Наконец, Линетт перестала плакать. Она еще какое-то время не отрывала головы от груди Хантера, набираясь сил. Затем она подняла голову и посмотрела на него. Лицо Хантера было так близко от нее, а его зеленые глаза потемнели и смягчились заботой. Он вытер ладонью мокрое от слез лицо Линетт. Кожа на ладони была шершавой, но прикосновение — легкое и нежное. Ощущение его пальцев на лице вызвало трепет во всем теле. Линетт отступила назад. Ее душа была слишком изранена и незащищена, чтобы испытывать чувства, которые всегда пробуждал в ней этот мужчина.

Она всхлипнула и вытерла кулаком остатки слез.

Хантер тоже сделал шаг назад, заметив, как необычно он вел себя с ней, и его лицо едва заметно изменилось.

— А теперь расскажи мне все по порядку. Что ты делаешь здесь в такой час? И что с тобой случилось?

Линетт пренебрежительно махнула рукой.

— Это не имеет значения. Я пришла рассказать тебе о действительно важном.

— Не имеет значения! — поднимая брови, воскликнул Хантер. — Ты приходишь сюда в таком виде, будто ты побывала в боевом сражении и говоришь, что это не… — Он резко замолчал, на лице появилось вдруг понимание. — Иисус Христос! Так! Конвей избил тебя, верно?

— Да, — Линетт отвернулась, внезапно испытав стыд. — Но я не поэтому приехала.

Глаза Хантера зажглись дьявольским огнем, а лицо вдруг стало напряженным и холодным, как маска.

— Я убью этого сукиного сына! — С хмурым выражением лица он направился к лестнице. Линетт пронзил страх, и она бросилась следом, схватила за руку и повернула.

— Нет! Хантер, постой!

Хантер посмотрел на нее сверху вниз. Глаза были жестокими, даже дикими. Казалось, мысли его были далеко. Линетт, видя это, не сомневалась, что он решительно настроен исполнить свою угрозу.

— Послушай меня, — взмолилась Линетт, надеясь, что он увидит у нее в глазах нечто, что отрезвит его. — Ты не можешь этого сделать.

— Отойди.

— Хантер, нет!

— Я предупреждал его! Год назад я сказал, что с ним будет, если он еще раз причинит боль мне или моим близким, — прорычал Хантер. — Черт возьми! Никто не может вот так обидеть тебя и остаться ненаказанным.

Он замолчал и посмотрел куда-то в сторону. Тело было напряжено, но, по крайней мере, исчезло это странное, мутно-рассеянное выражение глаз.

— Хантер, пожалуйста. Ты не должен ехать за Бентоном. Сядь и выслушай меня. Что это изменит?

— Черт возьми, я буду удовлетворен, — ответил он. — Думаю, и тебе это не безразлично. Что с тобой? Почему ты пытаешься заступиться за него даже после того, что он с тобой сделал? Неужели ты его так сильно любишь?

— Нет! — голос Линетт задрожал от негодования. — Я совсем не люблю его. И никогда не любила.

— Тогда, какого черта ты стараешься спасти его жалкую задницу?

— Я не стараюсь спасти его. Мне все равно, если он в эту же секунду сдохнет. Но я о тебе беспокоюсь.

— Обо мне? — Хантер вырвал руку из вцепившихся пальцев Линетт и отправился наверх. — Ты считаешь, я не справлюсь с Бентоном Конвоем? Ты уж совсем в меня не веришь?

Линетт внутренне облегченно вздохнула. Хантер уже не был ослеплен ненавистью. Он рассуждал. Это означало, что он сможет понять неразумность своего поспешного решения.

— Не будь смешным, — резко сказала Линетт. — Мы оба знаем, что ты можешь убить Конвея. Но что потом? У Бентона много друзей и в правительстве, и в армии. Они не позволят тебе уйти. Тебя осудят и бросят за решетку.

— Нет, — холодно ответил Хантер. — Я никогда больше не вернусь в тюрьму.

— А что ты сделаешь? Убежишь в Техас? Много же тогда мне будет пользы. Ты мне нужен! А ты не сможешь помочь мне, находясь в тюрьме или за сотню миль отсюда. Забудь о Бентоне. Он больше не должен занимать нас. Я приехала сюда с более важным делом.

Хантер нахмурился.

— Черт побери, Линетт! — он стукнул кулаком о стену. — Я не могу оставить его ненаказанным. Он избил тебя! И снова может сделать это.

— Нет. Я туда больше не вернусь.

Хантер притих.

