— В чем дело, Роберт? — Божко и не пытался скрыть раздражение. — Мы же договорились: никаких личных контактов!

— Кирилл, мальчик мой. — Вот даже как! На «ты», да еще «мальчик мой»! И все это — спокойным, исполненным превосходства тоном. — Прошу тебя, оставь эти манеры для своих шестерок. Я не хуже тебя знаю, что можно, а чего нельзя. Однако — обстоятельства…

— Извини, погорячился, — Божко понизил голос. — Так что случилось?

— Беда, Кирилл. — Старый боевой конь Роберт чем-то клацнул — то ли металлическими зубами, то ли костями. — Кайхан соскочить хочет. Говорит: сон дурной видел. Завязывать, дескать, пора.

— Сколько мы у него покупаем? — Божко успокоился и говорил теперь вполне будничным, деловым тоном. — В процентном отношении?

— Все. Других покупателей у него нет. — Роберт как-то «по-волчьи» хохотнул и добавил: — Уже.

— Загрузи все суда, платежи приостанови. Его счета в оффшорах на наших людей? Пусть отзовут доверенности. И еще. Погоди…

На минуту воцарилась тишина, нарушаемая лишь писком мобильного телефона.

— Алло! Брык? Божко… Дело есть. Как скоро ты можешь быть в Стамбуле? Ясно. Хорошо. Возьми с собой кого-нибудь. Роберт тебе все объяснит. Да, как обычно. Все. Пока.

Божко обратился к гостю:

— Завтра в восемь вечера в аэропорту Стамбула тебя будет ждать Брык. Покажи ему Кайхана и обрисуй ситуацию. В общих чертах, деталей не надо. Только предупреди — осторожнее. Он дурак набитый, убить может ненароком.

Позади меня что-то засвистело. Я обернулся — и сердце мое сжалось. Я бросил прощальный взгляд на рубашку от Хуго Босса и смиренно затаился, готовый к любым издевательствам.

— Что это за звук? Кто там? — насторожился Роберт.

— Успокойся, — тихо рассмеялся Божко. — Ирригационная система включилась. Она же автоматическая.

Теперь я мечтал только об одном: чтобы они быстрее распрощались. Все равно не слышал, о чем они говорят. Система полива работала шумно и эффективно, что раздражало вдвойне. Двухнедельный ливень, запиравший меня на весь день в машине, казался сейчас легкой моросью. Распылитель, наверное, сломался, потому что садистски лил воду только на меня, как будто вокруг не было травы.

Я с удивлением отметил, что дурное настроение как рукой сняло, стоило мне услышать шелест шин божковского автомобиля. Мало того, жизнь, казалось, обрела смысл. Кончился, наконец, период слепого тыканья носом в стену. Я знал, что делать. Я знал, за кем лететь. Я знал, куда лететь.

Угадайте — куда? Правильно. Домой, конечно. Просохнуть, переодеться, и — в Стамбул. Срочно.

Вы видели когда-нибудь Вавилонскую башню в процессе возведения? Когда закутанные в овечьи шкуры пузатые и носатые банкиры приезжают на золотых колесницах посмотреть, как утекают в вечность их с таким трудом награбленные денежки. Когда кучерявобородые прорабы мечутся от полудиких поставщиков стройматериалов к совсем диким транспортникам, а от тех — к изнеженным и ленивым субподрядчикам., пытающимся бросить стройку тысячелетия на произвол судьбы и прикорнуть в прохладной тени каких-нибудь Садов Семирамиды? Когда контракты навечно высекаются на огромных гранитных глыбах — и не предусмотрено в них никаких форс-мажорных обстоятельств. А может быть, рабы с Эгейского моря и из Египта высекали на них стихи? Прочитать-то все равно никто не мог…

Не видели? Я тоже. И не надо. Скорее Я всего не было ничего такого… А был неизвестный истории великий фантазер, увидевший однажды аэропорт Стамбула и придумавший эту красивую легенду.

Величественное ультрасовременное здание аэропорта густо пропиталось запахом шаурмы и человеческого пота. Здесь продавалось абсолютно все, продавалось по обе стороны таможенного барьера. Да и сам барьер казался крайне неуместным в этой Мекке фривольного обращения денежных знаков.

