Будут волосы огненно-яркой волной
Золотиться под солнцем до пят.
Будешь юною, радостной и молодой,
И не знающей горя и зла.
Будут боли и беды тебя стороной
По далекой тропе обходить,
Будет жаркое солнце сиять над тобой,
Будет ветер тебе ворожить.
Будет тенистый лес над тобой шелестеть,
Будет речка о счастье беспечно болтать.
Соловьи о любви и мечте будут петь,
А дорога - манить и звать в синюю даль.
Не коснется ни горе, ни злая беда
Твоих девичьих худеньких плеч.
Не найдет тебя лютый враг никогда,
Так и будет, ты только поверь.
И куда-то лететь будут мимо года,
Серебриться под солнцем грибной будет дождь,
А теперь спи спокойно, Эвинна моя,
Пусть на улице дождь красит в черное ночь...
Фольвед прервал жуткий крик на улице. Сомнений не осталось, в деревне что-то происходило. Вдова сотника Эгинара вскочила, босые ноги обожгло холодом земляного пола. Аргард молодец. Он уже вскочил, ухватил тяжелую, оставшуюся от отца рогатину и бросился к двери. Но что, Ирлиф побери, происходит? Разбойники? Свалившаяся на деревню беда была слишком огромной и непоправимой, чтобы сознание смогло сразу осмыслить. А ведь ответ лежал на поверхности...
Аргард резко, рывком распахнул дверь.
- Кто зде... - и отпрянул, медленно заваливаясь на спину. Из груди торчала вошедшая по самое оперение стрела. Фольвед закричала, не виденный ни разу наяву, но сотни раз в кошмарах ужас повторялся. Алкский ублюдок-лучник отнял у нее отца, а теперь и сына? Да есть ли в этом мире хоть какая-то справедливость, или богам на все плевать? Всхрапнула, хороня последние сомнения, лошадь, раздался плеск сапог спрыгнувшего в грязь всадника. Дверь пинком распахнула высокая фигура с факелом в левой руке и окровавленным мечом в правой. Свет резанул по глазам женщин, только миг спустя Фольвед увидела лицо. Тьерри, барон, пришедший вернуть свое. За спиной, неся запасной колчан и хозяйский лук в саадаке, семенил Нэтак. Интересно, куда эта тварь дела дочь?
- Ба, какая встреча, Фольвед! - заулыбался Тьерри. Он постарел, огрузнел, под глазами синели мешки - след пьянства, - но меч в руке держал уверенно. Да и еще один алк с луком, стоящий у входа, придавал ему уверенности. Стрела наложена, только натянуть тетиву и всадить стрелу в упор в бездоспешное тело. Чего тут бояться даже и одному? Единственного хоть немного опасного, сына сотника Эгинара, удачно свалил Мойфельд. Ну, а Фольвед сейчас даст ему все, о чем он мечтал что с Олтаной, что с Ирминой, что с другими сельскими дурами. Даже больше, если не захочет, чтобы рыцари повеселились с малявками. - Нас явно сводит вместе судьба. Нашей близости хотят Боги, Фольвед. Сейчас ты нагнешься, задерешь юбку и сделаешь мне хорошо.
- С какой радости? - усмехнулась женщина. Она знала, что в полной его власти, и ее-то уж точно не пощадят, но хотя бы плюнуть в наглую морду должна успеть. Пусть потом делают, что хотят, хоть на части режут - она будет только хохотать им в лицо. - Ты что, уже отрастил то, о чем я говорила? Или засохло даже что было?
"Может, убьет нас сразу, - подумала она, вслушиваясь в доносившиеся с улицы звуки. Свист арканов, стоны, крики, проклятия, звуки ударов. Это не один бандит, рыцари тщательно подготовились, а Нэтак их навел. - Остальных-то выпорют и угонят обратно, а меня с девочками... А что, если..."