— Ты ушла от него? Насовсем?

Линетт кивнула.

— Я не смогу больше жить с ним. Сегодня вечером я узнала такое… такое, что делает это невозможным. Вот почему я пришла к тебе, а не потому, что Конвой избил меня. Я совсем забыла, как выгляжу. В любом случае, — почти весело добавила она, — когда мы вернемся, Бентон никуда не денется. Если ты захочешь проучить его, ты всегда сможешь сделать это.

Легкая улыбка пробежала по губам Хантера.

— Клянусь, ты права. — Хантер вздохнул. — Хорошо. Проходи на кухню, и я посмотрю, что можно сделать с твоим синяком. А ты расскажешь, что у тебя такое важное.

Хантер в одну руку взял лампу, другой рукой повел Линетт за собой на кухню, там усадил ее на стул, взял кувшин с водой и губку. Затем он поставил на стол кувшин, окунул туда губку, отжал ее и осторожно вытер кровь с губы девушки. Это прикосновение вызвало боль, но Линетт приложила всю волю, чтобы не застбнать.

— Извини, — пробормотал Хантер, прикладывая холодную влажную губку к опухшей губе и ссадине на скуле. Теперь Линетт был приятен холод губки на горячих ранах, и она от удовольствия прикрыла глаза. Было странно вот так сидеть с Хантером рядом, когда он нежно и заботливо касается ее лица. Так давно они не говорили друг другу приятных слов, не общались друг с другом, заботливо, по-доброму. И в то же время, это казалось таким естественным, будто бы не было разделяющих их несчастливых лет.

Линетт открыла глаза и посмотрела в лицо Хантеру. Оно было обветренное и загорелое, ожесточенное и возмужавшее. Нет, об этих годах нельзя забыть. Они так отдалили Хантера и Линетт, что вряд ли когда-нибудь они будут вновь близки.

Хантер кашлянул и отошел. Окунув в воду губку и отжав, он протянул ее Линетт.

— Вот, подержи это на ссадине. Холод должен немного успокоить боль.

Обойдя стол, он сел напротив Линетт. Его лицо снова приняло знакомое, каменное, непроницаемое выражение. Скрестив руки на груди, он молча ждал, глядя на гостью.

Она перевела дыхание. Сейчас ей казалось такой сложнейшей задачей объяснить все.

— Я не знаю, с чего начать.

Хантер пожал плечами.

— Просто начинай. Я постепенно пойму.

— Хорошо. Сегодня вечером Бентон и я поссорились, как ты, вероятно, догадался. Он очень разозлился, ревновал и нанял человека, который следил за мной. Я этого не знала. Я каждый день каталась на Рубио, а он вбил себе в голову, что я ездила к тебе.

— Ко мне? — Хантер поднял брови. — Я считал, что я последний человек, с кем можно предполагать твои любовные свидания.

— Знаю. Но Бентон не понимает, как ты относишься ко мне. Он думает, что ты все еще любишь меня, а я — тебя. Я пыталась объяснить, что он не прав, но он не стал даже слушать.

— Тогда он и избил тебя?

Линетт кивнула и подсмотрела вниз, нервно теребя пальцами складки юбки. Поверит ли Хантер или примет это все за ложь? Нужна его помощь, она не уверена, что сможет все сделать сама.

— Но это не важно. Он, понимаешь, был пьян, вышел из себя и не контролировал даже свою речь. И он сказал, что-то насчет… насчет того, что «избавился даже от моего ублюдка».

Хантер выпрямился, но промолчал. Линетт подняла лицо и серьезно посмотрела ему в глаза.

— Хантер, наш ребенок жив.

Безразличие на лице Хантера исчезло.

— Что? — Он, не отводя взгляда от ее глаз, подался вперед. — Что ты сказала?

— Сегодня вечером Бентон признался, что моя дочь не была мертва, когда появилась на свет. Они только так мне сказали, а на самом деле не похоронили ее, а отдали кому-то!

Хантер смотрел не мигая.

— У меня есть ребенок, — напряженно произнес он, — который где-то живет сейчас?

Линетт кивнула.

— Да. — Она тоже подалась вперед, ее голубые глаза умоляли. — Я должна найти наше дитя.

Хантер поднялся, приглаживая ладонью волосы.

— Я выеду с рассветом.

От этих слов Хантера по всему телу Линетт разлилось тепло. Хантер едет за их дочерью без малейших колебаний, без лишних вопросов. Она оказалась права, решив, что может положиться на него, невзирая на то, что между ними произошло.