Она, не зная о том, что рассказала ему о Фрэнке Синтия, сочла, что он не готов к такому потрясению и просто не поверит в виновность Фрэнка. Безусловно, она считает, что он обвинит Бэрил в убийстве его отца, сочтет ее мать, а не Фрэнка инициатором этого плана. Ее мать, больную, сломленную, подавленную, беззащитную, как дитя, и одинокую, все глубже погружающуюся в пучину безумия и постепенно теряющую надежду из нее выбраться.

Айрин решила, что потеряет или его, или свою мать. И она сделала выбор, мучительный, но, по ее мнению, единственно возможный, не подозревая о том, что он давно сделал свой. Она готова принести в жертву их любовь, но спасти во что бы то ни стало свою несчастную мать. Теперь все окончательно прояснилось.

Дональд скомкал мелко исписанные страницы, кинул в камин и поднес зажигалку, глядя, как пламя уничтожает строки, пропитанные страданиями и болью. Потом он осторожно приоткрыл одну из дверей, выходящих в коридор, и переступил порог большой светлой комнаты. Спящая женщина беспокойно пошевелилась и перевернулась на другой бок. Он подошел ближе и опустился на колени. Дональд вглядывался в черты по-детски припухлого и даже во сне испуганного лица Бэрил, с трудом веря, что перед ним сорокалетняя женщина. Она казалась такой юной, беспомощной и наивной, что внушала даже собственным дочерям материнское чувство. Она так и осталась ребенком, захлебывающимся в слезах, как в тот день в студии, когда девочка безудержно зарыдала на глазах у всей страны.

Глядя на Бэрил, Дональд с нежностью думал об этом трогательном существе, давшем жизнь Айрин, прощая ей все, понимая, что и прощать-то нечего. Она виновата лишь в том, что выросла без любви и только к ней и стремилась всю свою жизнь.

Выходя из дома, Дональд знал, что ему делать. Прежде чем отправиться в Нью-Йорк, он должен попрощаться кое с кем.

— Фрэнк?! — Синтия не верила своим ушам.

Айрин, закончившая рассказ, откинулась в кресле и пригубила бокал сухого вина.

— Это… это невозможно, — изумленно шептала Синтия, — неужели Фрэнк…

Она против воли была восхищена, поняв, что не отдавала должного изобретательности покойного мужа. Синтия считала Фрэнка самодовольным бездушным болваном, но она явно недооценила его умственные способности. Выходит, она была женой хотя бездушного, но не такого уж и ничтожного человека. Фрэнк все-таки совершил в своей жизни чудовищный, но значительный по размаху и глубине поступок. Он нанес ей блестящий удар, и Синтия это оценила.

— Если даже вы сомневаетесь, — сказала Айрин, — то чего же ждать от Дональда…

— Ты не поняла, Айрин, я ни в чем не сомневаюсь.

— Честно? — удивилась она.

— Я никогда не забуду того, что ты для меня сделала… для нас с Дэном. Мы могли бы никогда так ничего и не узнать… и мучить себя до конца дней.

— Но Дональд мне не поверит, — со слезами на глазах пробормотала Айрин.

Дональд так давно не посещал место захоронения семейства Грэхем, что с трудом нашел могилу отца.

ФРЭНСИС АЛЕКСАНДР ГРЭХЕМ

5 апреля 1953 — 2 августа 1985

Он долго смотрел на черту между датами рождения и смерти, вместившую надежды, увлечения, мечты, слезы, разочарования, ненависть, боль, страсть, преступление, интриги, ложь, обиды, любовь и злость, путь длиной в тридцать два года. Человек, покоившийся здесь, заполнил все уголки существа Дональда, вытеснив его личное я, не давая возможности думать и чувствовать сыну, выбрав его десять лет назад орудием своей мести.

«Я пришел проститься, папа. Я никогда не знал тебя… но сегодня мы все-таки познакомились. Несмотря ни на что, я этому рад. Во мне больше нет ненависти, весь ее запас иссяк. Я не могу ненавидеть тебя или кого бы то ни было еще… я для этого слишком счастлив. Мне только жаль, что мы не познакомились, когда ты был жив. Мне жаль тебя, папа… потому что я тебя люблю. Спи спокойно… и прощай».

