— Тебе есть что вспомнить, — обронил Максим.

— Да, конечно. Так вот, Петр сказал мне, что стал совладельцем рынка и предложил попробовать себя в качестве челнока. «Деньги, — говорит, — не проблема. Раскрутишься — вернешь». И правда, сначала все здорово пошло. Особенно на фоне в учительской зарплаты. С Петькой я уже через несколько месяцев рассчитался. Год закончил с большущей прибылью. А потом… Пойми правильно, я никого не обвиняю. Сам цурак. Тоже, «Крокус Интернешнл» нашелся… — Алексей грустно улыбнулся и вдруг крикнул: — Тетя Маша! Погоди, я мигом! Извини, Максим, я на две секунды. — И выскочил из квартиры.

Вернувшись через две минуты, объяснил:

— Соседка, с пятого этажа. Я ей постоянно твержу: не таскай сама сумки. Скажи, что надо, — я принесу. Так нет же, наберет четыре авоськи, протащит их пять метров — отдыхает. Так полдня до квартиры и идет. А ей — лет сто… До тыщи осталось. Жалко бабку. Дети померли, внук — пьянь беспросветная… Ах, да, — вспомнил он. — На чем мы остановились? Ну, конечно, сделка века… На севере Португалии купил большую партию зимней обуви. Отличные модели, классная кожа. Предоплату, сволочи, потребовали. Все отдал, что было. Ждал к началу октября. Прислали в середине февраля. В это время зимнюю обувь покупают только отмороженные. До сих пор на складе лежит. Миллионера из меня не получилось, как говорил Бендер. Придется переквалифицироваться. Не знаю, правда, в кого.

— Сколько ты занял у Генина?

— А это важно?

— Можешь не отвечать, это не допрос.

— Да ладно, чего уж… — Нефедов махнул рукой. — Сто двадцать тысяч. Долларов, конечно. Как раз на две машины летней обуви.

— Как потом складывались ваши отношения?

— Да вроде нормально… — Алексей пожал плечами. — Петька, конечно, не ангел, но отнюдь не сволочь. Он же все видел. Ну, поорал на меня немного — так я его понимаю, деньги были предприятия, а не его личные.

— Вот что, Алексей… — Серов смотрел себе под ноги, стараясь говорить помягче. — Постарайся как следует сосредоточиться и вспомнить тот день, когда Петра… Ну, ты понимаешь, о чем я. Все, до мельчайших деталей.

— Сейчас. — Нефедов потер пальцами виски. — Встал в шесть, бегом слетал на рынок, — не удивляйся, я каждое утро туда бегаю. Продавец должен знать, что он под наблюдением с утра и до ночи, иначе начнет воровать — потом уже не остановишь. На обратном пути зашел в магазин за молоком, — значит, было уже начало девятого. Позавтракали, жена с детьми уехали в парк, в Сокольники, на электромобилях покататься. Я сидел дома до половины первого, до их возвращения. Бухгалтерию подбивал. Несколько раз звонил на рынок, — у меня два контейнера телефонизированы.

— Продавцы могут это подтвердить? — спросил Максим, глядя во двор, где три малыша строили башню из песка.

Нефедов искоса глянул на него, прищурился. Помолчав немного, пробурчал:

— Что-то не пойму я, Макс, твоих вопросов. Почему кто-то что-то должен подтверждать? Я слышал, Кровеля с поличным взяли?

Максим кивнул.

— Да, конечно. Надо было тебе с самого начала сказать. Есть свидетель, который за несколько минут до приезда Кровеля видел человека, входящего в Петькину квартиру. Человека твоей комплекции, Леша.

Алексей широко раскрыл глаза и присвистнул. Достал у Максима из пачки сигарету, закурил.

— Да, дела… Продавцы здесь, конечно, не свидетели. Они же не могут определить, откуда я звонил.

Максим тяжело вздохнул и с надеждой в голосе спросил:

— Может быть, тебе кто-то звонил? Сюда, домой…

— Звонил..? — Алексей опустил плечи и с виноватым видом пробормотал: — Да, звонили. Только я к телефону не подходил. Очень не хотелось с Петькой объясняться. Думал: соберу деньги — тогда и появлюсь. Кто же знал, что так получится?

Несколько минут они стояли молча, погруженные в свои мысли. Потом Максим, стараясь не смотреть Нефедову в глаза, тихо сказал:

— Тебя вызовут к следователю. Возможно, уже сегодня. Будь готов, Леша.

