— Кэт...
—Дэв...
Она нервно засмеялась оттого, как они одновременно обратились друг к другу.
— Ты первый, — предложила Кэтрин.
— Я... я просто поражен, как замечательно ты выглядишь, — произнес Дэв. — Я не видел тебя три года, а ты все такая же, как прежде.
Кэтрин вспыхнула и покачала головой.
— Мое зеркало, увы, говорит мне иное, — пробормотала она. — Но в любом случае спасибо.
— Три года — большой срок, Кэт.
Ей послышалась в его голосе боль. С удивлением взглянув на Дэвида, Кэтрин увидела в его глазах грусть и вздохнула. Наверное, ему все еще неприятно вспоминать их последнюю встречу, подумала она и притворно веселым голосом откликнулась:
— О, время летит так быстро!
Хотя на самом деле сейчас ей эти три года казались целой вечностью, состоящей из бесконечной череды дней и месяцев, заполненных не только постоянной заботой о сыне, их общем сыне, о котором Дэвид ничего не знал, устройством совсем другой жизни вдали от родного дома, поисками работы, но и непроходящей тоской об утраченной любви. «Прекрати! — сурово приказала себе Кэтрин, отворачиваясь от Дэвида. — У нас давно разная жизнь. И у него жена... жена...» Она напряженно уставилась на поворот, откуда должен был появиться долгожданный автобус, и мысленно взмолилась: «Боже! Пожалуйста, не дай мне что-то почувствовать. Не позволяй этому случиться. Ведь я больше не люблю его, не люблю, не люблю!..»
Дэвид между тем продолжал что-то говорить, и это заставило Кэтрин опять повернуться к нему.
— Прошу прощения. Ты что-то сказал?
— Послушай, хочешь, я отвезу тебя в аэропорт Таллахаси? Оттуда самолеты на Нью-Йорк чуть ли не каждый час, — повторил он.
Ей потребовалось время, чтобы осознать его предложение, а главное, все-таки решить: хочет ли она еще хоть на минуту остаться рядом с Дэвом? Черт, и где же этот проклятый автобус? Только он мог бы сейчас ее спасти! Так хочет ли? Ну конечно же хочет! И не на минуту — на всю оставшуюся жизнь! «Это неправильно, я не должна так поступать», — успела подумать Кэтрин, прежде чем услышала вырвавшийся помимо воли свой ответ:
— Поехали!
Она вернулась к скамейке за сумкой. Дэв тут же забросил сумку в багажник, затем открыл правую переднюю дверцу своего «феррари». И, только откинувшись на спинку кожаного сиденья, Кэтрин уловила в сумбуре охвативших ее мыслей и чувств один четкий вопрос: «Господи, да что же это я делаю?»
Дэв устроился на водительском месте, помог Кэтрин пристегнуть ремень безопасности, включил зажигание. Ей казалось, что все это она видит во сне или на экране. В реальной жизни такого не могло быть! Наконец машина тронулась.
Некоторое время они ехали молча. Кэтрин вдруг обнаружила, что дорогу впереди и окружающие ее поля устилает густой молочный туман, которого она почему-то не видела, сидя на остановке. «Наверное, из-за него так опоздал автобус», — мелькнула мысль, и в следующую секунду, обратив внимание на свои дрожащие руки, лежащие на коленях, Кэтрин испугалась: «Не хватает только, чтобы Дэв это заметил!»
Но он заметил, потому что тут же она почувствовала на своей руке его теплую ладонь.
— Тебе холодно? Кэтрин покачала головой.
— Все в порядке, — быстро ответила она, хотя его прикосновение вызвало дрожь уже во всем ее теле, и подумала: «Я лгунья, лгунья. Я далеко не в порядке. Причем с той самой ночи, когда прогнала тебя из моей жизни. Конечно, я хотела обмануть себя, уговорить себя, что у меня все отлично, что я могу жить без тебя, и, по-моему, у меня это неплохо получалось до этой встречи. Но затем тебе об этом знать? Ты же теперь женат и счастлив...»
