— Аллегра велела мне присоединиться и присматривать за фотографами — они готовят снимки президента и его матери в компании с Филом, Тони и Глорией. Понятное дело — обычный семейный портрет. — Он усмехнулся. — К тому же и Глория хочет, чтобы я полетел. На прошлой неделе я обыграл ее в пинокль, и она жаждет реванша.

Так всегда. Я среди ночи охочусь за газетами, а Кларк позирует с Тони, Филом и Первой Семьей государства.

— Я дам тебе знать, если что-то изменится.

Тем временем Марлен занималась Фазой Номер Два: бронировала гостиничные номера для назначенного на выходные рекламного тура по поводу премьеры «Ножовки», — хотя и не говорила прессе, какой покажут фильм и кто будет давать интервью. Она, таким образом, не подтверждала и не отрицала слухи и сплетни, и если бы пришлось поездку отменить, то никто не узнал бы, какое кино не показали. Марлен предупреждала всех журналистов, что в их интересах принять приглашение. За день свое участие подтвердили более двухсот представителей телевидения, радио, печати и сетевых ресурсов со всей страны.

На следующий вечер, около восьми, мы с Дагни ждали звонка от Аллегры. На экране моего монитора был пресс-релиз, который я написала накануне. Он был почти полностью закончен — Аллегра велела оставить пустые места для последующего внесения точной информации. Выглядело это следующим образом: «ПРЕЗИДЕНТ ВЫБИРАЕТ НОЖОВКУ». «После просмотра «Ножовки» — фильма, который скоро будет выпущен на экраны компанией «Глориос пикчерс», — президент заметил, что [вставить пылкое одобрение]. Его несказанно поразило умение Готорна [вставить глагол и несколько прилагательных], и он заявил, что это напомнило ему [вставить имя писателя, режиссера или рок-музыканта]». Мы с Дагни приготовили электронные послания и целые рулоны факсовых сообщений для двенадцати тысяч журналистов, связавшихся с нашим офисом за последние два дня.

Аллегра позвонила в тринадцать минут девятого. Она все еще находилась в кинозале Белого дома. На заднем плане я услышала хорошо знакомый плавный говор президента и ответное девчоночье хихиканье Глории. Мое сердце заколотилось. Аллегра взволнованно прошептала, что президент объявил «Ножовку» шедевром и назвал Джимми-Дейла «национальным достоянием» и «продолжателем традиций Фолкнера». По его мнению, «Ножовку» должен был посмотреть каждый американец! Мы с Дагни одновременно положили трубки. Я победно вытянула вверх руку, и Дагни звонко шлепнула своей ладонью о мою. Иметь в своей команде президента было, безусловно, очень здорово.

Мы заполнили релиз и принялись его рассылать. В первую очередь я позвонила Эллиоту, думая, что он еще успеет вставить материал в завтрашнюю газету — преимущество, которого я больше не предоставила никому.

— Это Карен. У меня есть официальное заявление насчет «Ножовки». Сумеешь придержать выпуск?

— Попробую.

Он дал мне номер факса, и я оставалась на проводе, пока он его получал.

— Спасибо, Карен. Я оценил, честное слово. А кто был на просмотре с президентом?

— Фил, Тони, Глория и мать президента.

— Отлично. Значит, на этом я и построю свою статью — семейная история.

— Я попрошу Кларка отправить тебе снимки — он сейчас с фотографом из Белого дома.

— Спасибо. И вот что, Карен, — прости, что я был такой скотиной после «Петь может каждый». Я вовсе не хотел, чтобы ты осталась там стоять в одиночестве.

— Эллиот, я зашиваюсь. Поговорим в другой раз?

— Обязательно. Просто все не так, как ты могла подумать.

Кларк рассылал фотографии Фила, Тони и президента прямо из пресс-центра Белого дома. К утру они уже должны были облететь весь земной шар — ценное достижение, так как «Глориос» приобрела права и на международный прокат «Ножовки». Я позвонила ему и спросила, не сможет ли он прямо сейчас послать один снимок в «Пост».

— Пахнет эксклюзивом для Эллиота Солника, — отозвался Кларк.

