Его отец генерал Тау Окцу ушел из жизни именно в результате подобного несчастного случая. Приняв на ночь предписанный лекарем напиток, прославленный полководец умер в своей постели в тридцать три года в самом расцвете сил, проиграв битву с собственным непокорным телом, которое просто никак не желало предаться хотя бы мимолетному отдыху. Поначалу, за смертью отца подозревали отравление и заговор, но когда раскрылась правда, для шестилетнего Шуна это стало страшным потрясением и травмой на всю оставшуюся жизнь.
Однако порою риск был необходим, и генерал прекрасно это понимал. Не выспавшийся и усталый, в битве он представлял бы для своих людей не меньшую опасность, чем вражеский стратег, ведь любая победа это всегда совокупность твоих верных решений и чужих ошибок, а в таком состоянии Окцу был склонен ошибаться куда как чаще. Вызвав к себе главного знахаря, генерал внимательно проследил за всеми его приготовлениями и выпил неприятно пахнущий отвар, остановив свой выбор в конечном итоге не на снотворном, а на простом успокоительном. Проснувшись же утром, полным свежих сил, Шун счел это событие лишь удачным стечением обстоятельств, никак не связанным с профессиональными умениями лекаря. Просто сегодня генералу немного улыбнулась удача, и этим следовало воспользоваться, пока была такая возможность.
Выйдя из шатра, полководец Юнь потянулся, разминая затекшие за ночь мышцы, и окинул взглядом панораму осадного лагеря, расстилавшуюся вокруг. Да, перебираться сюда Шун никак не планировал, но обвинять в случившемся он мог только лишь себя. Зная о быстром приближении тайпэна Ханя, царский генерал не предпринял ничего сверх того, что требовалось бы в случае с обычным противником, позабыв о том, с кем он имеет дело сейчас. Императорский колдун заставил Окцу поплатиться за эту ошибку в полной мере, и теперь оставалось только гадать, какие еще фокусы припасены у безродного нефритового вассала за отворотом суо.
Позапрошлой ночью остров Гункань был вновь занят солдатами–юнь, и на его берегах уже развернулись мощные батареи метательных машин. Еще более крупные саперные части окапывались по берегам Чаанцзянь, намертво запечатывая «бутылочное горлышко» у Речных ворот Таури. Выпускать кого–либо из города или позволить императорским кораблям выйти на открытую воду, чтобы начать обстреливать из своих камнеметов осадные лагеря, было нельзя ни в коем случае. Больше беспечных ошибок генерал Окцу делать не собирался.
К утренней разминке, как называл это сам Шун, все уже было готово. Пять противников из числа простых солдат, случайно отобранных генеральскими денщиками в лагере всего час назад, ожидали командующего на круглой утоптанной площадке, сжимая в руках бамбуковые палки, набитые сырым песком. Сбросив с плеч легкий халат, тут же подхваченный кем–то из телохранителей, Окцу, обнажившись по пояс, взял из рук склонившегося рядом оруженосца свой тренировочный шест из сердцевины северного кедра, ставший за долгие годы от частого использования отполированным и гладким.
Выйдя на середину круга, Окцу великодушно подождал, пока его сопернику разойдутся и займут позиции, подмечая за это короткое время всякие яркие особенности в движениях и походке солдат. Сегодня только один из них сразу же заинтересовал полководца — явно молодой парень, невысокого роста и довольно щуплый, но без сомнения быстрый и ловкий. И хотя лицо бойца скрывалось под плетеной защитной маской, но Шун не мог не заметить его глаза необычного и редкого фиалкового цвета, какие бывают лишь у очень немногих юнь, проживающих в предгорьях Даксмен.
— Начали, — коротко скомандовал Окцу, почти одновременно делая своим оружием резкий «колющий выпад» себе за спину.
Солдат, бросившийся на генерала с этой стороны, рухнул на землю, получив в грудь удар нижним концом шеста, который свалил его с ног и выбил дыхание, несмотря на защитный войлочный «панцирь». Шун хмыкнул в свои короткие тонкие усы и сделал два шага назад, «выстраивая» оставшихся противником полумесяцем.
