- Конечно же, — смиренно и с показным благоговением промолвил Мукдэн.

- Замечательно. Больше не смею вас задерживать.

- Благодарю за предоставленное мне время, — собеседник сиккэна быстро откланялся.

Несмотря на жесткий курс беседы, она доставила Сумиёси определенное удовлетворение. Бездействие Джамухи по–прежнему раздражало сиккэна, а в особенности то, что поверенный не только не мог контролировать развитие ситуации в Хаясо и прилегающих районах, но и не слишком пытался вникнуть в отголоски этих событий, происходящие уже в границах Золотого Дворца. Думать, что это происходит намеренно, у Тэна не было оснований, хотя Всезнающее Око Императора уже получил соответствующие распоряжения повнимательнее изучить деятельность дипломатического совета, в котором состоял Мукдэн. Сиккэн искренне надеялся, что поскольку проблемы, державшие Джамуху при дворе, успешно разрешились, то теперь он начнет исправлять свои упущения, и Сумиёси недвусмысленно указал ему на то, с чего стоит начать. Прозрачный намек на личный интерес Императора к действиям Ханя должен был так же дать понять поверенному, что этому тайпэну не следует вставлять палки в колеса, чем бы он ни занимался. Во всяком случае, пока этот полководец пользуется популярностью на женской половине Дворца, что в свою очередь прямо влияет на предпочтения самого Избранника Неба.

Удар в бронзовый гонг оповестил всех о начале церемонии. Сумиёси поспешил в зал и занял свое место у подножия нефритовой пирамиды, склонившись в нижайшем поклоне. Несмотря на свой статус и титул, несмотря на всю силу и власть, сосредоточенную в его руках, Тэн был лишь простым чиновником, лишенным всяческих благ и привилегий, превышающих право простого поданного, и никогда не забывал об этом.

Единый Правитель опустился на холодный камень, давно уже ставший величайшим символом самого могущественного государства известного мира, и замер, становясь частью картины, веками внушавшей людям страх и почтение. Небрежным движением пальцев Император приказал начинать, и расторопные слуги распахнули двери большой приемной, впуская ожидающих там гостей. Двенадцать воевод народа айтов в роскошных доспехах, отделанных янтарем и моржовой костью, и четверо вождей в скромных имперских каймон, украшенных мехом ирбисов и песцов, один за другим входили в тронный зал и замирали напротив нефритовой пирамиды. Двенадцать мечей, изготовленных лучшими придворными оружейниками, и четыре гербовых знака, над которыми трудились известнейшие ювелирные мастерские Хэйан–кё, уже дожидались своего часа. Тайпэнто Мори сделал шаг вперед, чтобы первым приветствовать новых вассалов Империи и сообщить им о благоволении своего повелителя. А вскоре, слова клятв, известные всем собравшимся, вновь зазвучали под этими сводами, в который раз подтверждая могущество и силу Нефритового трона.

Из–за травм лекари запретили Ли тренироваться, и даже дыхательная гимнастика, по волне очевидным причинам, была исключена из привычного распорядка дня молодого тайпэна. Один из врачевателей постоянно следовал за ним, не полагаясь на здравомыслие больного, особенно после того, как тот все–таки попытался в первый же день прокатиться на лошади вокруг постоялого двора. Доступными для Ханя оставались теперь лишь каллиграфия, чтение и поединки в каргёцу, до которых оказались весьма охочи Кара Канг и местный управляющий Тэй Мэнг.

Таката очнулась первой на третий день после разгрома, учиненного наемника в «Пурпурном лотосе», когда весь остальной Сиань по–прежнему бурно обсуждал события той ночи, множа слухи и версии случившегося. Едва слуга сообщил об этом, Ли буквально выскочил из покоев императорского посла, бросив не доигранную партию и рассыпаясь в извинениях. Когда Хань возник на пороге спальни, мертвый демон, заметив его, успокоительно улыбнулась.

- Не торопись ты так, — усмехнулась Таката болезненно тихим голосом, глядя на взволнованное выражение лица императорского полководца. — А то еще набегу всю свою костяную труху просыплешь, да позабудешь где.