— Просто стараюсь дружить с прессой.

Я позвонила Эллен, чтобы поведать, как чуть не встретилась с президентом. Она молча выслушала мои заверения в том, что он просто влюбился в «Ножовку», а потом сказала:

— Не знаю, Карен. По-твоему, президенту больше нечего делать, как только торговать билетами в кино для Фила и Тони Уоксманов?

— Знаешь, Эллен, кинокартины — один из самых ценных продуктов американского экспорта. Так что президент, конечно, сделает все, чтобы поддержать эту отрасль, — холодно произнесла я.

Я повторила фразу Аллегры, которую она при мне сказала кому-то в ответ на такую же претензию.

Вскоре после рекламной поездки по случаю премьеры «Ножовки» я поняла, что одного моего характера недостаточно для сохранения спокойствия в безумной атмосфере «Глориос». Мне удалось придумать что-то вроде мантры, которая звучала у меня в голове: «Этого не может быть на самом деле». Каждый раз, когда все происходящее вокруг становилось слишком странным, я начинала повторять эти слова. «Этого не может быть на самом деле. Этого не может быть на самом деле». Я играла словами, переставляла их. «Не может быть на самом деле этого. На самом деле этого быть не может. Это — на самом деле? Не может быть!» Порядок слов был не важен, а некоторые варианты звучали даже поэтично. Но по сути своей фраза была доказательством: все, что я видела, происходило На Самом Деле. Располагая беззвучной мантрой, которая вертелась в моей голове, я справилась с событиями нескольких следующих недель лучше, чем если бы ее у меня не было. По крайней мере я так считала. Не хотелось бы мне пережить такое опять, чтобы иметь возможность сравнивать.

Сама по себе рекламная кампания оказалась изматывающим мероприятием, безумным упражнением в контроле над разумом. «Ножовка» слишком отличалась от того, к чему привыкли люди, ведущие на местных телеканалах программы с названиями вроде «Киноминутка Марилу». Кино для них ограничивалось боевиками, историями любви и фантастическими сагами. Большинство из них фактически остались равнодушными к «Ножовке», и нам приходилось снова и снова расписывать ее достоинства — столько, сколько было нужно, чтобы в итоге склонить прессу к нашей точке зрения.

Впрочем, не слишком радушный прием «Ножовки» не помешал им высказаться в нашу пользу. В субботу, во время ленча, меня окружили журналисты, желавшие добавить свою толику к списку, который я составляла по велению Марлен: «Один из важнейших фильмов года»; «"Ножовка" — важный урок нам и нашему времени»; «У Джимми-Дейла Готорна есть дар», — и это говорила женщина, сидевшая в зале рядом со мной и прохрапевшая всю вторую половину фильма. Но отзыв есть отзыв. Я все записала и передала Марлен, которая гордо вручит Аллегре эти похвалы фильму, а та преподнесет их Мэтту, Филу и Тони как доказательство своих стараний.

И в довершение всего, когда вечером в воскресенье я, Кларк и Роберт вернулись в офис, нагруженные коробками с оставшимися рекламными буклетами для прессы, оказалось, что кабинка Роберта подверглась нападению — во всяком случае, таким было первое впечатление.

Я стояла у своего стола и пыталась найти номер «Роллинг стоун», который хотела дать Элен, когда раздался расстроенный голос Роберта:

— Эй, подойдите сюда на секундочку!

Опасаясь увидеть человека, который звонил по утрам, грызунов, а то и пьяного Хенретти, я заглянула к нему в кабинку. Кларк уже был там.

— Похоже, тебя ограбили.

— Нет, только разгромили. Посмотри внимательнее, — ответил Роберт. — Разве не видишь? Кто-то урезал мою конуру.

Он был прав: помещение выглядело намного меньше, чем изначально. Теперь Роберт мог упереться руками в одну стенку, а ногами — в другую и так повиснуть над полом.

Кларк побежал в соседнюю кабинку Марлен, которую отделяла от кабинки Роберта лишь временная перегородка.

— Вот и ответ, — пробормотал он. — Не знаю, что и думать об этой женщине.