Здесь поневоле начинаешь философствовать. Стамбул, Константинополь, Царь-град, Византия… Сколько еще названий имел великий город до того, как люди научились их запоминать? Кто знает..? А кончилось все вот так — шаурмой, бараньим шашлыком, духанами вокруг. И так же, как и начиналось. Бег по кругу.

Лысый череп Роберта приветливо мелькнул возле стойки паспортного контроля, задержавшись там, впрочем, всего на несколько секунд. Боковым зрением я зафиксировал еще одну лысину, упорно и без особых усилий пробивающую себе дорогу к первой. Эта плешь заметно возвышалась над окружающим ее морем разномастных голов и прочно сидела на широких могучих плечах.

Наконец лысины встретились, и их обладатели обняли друг друга за плечи. Обладатель второй лысины обернулся, окинув взглядом толпу. Я увидел, кто это, и мне захотелось обратно, в Алгарве…

…Четвертый день мы не могли высунуть носа из джунглей. Ребята Совимби стреляли даже по кустам, если они вдруг шевелились на ветру. Связь не работала. Кубинцы не знали, где мы, и не могли нам помочь. Два связных, отправленных мной с промежутком в сутки, не вернулись. Жрать было уже нечего. Пить, правда, совсем не хотелось. Иногда мне казалось, что я весь состою из дождя. Вся моя армия занимала сейчас круговую оборону. Вся армия — это, кроме меня, прапорщик Бражник, специалист-подрывник, огромный хохол с мускулатурой молотобойца, четыре кубинских спецназовца и шесть ангольских бойцов.

Ко мне подполз Бражник.

— Лейтенант, пусти меня к кубашам. Я дойду. Я ж тебе не анголец. Я точно дойду.

До кубинского гарнизона было около тридцати километров. Примерно двадцать из них контролировались войсками Совимби. Но самое страшное — первые два километра, до опушки следующего леса. Голая саванна. Все как на ладони. Даже ночью.

— Послушай, Бражник…

— Брык.

— Хорошо, Брык, если тебе так нравится. Ты очень плохо говоришь по-португальски, совсем не говоришь по-испански. Что ты скажешь кубинцам? Или ангольцам, если они тебя сразу не убьют?

— А ты просто отпусти — и жди завтра вертолеты. У тебя что, есть выбор?

Здесь он прав. Выбора у меня нет.

— Черт с тобой. Через час стемнеет — и вперёд. Пойдёшь от тех кустов, там ближе к лесу.

— Ты меня не учи. Я знаю, как мне идти и куда.

Он ушел. На рассвете началась новая атака партизан, — хотя кто в этой войне партизаны? — и я о нем забыл на несколько часов.

Вертолеты появились еще засветло. Два зависли в воздухе, обстреливая возможные укрытия партизан, один взял нас на борт.

Уже на второй день жизни в кубинском гарнизоне я заметил, что ангольцы избегают меня, а от Бражника — так просто шарахаются. Еще через два дня я узнал от кубинцев причину.

— Твой герой Брык, когда шел по лесу, зашел в две деревушки. Совершенно мирные. И убил там всех мужчин. Кого ножом, кого просто голыми руками. Он зверь, лейтенант, ему нельзя давать в руки оружие.

— Где он?

— Пошел в деревню. Там есть магазинчик. Он заходит туда, берет все, что хочет, и уходит.

Я нашел его сразу. Испуганные аборигены, толпившиеся у магазина, бросились врассыпную. Абсолютно пьяный Брык, уложив на прилавок продавщицу, плачущую девчушку лет шестнадцати, пользовал ее сзади. Справа от него лежал автомат. Я взял его и дал очередь в воздух.

Брык бросился на пол. Увидев меня, вскочил на ноги.

— Ты что, охренел, лейтенант? Я тебе сейчас башку отверну!

Он двинулся на меня. Я ткнул ему прикладом в морду. Что-то хрустнуло. Он схватился за челюсть и завыл.

— Молчать, мразь! Вперед! Пойдешь под трибунал!

До трибунала, как водится, дело не дошло. Месяц Брык провалялся в госпитале, потом улетел в Союз. Перед отлетом из Луанды он нашел меня.

— Лейтенант, ты меня зацепил. Я считал тебя другом. Теперь мы враги. Следующая наша встреча будет для тебя последней…