Не обращая внимания на боль, Ли прошел к кровати и опустился прямо на пол, едва сдерживая слезы от радости, накатившейся на него подобно приливной волне. Таката протянула дрожащую руку и коснулась его щеки своими белесыми когтями.

- Живой.

Хань бережно сжал ладонь къёкецуки, несмотря на обжигающий холод, исходивший от кожи демона. Лекарь семьи Минг тихо и незаметно вышел из комнаты, тактично прикрыв за собой дверь.

- Знаешь, — голос Такаты дрожал еще сильнее, чем пальцы в ладонях у Ли, — в тот последний момент я ведь успела испугаться. Не за себя, со мной все было ясно, а тому, что ты останешься один на один с этим чудовищем в человеческом обличии.

- Я уже дрался с чудовищами, — ответил Хань, стараясь успокоить девушку.

- Конечно, этого нельзя забыть, — улыбка къёкецуки стало чуть более живой, а в глазах появилось что–то новое, что раньше тайпэну удавалось замечать лишь мельком. — Убийца и спаситель монстров в одном лице.

Вторая холодная ладонь легла на затылок Ли, и Таката притянула его к себе. В этот момент Хань даже и не пытался сопротивляться, позволив чувствам на краткое мгновение взять верх над разумом. Холодное дыхание демона, как зимний морозный воздух, обожгло его гортань, и губы, распахнувшиеся навстречу друг другу, слились в поцелуе, в котором было не только что–то непривычное и непонятное, но и еще такой странный, горький и одновременно сладкий вкус чего–то запретного.

Лишь почувствовав, как начинает неметь кожа на щеках, Ли невольно вернулся к реальности и отстранился, превозмогая порывы молодого тела, пускай и изрядно покалеченного.

- Так нельзя, — пробормотал тайпэн, отводя глаза, но так и не выпуская руку девушки из своей ладони.

Таката печально смотрела на него своим странным взглядом.

- И все–таки, чем же она лучше меня?

Ли вздрогнул от этого вопроса, чувствуя вполне заслуженный укор, что крылся за недосказанными словами.

- Она не лучше, но это по–другому…

- Она живая?

- Я дал Каори клятву, и она дала ее мне.

- Ты просто прячешься за свое обещание, как за тай–бо, избегая принять решение.

Хань вновь поднял взгляд, встретившись с глазами в къёкецуки, в которых не было ни ненависти, ни ревности, ни злости.

- Да. Я боюсь, и не могу сказать сейчас ничего, что изменило бы сложившееся положение вещей. И выбор делать я тоже не могу.

- Ты собирался быть терпеливым и ступенька за ступенькой продвигаться к потерянному счастью, безукоризненно исполняя волю своего повелителя и принося благо столь любимой тобой Империи, — сказала къёкецуки, словно читая его потаенные мысли, и еще крепче сжимая пальцы Ли Ханя. — Получить отобранное право основать род, право быть принятым другим родом, право на свободу передвижения. И вернуться к ней, тем, кого она полюбила, и не отбросила даже в тот миг, когда открылась правда. Но мне не нужно, чтобы ты лишний раз доказывал, кто ты есть. Мне нужен тот, кого я вижу сейчас перед собой, пускай это всего лишь искалеченный и наивный юнец, голова у которого забита глупыми догмами философов–воспитателей.

- Тогда ты должна понять, что я просто не могу… Не могу так…

Ее пальцы коснулись его губ, не давая договорить, и странное чувство узнавания всколыхнулось внутри у Ли. Точно также это делала Каори, когда он в минуты их близости начинал говорить что–то лишнее.

- Я понимаю. И поэтому согласна ждать. Но мое терпение не вечно, и одному лишь прародителю всего моего треклятого племени известно, что случится, когда мое терпение иссякнет.

- Пообещай, что не станешь причинять ей вреда, — вырвалось у Ли.

- Обещаю. Это сделало бы слишком больно тебе, а я не хочу, причинять такую боль тому, кто мне нужен, из–за собственной слабости.

Пальцы Такаты выскользнули из его руки, и, отвернувшись, демон посмотрела на соседнюю постель, где лежала ее младшая подруга.

- Теперь ступай, мне нужно помочь Ёми найти дорогу назад. Это займет время.