— Да, конечно… — Алексей поморщился. — Только чего мне готовиться-то? Добавить к уже сказанному нечего…

— Вспомни все хорошенько. Может быть, кто-то подтвердит твое алиби. — Максим вошел в комнату и задержался у стола, вспомнив разговор с Баром.

— Леша, скажи мне: ты с Баргузовым хорошо знаком?

Нефедов усмехнулся:

— Хорошо — не то слово. Давно — так будет точнее. В соседнем зале груши колотил. Долго колотил, упорно. Кандидат в мастера по боксу, тяжелый вес.

— Не очень ты его жалуешь, я вижу.

— Совсем не жалую, — охотно согласился Алексей. — Недобрый он человек. А точнее — сволочь редкостная. Петькиным арендаторам от него доставалось — не дай бог! Моих продавцов не трогает, побаивается. — Он посмотрел на свои кулаки и хмыкнул. — Я же могу и башку отвинтить при случае.

— Он, по-моему, тоже не слабак, — осторожно заметил Максим.

— Нет, конечно, — кивнул Алексей. — Здоров, как буйвол. Только все навыки в кабаках да борделях оставил. Слабого ударить — это он мастак. Правда, сильному с ним связываться тоже не стоит. Свора у него опасная.

— Хорошо, Леша. — Максим направился к выходу. — Ты все-таки постарайся что-нибудь вспомнить. Привет тезке!

Максим с улыбкой рассматривал плакаты, развешанные на стенах. Он видел их здесь и три года назад, и пять лет, и десять. Тогда они были посвежее, сейчас — пообшарпались, пообветшали, но содержание осталось прежним. Менялось начальство, менялась политическая система, неузнаваемо изменилась жизнь, но задачи правоохранительных органов при любой ситуации оставались прежними. И суровый плакатный взгляд широкоплечего блондина с сержантскими погонами, устремленный на всяк сюда входящего, по-прежнему оставался недоверчивым. А глагольная часть настенной росписи вечно будет призывать «искоренять», «разоблачать», «не позволять», «охранять» — и так далее.

— Серов! — Максим с трудом «выплыл» из потока своих мыслей. Кто его зовет? — Серов! — кричали из «бюро пропусков». — Получите ваш пропуск! Третий этаж, налево.

— Спасибо, — Максим усмехнулся, — я знаю. Лифт, конечно, не работает? — Он посмотрел в конец коридора, где находилась лифтовая шахта. Оттуда не доносилось ни звука.

— Лифт? — изумилась девушка-сержант в окошечке, выпучив на него густо накрашенные глаза. — Он что, когда-то работал?

— Н-да, — пробормотал Максим. — Давно, в другой жизни. Вас тогда еще не было.

Он поднялся на третий этаж, помассировал занывшую вдруг ногу и направился к кабинету с табличкой: «Анатолий Иванович Петелин. Следователь по особо важным делам». Постучавшись, толкнул дверь.

За столом сидел немолодой, сутулый мужчина, с проседью в волосах, с проплешинами. На нем был мышиного цвета костюм, столь модный в полуноменклатурной среде середины семидесятых. Да и весь он выглядел каким-то замшелым, случайно занесенным в конец века. Трудно было представить на его лице какие-либо эмоции. Именно так, по мнению Максима, полагалось выглядеть тем, кто скрупулезно собирал толстые досье на диссидентов и, «чувств никаких не изведав», отправлял их в психушки — «мозги прополоскать».

— Здравствуйте, Максим… э-э-э… — мужчина глянул в бумажку, — Андреевич. Слушаю вас внимательно. Проходите, присаживайтесь. — Голос Петелина полностью соответствовал его внешности: ни тонов, ни красок, ни модуляции — абсолютно бесцветный голос.

Максим сел и, пытаясь преодолеть неприязнь к этому человеку, заметил:

— Там, в фитнесс-центре, нас опрашивал другой следователь…

— Все течет, — тусклым голосом проинформировал Петелин и замолчал, уставившись на Максима давно потухшими глазами.

Максим собрался с мыслями и немного нескладно, — совиный взгляд следователя очень раздражал, — пересказал свою беседу со вдовой Генина. Закончив рассказ, передал Петелину визитную карточку свидетеля. Петелин молча кивнул и что-то быстро записал на листке календаря. Затем — по-прежнему уставился на Серова.

— У меня, собственно, все, — неуверенно пробормотал Максим.