— Но Ли еще не приходилось, — все также с легкой поддевкой ответила Таката, ничуть не смущаясь сурового взгляда, который Хань бросал на нее теперь. — В Ланьчжоу, в Сиане, в имперской столице, в походе и в Таури, и даже в недавней битве Ли никогда не принимал таких решений сам. Случалось, велел другим отдать подобный приказ, или, бывало, перекладывал решение на плечи добровольцев, соглашался с общим мнением или искал поддержки у других военачальников, но сам…

— Ты действительно так думаешь? — голос Ли не дрожал, но внутри у тайпэна все словно сжалось от жгучего озноба.

Хань действительно не знал ответа на вопрос, затронутый мертвым демоном, и сейчас искренне пытался понять, находят ли слова кровопийцы какой–либо отклик в его душе и насколько близки они могут быть к отвергаемой им истине.

— Я думаю, что на самом деле ты боишься не этих приказов и даже не ответственности за них, — насмешка исчезла из речи Такаты, сменившись полной серьезностью. — Ты боишься, что потеряешь возможность ценить жизни тех, кем командуешь. Что они перестанут быть для тебя столь же ценными, как и раньше, и тогда ты сам изменишься окончательно и бесповоротно.

— Такая опасность присутствует, — нехотя кивнул тайпэн Вань. — Правда, обычно ей легче всего поддаются выходцы из семей чжэн–гун. Им трудно оценить жизнь простого солдата или крестьянина, ведь с самого детства их приучали к тому, что они не стоят ровным счетом ничего.

— Фамилия Шан тоже принадлежит к высшей знати, — напомнил Васато Ли.

— Лишь два поколения, — усмехнулся в ответ тайпэн. — Я родился энь, а среди моих предков более чем достаточно цзун, чиновников и безродных воинов, чтобы я с умным видом мог рассуждать о подобных вещах.

— Никто не сможет победить твой страх, кроме тебя самого, — прорычал Куанши. — Как говорил Со Хэ — все в руках человека, и даже его Судьба.

— Не волнуйся, — «успокоила» Ли къёкецуки. — Если ты вдруг станешь, хоть в чем–то походить на Анто Гьяня и ему подобных ублюдков, я буду первой, кто с радостью вцепится тебе в горло.

— И не подумаю сомневаться, — улыбнулся Хань, чувствуя, как холодные пальцы демоны чуть сильнее, чем раньше, сжимают его плечо. — Это ты точно сделаешь с большим удовольствием.

— Молодец, — сверкнула клыками Таката. — Хороший тайпэн.

— Что–то у вас тут слишком тихо и мрачно!

Рыжий вихрь, влетевший в штабную палатку, сумел мгновенно расшевелить собравшихся, и даже Куанши, напоминавший в моменты задумчивости каменную статую, заметно оживился. Фуёко, сопровождаемая К»си Ёнг, бросила поверх карты несколько бамбуковых тубусов с печатями юньской полевой почты и с крайне довольным видом воззрилась на окружающих. Затем внимание кумицо резко сфокусировалось на «милой парочке», устроившейся в дальнем кресле.

— Вас и на сутки нельзя оставить без присмотра!

— Кто бы говорил, — с шипением откликнулась къёкецуки, демонстративно придвинувшись поближе к Ли и прижимаясь к нему. — Тебе напомнить о собственных фокусах, хвостатая?

— Никто особо и не сопротивлялся, — с оттенком гордости хмыкнула оборотень.

— Может быть, лучше расскажешь о том, что удалось узнать, — напомнил Хань, решивший заодно уйти от скользкой темы.

— Генералы на грани паники, офицеры приканчивают запасы вина и осхе, а солдаты болтают о том, что пора возвращаться домой, — Фуёко картинно оперлась руками на столешницу, словно актер, красующийся на сцене перед зрителями. — Дорога на Циндао открыта, а то, что осталось от юнь в Генсоку, уже не армия. И, кстати, Ли, ты оказался прав, мои сестры действительно напрямую замешаны в столь быстрой и своевременной передаче сообщений и сведений между войсками Манчи.

— Еще бы, — насмешливо фыркнула Таката. — На свете похоже не такой подлой выходки, в которой, так или иначе, не был бы замешан кто–то из вашей рыжей породы.

— Столкнутся с кем–нибудь напрямую я, к сожалению, не смогла, — продолжила кумицо, игнорируя замечание къёкецуки, — но следы были отчетливыми, а запахи знакомыми.

— И если это так, — заметила Ёнг, молчавшая все время до этого, — то генерал Фанг не более чем очередная марионетка. Хорошо это или плохо, пока не ясно.

