Нико тоже смотрел на рыбачью лодку из окна своей комнаты. Он уже видел ее раньше, и что-то в ней беспокоило его. Взгляд Нико опять вернулся к Кетлин и человеку, с которым она разговаривала.

Куин О'Нил тоже беспокоил его, даже слишком. Если бы Нико знал, что Кетлин так рано отправится на прогулку и встретится с Куином, он бы пошел вместе с ней. Этот человек уже второй день жил в доме, но еще никак не проявил себя. Нико чувствовал, что Куин также присматривается к нему, как и он. Может быть, О'Нил действительно был тем, кем назвался, но Нико серьезно в этом сомневался. Тем не менее он был уверен, что сможет с ним справиться.

Другое дело Кетлин. Нико не думал, что их отношения зайдут так далеко, хотя она больше доверяла ему в постели, чем в своем доме. Иногда Нико чувствовал себя последним негодяем. Но ночью, когда они любили друг друга, он забывал обо всем, кроме нее. Несмотря на свою нечистую совесть, Нико знал, что сделает все, что в его силах, добьется правдой или неправдой, чтобы остаться с Кетлин.

С еще большей решительностью, когда девушка была занята, он продолжил свои поиски на чердаке. Это было самое подходящее место, где могло что-нибудь сохраниться с давних времен. Нико решил, что не может дальше держать Кетлин в неведении и обманывать ее, какова бы ни была реакция на это. Меньше всего он хотел причинить ей боль.

Туман рассеялся, выглянуло солнышко. Куин и Кетлин шли к дому. Нико нежно улыбнулся, глядя сверху на девушку. «Нет, — подумал он. — Я не хочу обидеть ее, хочу только любить».

Гроздья стеклянного винограда, свисающие с потолка на разной высоте, образовывали причудливое дерево. Каждая кисть заливала радужным светом комнату Нико в тот вечер. Он лежал на кровати, свежий после душа с полотенцем вокруг бедер, оперев голову на руки.

Недалеко от него сидела Кетлин и расчесывала серебряной щеткой волосы. При каждом движении ночная сорочка переливалась золотистым цветом.

— Никак не могу поверить, что из ста рулонов обоев, доставленных сегодня, ни одни не подошли, — недоумевала она.

— Почему ты не можешь в это поверить? — отсутствующим тоном спросил Нико, так как с увлечением наблюдал за женским ритуалом. С каждым новым прикосновением щетки к волосам ее длинные пряди еще больше блестели и оживали.

Кетлин помолчала, обдумывая ответ.

— Не знаю. Мне казалось, если речь идет о Суонси, то все занятые в его восстановлении люди будут работать с душой, — неожиданно она рассмеялась, наполняя теплом и его, и комнату. — Наверное, я кажусь глупой, да?

— Не думаю, что ты далека от истины. Люди, работающие в доме, кажутся очень добросовестными.

— Да, это так. Ведь многие из них выросли в этой местности и у них есть родственники, которые работали на нашу семью. Предки некоторых даже помогали строить дом. Но поставщики из дальних районов, с которыми мне приходится иметь дело, никогда не видели Суонси.

— Все образуется само собой.

— Я знаю. Но у нас все еще нет электричества.

— Я не против свечей.

— Когда ты говоришь об этом, я тоже.

Кетлин нежно улыбнулась, и Нико сразу почувствовал, что его наполняет желание. В любую секунду страсть могла помешать ему выполнить задуманное, а этого нельзя допустить.

— Я хочу кое-что рассказать тебе, Кетлин.

Бросив щетку на стул, она опрокинула Нико на кровать, оказавшись прямо над ним. Кетлин быстро поцеловала его и уперлась подбородком в поставленные ему на грудь руки.

— Ты хмуришься? Почему?

— Из-за того, что собираюсь сказать тебе. — Нико грустно улыбнулся. — Но когда ты лежишь на мне, Кетлин, я думаю только об одном.

— А что в этом плохого? — спросила она и поцеловала его в подбородок.

— Ничего. Но… — выскользнув из-под нее, Нико достал из шкафа шорты и надел их.

Кетлин села, с беспокойством глядя на него.

— Что бы это ни было, наверняка что-то плохое, раз ты оделся.

Он усмехнулся.

