— Она зайдет сегодня вечером или завтра, — сказал он. — Мне бы хотелось, чтобы это письмо было передано ей лично.

— Не беспокойтесь, синьор.

Но, выйдя на улицу, он увидел возле подъезда черную, мрачную, как катафалк, машину. В его сердце закралась тревога. Он сделал несколько шагов в противоположном направлении, дошел до конца улицы, однако машина уже тронулась. Филанджери услышал ее легкое, но угрожающее гудение. Нагнав его, машина остановилась, и из нее вышел полицейский с раскосыми глазами и с тем же скучающим выражением лица.

— Садитесь, — вяло сказал он.

В пять часов Сент-Роз ждал Мари в кафе «У Пьетро». Он заранее позвонил ей на службу, назвавшись условленным именем. Войдя в кафе, он расположился на диванчике в углу зала. Тут почти никого не было. Через стеклянную дверь он заметил на стене дома напротив белую надпись: «Comune di Roma. Profilassi della rabbia». Хозяин кафе, выделяясь на фоне сверкающих бутылок и кофеварки, читал газету. Сент-Роз думал о Филанджери, и, поскольку голос Мари по телефону показался ему спокойным и уравновешенным, он решил, что все в порядке. Он вспомнил, что, когда сегодня днем он немного вздремнул, ему приснилось, будто он плавает где-то в морской глубине и вокруг него целый лес водорослей. Вдруг появились какие-то прозрачные рыбы и проглотили его, однако физических страданий он не испытывал — только ужас от того, что у него больше нет тела и он обречен вечно скитаться в этой пучине. Он подумал еще о Сандре и о ее предложении укрыть его в Париоли. Без сомнения, она имела в виду какое-то «гнездышко», где встречалась со своими любовниками. На дворе уже начали сгущаться сумерки, реже появлялись машины. Двое фашистских полицейских с винтовками через плечо остановились ненадолго на тротуаре.

В памяти Сент-Роза возникали и другие сны. Так, однажды ночью бесчисленные полчища муравьев сомкнутыми рядами осадили стены дома и с тихим шелестом колоннами двинулись к его кровати — блестящие, пучеглазые, с огромными головами и челюстями. В другой раз ему приснилось, что море поглотило целый город и он спасался на крышах домов, глядя сверху, как вода медленно заливает улицы, и вот уже на ее поверхности торчат только крыши и купола с облепившими их кучками людей, которые один за другим сползают в воду и тонут в этих потоках.

Когда открылась дверь и вошла Мари, хозяин кафе — плотный, с проницательным взглядом — поднял голову и восхищенно осмотрел молодую девушку с головы до ног. Она направилась к Сент-Розу, который встал ей навстречу, и уселась рядом. Хозяин решил, что это влюбленная парочка, и обратился к ним: «Дети мои». Мари сняла пальто, под которым было черное платье с единственным украшением — ниткой хрустальных бус. Ее высокая, упругая грудь казалась символом дивного могущества жизни. Сент-Роз уже убедился в том, что только Мари может избавить его от недуга, по временам терзающего его разум и внушающего ему печальные и жестокие мысли.

— Есть новости? — спросил он.

— Тавера действительно донес на Фило.

— И этот капитан из итальянской полиции тоже?

— Нет, только Тавера. И уже сегодня утром, сразу после нашего ухода, туда явилась полиция.

Она рассказала все, что узнала во время своего первого прихода от самого скульптора, и показала письмо, которое уже потом передала ей привратница.

— При таком обороте дела для него разумней всего было уехать, — сказала Мари. — Так будет лучше для вас обоих.

Пока Сент-Роз внимательно читал письмо, Мари подметила, что ему свойственна подозрительная осторожность бродячей кошки, привыкшей быть всегда настороже, ибо весь мир вокруг представляется ей сплошной, не имеющей границ опасностью. И эта его кошачья черточка была особенно заметна, когда он говорил — тихо, слегка поджимая губы. Сент-Роз сказал, что, по его мнению, внезапный отъезд Филанджери полиция может расценить как признание вины. Его начнут искать и, вероятно, найдут без особого труда.

— Знаете, — сказала Мари, — он не сообщил привратнице, что едет в Сполето.