В бою против нескольких соперников нельзя сосредотачиваться, это было главным, за что Окцу любил такие поединки. Стоит тебе остановить свое внимание и сконцентрироваться на ком–то одном, и ты неминуемо пропустишь атаку другого. К счастью самоконтроль и солидный опыт позволяли пожилому стратегу не делать таких глупых оплошностей. Отбивая неслаженные нападки солдат, генерал двигался по площадке, за неуловимое мгновение меняя свою манеру боя от плавных, тягучих и каких–то вальяжных движений к стремительным рубящим выпадам и наоборот. Еще двое бойцов по очереди выбыли из схватки, один получил оглушающий удар в висок, другой неумело выставил блок и был «вознагражден» за то тремя сломанными пальцами. Остались лишь невысокий парень, которого Шун приметил еще в начале тренировки, и ширококостный приземистый воин, похоже, не уступавший генералу в возрасте. Уделив слишком много внимания молодому солдату, командующий не сразу распознал наиболее опасного противника в сегодняшней пятерке. Многоопытный ветеран держался спокойно и уверенно, и именно с ним стоило разобраться в первую очередь.
Стук палок продолжился, но теперь роль нападавшего была уже за генералом. Главный оппонент Окцу практически не финтил, отвечая скупыми ударами и блоками, а его молодой союзник предпочитал действовать «из тени» старшего товарища, прикрывая того и лишь изредка атакуя сам. Пожилой солдат явно не возражал против такого расклада, позволявшего ему меньше времени думать о собственной защите. И на этом, как такое часто и бывает, Шун подловил его.
Обманный выпад заставил ветерана открыться, а серия из трех быстрых тычков «грудь–локоть–лицо» завершилась хлестким ударом по ногам, от которого солдат сразу же потерял равновесие и полетел на землю. Бросившийся вперед юнец оказался опасно близко, и его жердь едва не ударила своим концом генералу в горло, но в последнее мгновение Окцу успел парировать атаку и отбросить последнего противника в сторону. Пока поверженный боец поднимался, чтобы уйти с площадки, Шун еще внимательнее пригляделся к своему сопернику.
Что это было? Случайность? Стечение обстоятельств? Мальчишеская порывистость, заставившая позабыть о правилах учебных поединков? Или все–таки за этим скрывался злой умысел? Ведь дойди тот удар до цели, и бамбуковая палка легко продавила бы Шуну кадык, а еще через несколько мгновений командующий пятой армии Юнь, наверняка, оставил бы плотский мир, вернувшись к колесу вечных перерождений. В глубине прорезей плетеной маски немного щурились фиалковые глаза, но было совсем непохоже, чтобы этот парень переживал по поводу случившегося. Быть может, он просто не заметил и не понимает? Или настолько нагл, что делает безмятежный вид? Нет, сейчас нельзя было делать ошибок, лишнего риска Шуну пока итак хватало с избытком.
— Хороший бой, — сказал Окцу, завершая схватку вопреки своему обыкновению драться до полной победы или бесспорного поражения.
Молодой солдат опустил оружие и склонил голову в почтительном поклоне, но едва генерал облегченно вздохнул, как бывший противник вновь бросился на него. Один из сегментов жерди провернулся в руке у убийцы с негромким механическим щелчком, и на конце палки выскочило длинное обоюдоострое лезвие, вытолкнув матерчатую пробку, которая не давала просыпаться песку. В обычном тренировочном оружии, разумеется.
Охрана и офицеры из генеральской свиты отреагировали моментально, бросившись на врага со всех сторон, но им нужно было еще пробежать несколько шагов, а убийца уже вплотную приблизился к своей цели. Шун не испугался и не бросился бежать, как поступили бы на его месте многие другие. Напротив генерал двинулся навстречу имперскому посланнику и вскинул свой кедровый посох, пытаясь отбить направленный в горло выпад. Но в этот раз убийца двигался уже совсем по иному, мастерски и намного быстрее, раскрывая всю суть своей истинной подготовки. Выкидное лезвие распороло правую руку Окцу от кисти до локтя, кожа и мышцы юнь оказались рассечены до самой кости, и кровь, обильно брызнувшая во все стороны, прибила серую пыль под ногами. В следующую секунду граненый клинок вошел царскому полководцу чуть левее грудины, без труда добравшись до генеральского сердца.
