Весь путь до «Ройялтона» мы пробежали бегом, не снижая скорости, где и вручили запыхавшегося Мо Чарли.

— Я смотрел шоу, но его не показали, — сказал Чарли.

— Нас выгнал хозяин настоящего Грецки, — ответил Роберт.

— Боюсь, что мы больше не нуждаемся в Мо, — добавила я, — но мы пришлем вам чек.

Чарли был расстроен.

— Мы так об этом мечтали.

— Знаю. — Я грустно погладила Мо. — Просто ничего не получилось.

Распахнув для меня дверь, Роберт оглянулся на пса, внезапно понизившегося в цене, и на его безутешного владельца.

— Оладьи с черникой и все остальное заказывайте бесплатно сколько хотите, — сказал он Чарли. — Но только не позволяйте Мо подбирать всякую дрянь на улице. Я его почти отучил от этого.

На обратном пути, сидя в такси, мы с Робертом гадали, что сказать Тони.

— Расскажем все, как есть, — предложила я. — Мы не виноваты.

— Это не важно. Важно то, что Тони не получил желаемого.

— Может быть, рассказать одной Аллегре?

— Она скажет, что мы должны были все предусмотреть.

— Но мы предусмотрели. Ты предусмотрел. Ты обо всем позаботился. Поводок Грецки, дрессировка, Кэтрин Зета-Джонс… — Я перечисляла, зная, что это его не убедит.

Такси остановилось перед зданием «Глориос». Мы вошли внутрь. Я огляделась, отчаянно надеясь увидеть Эдди Ди Сальва, который даст нам возможность подождать у лифта и оттянуть неизбежное. Не повезло. В молчании мы поднялись и разошлись по рабочим местам.

Я с ужасом ждала, когда меня призовут на судилище.

Роберт возник рядом с моим столом и похлопал меня по плечу. Помощница Тони распорядилась «захватить и девицу».

Мы вошли в офис Тони, я старалась держаться за спиной у Роберта. Это было огромное помещение, оснащенное самым современным гимнастическим оборудованием. Судя по запаху, где-то в комнате была зажжена ароматическая палочка.

Тони — босой, в шортах и майке — стоял на одной ноге на расстеленном в углу мате. Его руки были вытянуты вверх, ладони — молитвенно сложены. Его тренер по йоге, стройный темноволосый мужчина, вносил в позу мелкие поправки. Тони посмотрел на нас.

— Вы просрали! — заорал он, продолжая балансировать на одной ноге.

— А когда будете готовы, медленно примите позу вороны, — тихим голосом продолжал тренер.

Тони нагнулся, уперся ладонями в пол. Затем он присел, подводя колени к локтям, а пятки — к заду.

— Вы просрали, — повторил он, однако на сей раз его слова больше походили на ворчание.

— Простите, — произнес Роберт, но Тони его перебил:

— Вы привели собаку, которая не умеет играть в хоккей. Откуда-то вылез хозяин Грецки. За что я плачу вам деньги? — В позе вороны Тони каким-то образом ухитрялся олицетворять гармонию и угрозу одновременно.

— Прислушайтесь к вашему дыханию, — сказал учитель йоги.

— Сейчас мое гребаное дыхание слышно? — спросил Тони, не меняя позы.

— Виноват, — повторил Роберт. — Я думаю, хозяин увидел анонс на прошлой неделе.

— Вы виноваты? Вы так думаете? — Тони опустил голову на переплетенные кисти рук и вытянул в воздухе сначала правую, а потом и левую ногу. К сожалению, даже в этой позе выражение его лица не обещало нам ничего хорошего. — Я стою на моей гребаной голове, — сообщил он, как будто мы не замечали.

Мы с Робертом кивнули.

— Я стою на моей гребаной голове, а вас нынче вышвырнули с шоу «Сегодня».

Я чего-то не понимала. Учитель йоги попытался вмешаться.

— Гнев не способствует делу, — изрек он.

— Я вам сейчас скажу, что не способствует, — отозвался Тони, держа ноги на весу — прямые, как фонарные столбы.

Учитель снова попросил его подышать. Тони его проигнорировал.

— Черт подери! — выкрикнул он. — Я снял гребаный фильм. Я стою на моей гребаной голове. Мне всего-то и нужно было, чтобы вы нашли гребаную собаку, которая играет в хоккей и похожа на ту, которая снялась в этом гребаном фильме, а вы не смогли сделать даже этого.

