Пакер кивнул головой.

— Никого. Даже животных в загонах.

— Лошадей? Там нет лошадей?

— Я не нашел. Я обыскал все. — Он пожал плечами. — Никого. Когда я стучал, никто не отвечал. Поэтому я проверил двери и окна. Все закрыто. Вы ничего не говорили, влезать ли во внутрь. Ну, я и не стал, только заглянул в пару окон, но внутри темно. Я бы сказал, что никого нет в доме.

«Чертова женщина!» Бентон стукнул кулаком по столу и вскочил на ноги. Лицо его горело от ярости. Очевидно, Линетт сразу поскакала к Тиррелу, чего он и боялся. Он знал это, хотя в глубине души все же надеялся, что жена поедет к родителям. Должно быть, они пустились в путь, как только она рассказала Тиррелу всю историю. Это, самое позднее, утром. Вероятно, они предполагают отсутствовать длительное время, иначе лошади Хантера оставались бы в загонах. Линетт, должно быть, убедила Тиррела отправиться вместе на поиски их ублюдка.

Бентон мерил шагами комнату, не переставая сыпать проклятьями. Его жизнь разрушена! Разрушена! Теперь все узнают, что Линетт ушла от него, убежала с Хантером. Все будут смеяться над ним и называть рогоносцем. Хуже того, все рассказано этой чертовой семейке — Тиррелам, которые всегда были ужасно болтливы. Бентон лишил Линетт дочери — это они разнесут по всему городу. Бентону будет теперь стыдно показаться на людях. Все станут цепляться, даже янки, и, вероятно, Фаркухар Джонс. Бог тому свидетель, Джонс и некоторые другие тоже не святые. Фаркухар никбгда не беспокоился о нравственной стороне своих поступков, но он может не захотеть общаться с Конвеем дальше только из-за того, что дурная слава может коснуться и его.

Все рухнуло! Простонав, Бентон запустил пальцы в волосы и начал качаться из стороны в сторону. Каждой клеточкой своей души он ненавидел Линетт и Хантера и желал отомстить. Он хотел их смерти!

Пакер с большим интересом смотрел на страдания Конвея.

— Никогда раньше не видел вас в таком состоянии, — заметил он. — Что случилось? Ваша жена сбежала с этим парнем, Тиррелом?

Бентон резко обернулся и зло посмотрел на него.

— Кто тебе сказал?

— Никто. Просто я решил, что это так. Вы так убиваетесь. Никто и ничто не может так свести человека с ума, как женщина. — Он помолчал. — Итак, вы хотите, чтобы я последовал за ними?

— Да! Немедленно. Ты еще сможешь их догнать. Я знаю, куда они направились.

Пакер выглядел немного удивленным.

— Ну и куда же они едут?

— Это маленький городок недалеко от Батон-Ружа. Фэрфилд. Дом моей кузины. Вот, я покажу.

Бентон схватил лист бумаги и коряво начертил там некое подобие карты, затем бросил ее Пакеру.

— Отлично. — Пакер, приподняв свое приземистое тело из кресла, взял листок.

— Ничего, если я возьму с собой парня? Он отлично владеет оружием. И так как их двое…

— Да-да, мне все равно. Бери кого угодно. Только сделай так, чтобы они не вернулись сюда. — Глаза Бентона дико сверкали. Он походил на сумасшедшего. — Ты понял меня? Я хочу, чтобы Хантер Тиррел был мертв! Чтобы он исчез из моей жизни!

Пакер кивнул.

— Понятно. А ваша жена?

Бентон замер, подумав о Линетт, представил ее в постели Хантера. Если она еще там не побывала до сих пор, нет сомнения, что скоро это произойдет. Он вообразил ее стоны и извивания, чего она не делала с ним.

— Нет, — слабым голосом ответил он, почти шепотом. — По крайней мере, если будет другой, выход. Я хочу, чтобы он был убит, а она вернулась в этот дом. Я сам позабочусь о ней. Когда я все разобъясню, она будет умолять меня позволить снова быть послушной, тихой женушкой.

Хантер, не моргая, смотрел на костер, помешивая угли палкой. Сидящая напротив Линетт молола зерна кофе рукояткой револьвера и была полностью поглощена работой. Ее брови сосредоточенно хмурились, когда она пыталась раздавить более крепкие зерна. Хантер, посмотрев на нее, повернул жарящийся над костром шашлык из зайчатины. Он только что подстрелил зайца, и они тут же сделали привал, обрадовавшись подвернувшемуся разнообразию в пище. Уже порядком поднадоели бобы и вяленое мясо.