— Я сделал так потому, что, если мы оба будем раздеты, то я не смогу даже на несколько минут забыть, как сильно хочу тебя.

Она вздохнула.

— О'кей, Нико, говори!

Несколько секунд он собирался с мыслями, стараясь подобрать слова.

— Кетлин, мне хочется, чтобы ты знала, что я систематически обыскиваю твой дом. Я специально приехал в Суонси из-за своих поисков.

Краска медленно сошла с лица девушки.

— Что?

— Это правда, — с трудом продолжил Нико. — Однажды ты застала меня, когда я обыскивал стол в кабинете. Помнишь?

— Да, но ты же сказал, что пишешь письмо своей прабабушке и тебе нужна ручка.

— История, которую я придумал, если кто-нибудь зайдет в кабинет и обнаружит меня.

Она даже не догадывалась, к чему он клонит, но знала: если за этим скрывается что-то плохое, ей будет больно. Кетлин чувствовала себя совершенно беззащитной из-за любви к нему. «Все не так плохо, как звучит», — думала она, отказываясь делать выводы.

— Я не понимаю, что ты хочешь сказать этим?

— Подожди немного, не мешай, а то запутаешь меня. Я старался избавить нас от этого, но с сегодняшнего дня решил, что между нами не должно быть секретов.

— Не пугай меня, Нико!

Он опустился перед ней на колени и взял за руку.

— Не бойся. То, о чем я хочу тебе рассказать, важно только для людей, давно умерших, и для одной больной старой женщины. Постарайся не забывать об этом.

— Хорошо.

— Это касается твоего прадеда Эдварда и его первенца и законного наследника. Джон — мой прадед.

— Твой кто? — от потрясения Кетлин перешла на шепот.

Нико сжал губы.

— Я понимаю, как это, должно быть, трудно для тебя, но выслушай меня. Я говорил тебе, что Елена больна, а недавно она рассказала мне о том, как много лет назад жила в Италии. Это произошло однажды вечером, еще до ранения. Я, как обычно, пришел навестить ее. История настолько фантастична, что мы и сейчас сомневаемся, правда ли это?

— Что же она такое рассказала?

— Тем молодым человеком, которого она встретила в семнадцать лет и вышла за него замуж в тысяча девятьсот шестнадцатом году, был Джон Деверелл.

Кетлин как-то странно посмотрела на Нико.

— Джон погиб на войне, поэтому Эдвард разыскивал его, — она на минуту задумалась. — Ты думаешь, Елена и Джон действительно были женаты?

— Я рассказываю тебе только то, что сообщила мне Елена. Тебе известно что-нибудь о Джоне?

— Нет. И не уверена, что кто-нибудь из нашей семьи что-нибудь знает о нем.

— Дифренцы тоже ничего не знали, кроме того, что мужа Елены зовут Джон. Конец истории она рассказала мне в ту ночь. В тысяча девятьсот тринадцатом году, когда Джону было восемнадцать лет, он покинул Америку и отправился путешествовать. Мне кажется, у него возникли проблемы с отцом, но Елена ничего определенного об этом не сказала. В Европе вспыхнула война, охватывая страну за страной, но Джон не захотел вернуться домой. Он слишком любил независимость. В конечном счете, война закрутила его, он вступил в Итальянскую подпольную организацию. Там Джон был недосягаем для своего отца. Вскоре они с Еленой встретились и поженились, а в тысяча девятьсот семнадцатом году его убили. Если верить словам Елены, Эдвард ничего не знал ни о ней, ни об их браке с Джоном, ни тем более о ребенке, зачатом перед его смертью. Когда родился малыш, Елена назвала сына Джованни — Джон. Это мой прадед.

Кетлин молча смотрела на Нико, потрясенная его рассказом.

— Европа была разрушена войной, — продолжал он. — Елена, оставшись совсем одна с младенцем на руках, написала Эдварду о своем браке с Джоном и об их ребенке. Она внесла имя сына в свою семейную Библию рядом с подписью его отца, вложила между страницами письмо, в котором все объясняла, свидетельство о браке, запаковала и отправила в Америку. Джон говорил ей, что Эдвард Деверелл очень тяжелый человек, но Елена была уверена, что увидев документы, он не сможет отрицать тот факт, что у него есть внук, и тут же пошлет за ними. Но проходили дни, месяцы, годы, а Эдвард так и не ответил.