— Ясно другое, — ответил Ли. — Мы идем на закат в земли Чжу, чтобы освободить столицу провинции и дожидаться подхода Закатной армии.

— Если каган Альлык не ошибся, а ну пути у тайпэна Суня не возникнет неожиданных препятствий, то к началу осени мы сможем выступить в направлении пограничных крепостей, — коготь Куанши очертил намеченный рубеж на карте и замер, указывая на замок Цзянмэнь, самый крупный оборонительный комплекс, захваченный армией Юнь в первые дни войны.

— Это если Манчи отступит из Хэйдань, — напомнил Васато. — Но даже если так, раньше, чем к середине зимы мы не сможем взять в полноценную осаду главные опорные базы юнь, а царская армия тоже никуда не исчезнет.

— В любом случае, это явно лучше того, с чего нам пришлось начинать, — совсем невесело улыбнулся Хань. — Главное, чтобы те жертвы, что уже пришлось принести, не стали бы вдруг напрасны.

Взгляды людей и демонов скрестились на главе военной разведки, и даже ей не удалось не вздрогнуть от этого.

— Тайпэнто не передавал мне никакой информации касательно возможности начать мирные переговоры с ляоляньским двором, — сухо бросила Ёнг. — И без личного решения Единого Правителя этот ход по–прежнему будет оставаться лишь чьей–то случайно высказанной идеей.

— Очень надеюсь, что так, — кивнул Ли. — Позволить Юнь дать передышку на несколько десятилетий, чтобы собраться с новыми силами было бы самой главной ошибкой.

— Не волнуйтесь, тайпэн, — полководец из рода Шан был настроен не менее решительно, чем его молодой побратим. — Не вы один придерживаетесь этой позиции. Никто в Хэйан–кё не позволит одному человеку решать за всех, и тем более за Избранника Неба.

Стены роскошного кабинета, к которому генерал Манчи уже начал понемногу привыкать, впервые вызывали у него раздражение. Пока подавить остатки проимперских сил сопротивления в Хэйдань до конца так и не удалось, и ставка главнокомандующего по–прежнему осталась в Надбанту. Однако вскоре это, похоже, должно было измениться, но совсем не так, как изначально рассчитывал Юнь.

Последние известия из Генсоку впервые с начала компании выбили генерала из колеи, и это не осталось незамеченным. Несмотря на полное отсутствие внешней информации, тайпэн Гэнь, ставший уже неизменным противником Манчи за доской каргёцу, был достаточно проницательным человеком, чтобы догадаться о случившихся изменениях на театре военных действий.

— Мне кажется, мы оба прекрасно понимаем, что объяснять происходящее одним лишь темным колдовством было бы, по меньшей мере, глупо, — несмотря на тяжесть цепей и свинцовых грузил, Цурума выглядел куда более бодрым и веселым, чем Юнь. — Похоже, мальчик начинает обыгрывать вас в вашу же игру и по вашим же правилам.

— Ему удается достигать определенных успехов, но они вряд ли изменять ситуацию хоть сколько–нибудь кардинально, — Манчи понимал, что следует взять себя в руки, но после известий о гибели ляоляньских наемных убийц и поражении наследника рода Цучи, уже ничто не казалось генералу более зыбким, чем что–либо связанное с тайпэном Ханем. — Прежде ему и его войскам почти всегда приходилось обороняться, а мои полководцы были вынуждены предпринимать активные действия в наступлении. Теперь все изменится строго в обратную сторону.

— И этого, по–вашему, будет достаточно? — Цурума откровенно смеялся, впервые видя своего противника столь сильно испуганным.

Сегодняшний вечер начинался вполне обыденно — с неспешного состязания в любимую игру всех стратегов со времен первого Цы. Сразу после ужина полководцы встретились за круглым столом с нефритовой доской и золотыми фигурками. У каждого из них эти вечерние, а порой и ночные схватки давно уже стали входить в привычку. Но в этот раз доиграть спокойно им так и не дали. Гонцы с важными посланиями прерывали их поединок трижды, и после последнего донесения Юнь, отшвырнув письмо в сторону, вскочил со своего места и заметался по комнате рассерженным тигром. Это было настолько не похоже на обычное поведение всегда спокойного и вызывающе надменного генерала Манчи, что особенностью момента прониклись даже его безмолвные телохранители. Чем дольше личные воины главнокомандующего продолжали следить за своим начальник, тем сильнее они начинали нервно теребить кисточки из золоченого шелка, украшавшие их доспехи и рукояти мечей.