Надежда все равно мала - но попробовать стоит. Вдруг Эвинна или Амти смогут выскочить на улицу, пока Тьерри развлекается, а потом дойти до Хедебарде? Да даже если сгинут в болоте, это лучше, чем то, что предстоит ей самой. Фольвед распрямилась, так, что грудь выпятила домотканую рубаху, и провела языком по губам. Она была еще красива - той зрелой, умудренной опытом красотой, какая свойственна повидавшим жизнь, распростившимся с юношеской беспечностью людям. Тьерри даже разинул рот - от этого розового язычка, скользящего по манящим губам, его окатило волной жара. А уж когда крупная, рано огрубевшая рука скользнула по юбке, как раз чуть пониже веревки...
- Знаешь, я тут подумала, что давно не подавала милостыню нищим, - издевательски усмехнулась Фольвед. "Прости, Эгинар, - как перед живым, взмолилась она - впрочем, в ее памяти муж и не умирал. - Только ради твоих дочерей". - Видишь ли, у нас в деревне таких нет... то есть не было до вас. А ты же как нищий, Тьерри - только нищета у тебя не в кошельке, а между ног. Ну, сними штаны, мальчик, и я честно сдохну со смеху. Что, боишься при своих людях?
Тьерри сам не понимал, что чувствует к этой женщине. Ненависть - но одновременно и неутолимую, много лет сжигавшую его страсть. Желание втоптать ее в дерьмо, унизить, раздавить, заставить ползать у ног - и робкую надежду, что когда-нибудь она поймет, что он лишь исполнял долг перед королем, что так было надо. Поймет - и примет, отказавшись от призрака мертвого сотника, станет его тылом и опорой. Если бы она это сделала и родила ему сына - он бы согласился удочерить этих двух малявок, и готов был бы поклясться перед алтарем Алка Морского, что найдет им хороших мужей и, не скупясь, даст приданое. В конце концов, дочери - не наследники. Глядя на нее сейчас, он вдруг понял, что будь у него такая жена, не понадобились бы Олтана, Ирмина и прочие. Потом гнев на уведшую пол-деревни, да еще и опозорившую его, вдову пересилил. Холодно усмехнувшись, он ответил:
- Это я даю тебе милостыню: ты, вдова сколенского ублюдка, понесешь от алкского барона. Ненадолго, пока мне не надоест, ты ощутишь себя баронессой.
- Это еще что, - отозвалась Фольвед. Руки уже колдовали над завязками юбки. Только бы Эвинна сообразила, когда он будет... А они будут глазеть... - Эка невидаль! Вот ты, алкский баран, удостоишься поистине невероятной чести: в тебя, крысиное дерьмо и трусливый убийца, плюнет вдова сколенского кузнеца.
"Успела! Теперь только спасти дочерей..."
От такой "чести" алк онемел. Он не знал, что делать, чего ждать от этой ведьмы. Сейчас она должна ползать в грязи у его ног, готовая сделать все, что угодно, ради дочерей. А он развлекся бы с ней, потом с девками, потом отдал бы всех стрелкам, а затем все равно бы убил. Сколенцы должны знать, как алки карают ослушников. Но она... Будто чувствует, что пощады не будет - и просто старается хоть чем-то ему досадить. "Тебе бы мужчиной родиться, - неожиданно подумал Тьерри. - Рыцарем. С каким бы удовольствием я бы прирезал тебя на дуэли. Или ты меня - тут уж как Алк Морской решит".
- Ну что, попробуем, алкская ты шавка? - поинтересовалась Фольвед, когда Тьерри стер слюну. - Ты ведь об этом девять лет мечтал... - Рука выпустила концы веревки, и юбка соскользнула на пол. А Фольвед рванула пуговицы - и рубаха тоже слетела прочь. Но даже голой она выглядела по-королевски гордо, большие зеленые глаза смотрели с яркой, обжигающей ненавистью.
Если нет меча, дуэль можно вести и так. Нельзя отнять право на последний бой у воина... и у каждого, у кого в груди сердце воина.
Терпеть больше не было сил. Тьерри яростно рванул ремень, освобождаясь от штанов, двинулся вперед и яростно, как таран в пробитую брешь, вломился в Фольвед. Женщина только стиснула зубы, но тут же овладела собой и произнесла:
- И это все, на что ты способен? Труп справился бы лучше ...