— Вы можете воспользоваться этим как возможностью расслабиться, — объявил учитель. Я всей душой согласилась с ним. — И когда сами почувствуете, что готовы, медленно войдите в позу компаса.

Тони свирепо на него посмотрел, затем согнул ноги и, даже не покачнувшись, перешел в сидячее положение. Он вытянул в сторону правую ногу, правой рукой взялся за левую ступню и завел за голову. Казалось, что он намеревается буквально разорвать себя надвое.

— Не забывайте дышать, — напомнил учитель.

— Не забывать дышать? Если бы я кому-то платил за напоминание дышать, то разве была бы у меня эта гребаная студия?

— Извините. — На сей раз извинилась я. Оба мы, Роберт и я, потупили взоры, и у меня было ужасное чувство, что если мы посмотрим друг на друга, то разразимся хохотом.

— Пошли на хрен из моего офиса, — сказал Тони. — В следующий раз, когда мне что-то понадобится, я найду раздолбаев, которые справятся.

Пригнув головы, мы с Робертом выкатились вон и помчались к лестнице, где мигом одолели два пролета — так, чтобы не влететь в вестибюль, но в то же время очутиться на безопасном расстоянии от административного отдела. Мы посмотрели друг другу в глаза и взорвались. Мы хохотали так, что по лицу Роберта потекли слезы, а я стала икать, из-за чего мы хохотали еще больше. Всякий раз, когда мы пытались взять себя в руки, Роберт произносил: «Я стою на моей гребаной голове», — и начинался новый виток истерики. Отдышавшись, я опять икнула и спросила:

— Роберт, мы здорово влипли?

На секунду он стал серьезным.

— Не так уж и здорово. В самый раз, — ответил он, и это прозвучало до того безнадежно, что мы снова зашлись приступом смеха.

Я вернулась к себе как раз вовремя, чтобы отпустить Дагни, изнемогавшую без перекура. На полу валялся номер «Нью-Йорк пост». Я быстро подняла его и открыла на шестой странице. Первой мне бросилась в глаза фотография Джульет в прикиде а-ля Джулс. Заголовок гласил: «ХИП-ХОП, МЕЖРАСОВЫЙ РЕМИКС». Помимо сенсационной подачи Джульет в образе Джен, в статье также сообщалось, что на роли Рочестера и миссис Рид были назначены, соответственно, Кью Дидли и Нефертити. Приводилось высказывание Фила: «Литературной классике пора скрестить шпаги с новой культурой».

Я была уверена, что скоро меня здесь уже не будет.

В середине июля в Нью-Йорке всегда очень жарко и сыро, а в офисах «Глориос» температура была градусов на десять выше, чем снаружи, — по словам Джеральдины, в вентиляционной системе здания что-то сломалось. Стоило кому-нибудь из нас включить вентилятор, как система электроснабжения, и без того еле работавшая, перегружалась, что приводило к отключению питания — в том числе наших компьютеров. Было неимоверно сложно сохранить все нужные документы, списки и сообщения. Я даже поначалу жалела Джеральдину, так как все вымещали свое раздражение на ней, но когда она сообщила мне, что отправила Харви к своей приятельнице в Ист-Хемптон, мое сострадание улетучилось.

Обстановка в отделе стала еще более сложной после прибытия летних практикантов. Нам нужна была помощь, но негде было посадить дополнительных работников. Практиканты занимали все свободное пространство: они устраивались на полу, садились на ящики с картотекой и просачивались во все незанятые уголки пространства. Иногда начинало казаться, что кислорода надолго не хватит.

Несмотря на условия работы, практика в «Глориос» была очень популярна, особенно среди состоятельных нью-йоркских родителей, не знавших, куда бы пристроить своих чад на время летних каникул. Когда Уоксманам нужны были дополнительные средства для поддержания того или иного политического проекта, они выставляли в качестве приманки практику для детей, чьи родители не отличались особой смекалкой. Чеки приходили немедленно. Часто оказывалось, что эти детки уже прошли практику в Белом доме. Родители надеялись, что это улучшит их многообещающие резюме: «Вашингтон? Готово! Голливуд? Есть!»