— Ну и что? Туда сразу же пошлют телеграмму и проверят, нет ли его.

— Вы прекрасно понимаете, что семья постарается обеспечить ему безопасность, когда он приедет.

— Если его не задержат еще на вокзале, едва он сойдет с поезда.

— Вы считаете, что они сразу начнут усердствовать?

— По-моему, сейчас он кажется им более подозрительным, чем прежде. Как будет реагировать полиция, я, конечно, сказать не могу. Возможно, она узнает о его отъезде только завтра или еще позже.

— А вы сами что собираетесь делать?

— Покинуть палаццо Витти. Завтра утром я уеду оттуда. К несчастью, именно в палаццо должен прийти Лука или его доверенное лицо. Я буду искать выход. А вы Луку знаете?

— Луку? Нет, не знаю, — ответила Мари. — Фило мне говорил о нем, когда прятал у себя вашего друга Бургуэна, но я ни разу с ним не встречалась.

И она отпила глоток ядовито-желтого содового напитка, который принес ей хозяин кафе. В конторах и магазинах работа заканчивалась, и Сент-Роз видел в окно, как римляне всех возрастов заполняют улицы. У некоторых глаза были подернуты дымкой, будто они шли, поглощенные мыслями о преследующем их днем и ночью несчастье. Другие, казалось, искали нечто невидимое, но наверняка существующее и способное избавить их от отчаяния. После своего первого выхода из палаццо Сент-Роз не чувствовал себя в городе чужим. Он понимал, что все легче и легче переносит его разреженную атмосферу и что эта атмосфера побуждает его чаще задумываться над своим собственным существованием. Присутствие Мари придавало этой мысли живость и даже какую-то ясность.

— Вы знаете, — сказал он, — если Филанджери арестуют и заставят говорить, на вас тоже падет подозрение.

Она покачала головой, но он настаивал:

— Достаточно, если его вынудят сказать, что в то утро вы приходили к нему, чтобы нас предупредить. Ваше любезное предложение подвезти меня в своей машине будет лишний раз свидетельствовать о вашем сообщничестве.

— Если они будут нещадно его истязать, Фило, возможно, признается во многом, но он никогда не скажет ничего, что могло бы навлечь на меня опасность. Он любит меня как родную дочь. Вы его еще мало знаете.

Несмотря на такой довод, Сент-Роз был встревожен не только тем, что Мари находится под угрозой, но и тем, что их теперешнее положение напоминало ему один из его недавних снов о несметном множестве муравьев в железных панцирях и их гнусном и неотвратимом наступлении.

— Только бы с вами ничего не стряслось! — сказал он. — Это мое единственное желание.

Она ласково улыбнулась в ответ и нежно взяла его за руку, словно желая успокоить. И на ее чувственном лице вдруг появилось детски наивное, чистое выражение. Смелая, правдивая и неотразимо красивая девушка с проницательными и полными нежности глазами читала все, что было у него на душе, понимала, как она его волнует, и забавлялась этим с чуть заметным лукавством. Они говорили о вечеринке, о Тавере, об этой глупой ссоре, припоминали множество подробностей, но ни слова не было сказано о том, что произошло между ними во время танца.

Когда они расстались, был поздний вечер, близилось затемнение, и улицы в этой тревожной темноте уже почти не было видно.

Вечером, поскольку Луиджи был в командировке далеко от Рима, Сент-Роз ужинал с маркизой и Сандрой. Он рассказал им о своих делах только то, что счел возможным, и напомнил, что в случае тревоги он этой ночью сразу же спрячется в укрытие, в тот самый тайник, который был недавно оборудован для двух прежних беглецов. Его не вполне устраивало это решение, но он считал, что до утра ничего лучшего не придумаешь. А на рассвете, когда затемнение кончится, он отправится к одному приятелю, предоставившему ему убежище. Маркиза выслушала его, не задав ни единого вопроса. Она, казалось, относилась ко всему с полнейшей безмятежностью. К концу ужина ее одолел сон, и она удалилась в свою комнату. София помогла ей раздеться, уложила в постель и пошла к себе, а Сандра и Сент-Роз остались одни у камина.