тебя, маячит тень Великого магистра.

— Торкана, душечка, раз уж у нас с тобой зашла речь о политике и Великом магистре, давай я один раз выскажу, все, что думаю по этим вопросам, и ты ко мне больше с этими разговорам приставать больше не будешь. Договорились?

— Да. Договорились.

— Вот и славно… — наконец закуриваю трубочку. — То, что за тем покушением, если это было покушение на меня, а не на полковника, который ехал со мной, стоит Великий магистр или кто–то из Совета Великих — это и хвачику понятно. Когда асса Зита вводила меня в свою комбинацию с признанием и наследованием, то она предупредила, чем это может кончиться и предупредила обо всех возможных рисках. — Тут я Торкане немного вру, предупредила она меня не до, а после, но предупредила же.

— Даже после покушения, я лично к Великому претензий не имею. Он делает, то, что должен делать человек на занимаемой им должности — пытается устранить возможную угрозу. И делает это наверняка с полного одобрения всего Совета Великих, так что не один он такой плохой. Я для них действительно угроза, они про меня ничего не знают, и про мое отношение к власти и политике тоже не знают, я для них непонятная фигура на привычной политической доске и, значит, самое простое и очевидное решение — меня устранить для всеобщего спокойствия. Будь я на их месте, сама бы так поступила, так что тут все честно.

— Да он просто подмял под себя весь Совет, он, с помощью канцелярии, прикрываясь Советом, просто управляет страной…

— И правильно делает.

— Но, это же не демократично!

— Зато дешево, надежно и практично. И вообще любое единоначалие — уместнее, чем демократия. Демократия маленьких игрушечных странах, «где все чинно и гладко, где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь», разве Союз похож на них? Великий — умный мужик и ведет очень дальновидную и трезвую политику. Он ведь умудрился захватить власть без революций и переворотов, принципиально ничего не меняя в стране. Ты сама попробуй, проанализируй изменения, что произошли в Союзе с тех пор, как появилась канцелярия, и во главе нее встал ваш Великий. — Торкана глупо хлопает глазами, про это с ней видимо не говорили.

— В вашем Союзе появилась более–менее внятная внешняя политика, вы стали меньше смотреть и слушать, что по любому вопросу говорят ваши ушастые соседи. А то раньше все им в рот смотрели и по любому поводу советовались. Канцелярия навела порядок в законодательстве и главное в финансах. До этого каждый Великий дом делал свою золотую и серебряную монету, и сам устанавливал и выдумывал налоги, ты не можешь себе представить, что творилось в это время в финансах! Я, правда, тоже это не видела, но читала. А сейчас в канцелярии есть монетный дом, он занимается, и хорошо занимается всеми финансами. А финансы — это кровь экономики, ты заметь, какая вокруг нас полнокровная розовощекая экономика. И налоги, кстати, стали умереннее, а собираются намного лучше…