С тех пор, как они выехали из дома, прошло три дня. Лошадей перегнали к Гидеону. Там пришлось объяснить брату и всем остальным, что произошло, и куда они собрались. Пока Хантер рассказывал, Линетт с пылающими щеками смотрела в сторону, сгорая от стыда. Что мать, брат Хантера и Тэсс подумают о ее беременности и ребенке? Но, к удивлению Линетт, Жо не произнесла ни слова о безнравственности их поведения, с сочувствием посмотрев на Линетт, сказала:

— Я все понимаю.

Гидеон предложил поехать с Хантером. Возможно, понадобится мужская сила, да и надежней было бы. Тэсс волновалась за Линетт: как та перенесет такое тяжелое путешествие, поэтому несмело предложила остаться, пока Хантер один съездит за девочкой.

Линетт начала было путанно объяснять, но к ее изумлению, мамаша Жо твердо заявила:

— Нет. Она не сможет сидеть сложа руки и ждать. Это же ее ребенок.

Жо перевела свои серые умные глаза на Линетт, затем снова посмотрела на невестку и, кивнув на спящего на руках у Тэсс ребенка, добавила;

— Что, если это был бы твой мальчик? Ты выдержала бы сидеть тут и ждать, пока Гидеон найдет его?

— Конечно, нет. Вы правы.

Сразу после этого Хантер и Линетт отправились в путь, не пожелав терять ни минуты. С тех пор они скакали во весь опор, останавливаясь на ночлег только когда стемнеет, и поднимаясь с рассветом, чтобы снова продолжить путь. Линетт была удивлена своей выдержкой. Она не жаловалась, не просила ехать помедленнее, если было нужно, просыпалась первой, а иногда торопила и Хантера. Казалось, будто ее подгонял какой-то внутренний огонь, все действия и движения были решительными и целеустрем-ленными, как, например, сейчас, когда она молола кофе. Будто бы она чувствовала, что каждая сэкономленная минута приблизит к заветной цели.

Хантер потянулся и перевернул шашлык другим боком к огню. Его взгляд снова задержался на Линетт. Он делал все возможное, не позволяя мыслям вновь возвращаться к этой женщине. Но при постоянном общении во время совместного путешествия это давалось нелегко. Они скакали рядом на лошадях, вместе ели, спали каждую ночь всего в нескольких метрах друг от друга. Хантер говорил себе, что мужчина должен быть лишен всех чувств, чтобы, находясь с женщиной, такой красивой как Линетт, не испытывать мук желания. Но это не означало, что он может расслабиться и потерять контроль над собой, приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы не обращать внимания на свои чувства, не замечать Линетт. Пока они ехали, то почти не разговаривали. Потом, вечером, устраивая привал и разводя костер, Хантер не пытался завести беседу, зная, к чему приведут разговоры с Линетт. Придется смотреть ей в лицо, тогда он увидит эти живые черты, сияющие глаза, милый изгиб губ, поблескивание зубов. Он вновь узнает ее, опять вспомнит ее тело. Но он не желает этого, предпочитая оставаться чужими.

Через некоторое время Хантер с удивлением понял, что Линетт, кажется, удовлетворена их теперешними отношениями. Ее устраивал их вежливый обмен репликами. Сама она не заговаривала первой, если только это не касалось чего-нибудь практического. Она не пыталась улыбнуться ему, пококетничать, не вспоминала давно прошедшие времена и события. И насколько он мог судить, Линетт не имела особого желания узнать его заново. Похоже, ее занимали только мысли о дочери.

Так и должно быть, решил Хантер. В конце концов, у них была определенная цель, и Хантер сам часто ловил себя на том, что думает о своем ребенке. Но неожиданно для себя он обнаружил, что молчание спутницы немного задевает. Все же хотелось бы поговорить с ней об их дочке. Он вынужден был останавливать себя, чтобы не задавать вопросов о ее жизни за последние несколько лет. У него появлялось желание рассказать о своей жизни в Техасе, о плантациях, где он работал, о людях, с которыми встречался, о местах, которые видел. Временами приходилось стискивать зубы, чтобы слова не сорвались случайно с языка. Это раздражало его, но можно было вынести. Самое худшее заключа-лось в том, что страсть к ней все еще жгла его изнутри.