Судья Дэниел Лоу, сидя на слушании дела об ограблении ювелирного магазина, не находил себе места от беспокойства при мысли о дочери, исчезнувшей и не дающей о себе знать. Он не сомкнул глаз после звонка Дональда, теряясь в догадках, обзванивая все отели города. К утру ему удалось узнать, что Айрин Лоу оплатила номер за три дня вперед в маленькой гостинице на окраине, оставила свои вещи в номере и больше там не появлялась со вчерашнего дня.

Он не знал, как выдержал заседание суда, перебрасываясь беглыми замечаниями с секретарем, принимая и отклоняя протесты помощника прокурора и представителя защиты. Объявив перерыв на обед и назначив время следующего заседания, Дэниел чуть ли не бегом кинулся в свой кабинет.

Секретарша невозмутимо болтала по телефону с подругой и одновременно покрывала ярким лаком ногти. Увидев бледное лицо шефа, она поспешно попрощалась и бросила трубку.

— Мистер Лоу, я сделала все, как вы велели. Никаких результатов. Называла имя вашей дочери, приметы…

— Ничего?

— Мне очень жаль, сэр.

— А… вы не… — Дэниел никак не мог решиться произнести страшные слова.

— Звонила и туда. Все то же.

Против воли у Дэна вырвался возглас облегчения. По крайней мере Айрин жива и здорова… хотя… Он гнал от себя опасения. В конце концов Айрин могла переночевать и в другом месте. Это маловероятно, но возможно. Странно только, что она ему не звонит, но наверняка сделает это в ближайшее время.

Дэниел волновался и из-за приезда Синтии. Когда они говорили по телефону, она была такой близкой, любящей, он забыл обо всем, что их разделяло. Дэна сводил с ума один только звук ее голоса. Но она не сказала, когда приедет, назвала только день и повесила трубку, будто испугавшись чего-то. А что если она… передумает?

Он знал, что готов бросить все, ненавидел свою нерешительность, связавшую его по рукам и ногам десять лет назад, он терпел так долго, что взрыв был неминуем. Дэниел знал, что бросится за Синтией, если она не приедет сама, где бы она ни была, и найдет ее.

Телефон Синтии в Кливленде не отвечал. Экономка подошла, когда Дэн уже собирался повесить трубку, и сообщила, что миссис Грэхем в Нью-Йорке со вчерашнего дня и остановилась в отеле «Уолдорф».

Весьма удивленный, Дэн связался с администрацией гостиницы, где подтвердили, что Синтия Грэхем прибыла и заняла люкс вчера днем.

Повинуясь внезапному импульсу, он назвал приметы Айрин и спросил, не заходила ли она к миссис Грэхем.

Помедлив немного, администратор отеля нехотя сообщил ему, что девушка с похожими приметами ночевала у миссис Грэхем, а час назад они обе ушли куда-то. Дэн почувствовал такое облегчение, что с трудом закончил телефонный разговор. Он не сомневался, что это Айрин.

Дэниел не знал, как выдержал до конца судебное заседание. Он сидел как на иголках, не спуская глаз с часовой стрелки. В четыре часа Дэн спустился вниз, закончив слушание на час раньше, подошел к стоянке машин и увидел человека, облокотившегося на его «БМВ» и задумчиво глядящего на движущиеся по магистрали автомобили. Когда Дэн приблизился к своей машине, человек обернулся к нему лицом.

— Дональд? — удивился окружной судья.

— Я ждал вас, Дэниел. Нам нужно поговорить.

Луна, едва заметная на начавшем темнеть небе, нежно благословила этот волшебный летний вечер.

В воздухе чувствовалось ожидание, замирающее от волнения, робкое и счастливое ожидание чего-то неизбежно прекрасного.

Огни яхт, мерцающие на воде Ист-ривер, казались отражениями небесных светил и словно служили невидимым мостом, соединяющим реку с небосводом. В этот вечер казалось возможным совершить восхождение на самый верх этого призрачного волшебного моста, откуда весь Нью-Йорк покажется крошечной звездой одиноко мерцающей во Вселенной, а затем спуститься обратно. Обычно невидимые, эти тончайшие мосты между небом и землей сегодня едва заметно поблескивали, искушая смельчаков и безумных, мудрых и влюбленных.