Год назад мать сообщила ей, что Дэв женился.
«Ты больше не встречаешься со своим вице-президентом?— поинтересовалась Джулия, приехав в Нью-Йорк навестить дочь и внука. — Он кажется мне приятным человеком».
Кэтрин объяснила ей, что ее босс действительно приятный человек, но стал уж очень серьезно к ней относиться, а она к нему ничего подобного не испытывает. И тогда мать сказала ей о женитьбе Дэвида Хэррингтона на какой-то богачке то ли из Лос-Анджелеса, то ли из Санта-Фе и посоветовала навсегда выбросить его из головы. И Кэтрин выбросила. Конечно выбросила. Из головы, но не из сердца. И сейчас, искоса поглядывая на Дэва, как всегда уверенно управляющего машиной, отчетливо понимала, что, к сожалению, любит его так же сильно, как прежде, а может быть, еще даже сильнее, Надеясь возместить все те годы, что они так глупо провели врозь. Если бы только Дэв хоть капельку ее тоже любил! Но поздно, слишком поздно, и прошлого не вернуть, одернула она себя.
— Я слышал, у тебя хорошая работа в Нью-Йорке? — услышала Кэтрин его вопрос.
— Ну... — замялась она. — Знаешь, я больше не занимаю секретарскую должность.
— Знаю, я как-то столкнулся с твоей мамой. Она сказала, что ты работаешь в отеле.
— Мама не упоминала об этом.
— Конечно, встреча у нас получилась не очень сердечной, — сдержанно сообщил Дэв.
— Могу себе представить!
— А в каком отеле? — полюбопытствовал Дэв. — Я ведь часто летаю в Нью-Йорк.
— Их целая группа, — уклончиво ответила Кэтрин. — На самом деле я работаю в их управлении. У меня интересная работа. А ты теперь вроде бы полностью управляешь компанией? — поспешила сменить она тему. — Как поживает твой отец?
— О, отец в конце концов удалился отдел. Окончательно, я имею в виду, — добавил Дэв со слабой усмешкой. — Он перебрался на Запад, в Санта-Барбару, купил там дом. У него теперь новое увлечение — гольф! По-моему, папа наконец-то решил получать удовольствие от жизни, и, знаешь, он стал совсем другим человеком.
Кэтрин сумела выдавить вежливую улыбку.
— Да, разумеется, в Калифорнии климат гораздо лучше, — произнесла она, удивляясь своей способности вести банальную беседу, хотя больше всего на свете ей хотелось прижаться Дэву, разрыдаться на его плече, рассказать ему о Нике и забыть навсегда эти жуткие три года. «Спокойнее, — твердила она себе, — спокойнее. И дрожишь ты вовсе не от встречи с ним, а просто потому, что устала от этой беготни в Тампе. Ведь у тебя сейчас все хорошо. Главное, Ник здоров и все теперь известно про его аллергию. Вот только весной надо будет уберечь его от цветения деревьев. А сейчас пока осень, только осень, до весны далеко...» Мысли о сыне показались ей спасательным кругом — стоило переключиться на думы о нем, как Кэтрин заметила, что она успокаивается. «Вот и думай только о сыне, — приказала она себе. — Теперь в нем вся твоя жизнь».
— Послушай, — вернул ее к действительности голос Дэва. — Я совершенно точно знаю, что на Нью-Йорк несколько вечерних рейсов. Может, ты не отказалась бы от чашечки кофе или ленча? Полетишь чуть позже. Сейчас только полдень, а я сегодня как-то не успел позавтракать...
Кэтрин улыбнулась и почувствовала, что ее пульс опять участился. Неужели такое возможно? Неужели и Дэв хочет продлить их встречу? Она глянула на него. Брови Дэва были сердито нахмурены. «Не будь дурой, — сказала себе Кэтрин. — Зачем тебе все это? Ведь ничего не вернуть, не вернуть!» И опять услышала свой голос:
— Хорошо. Кофе — это неплохо... — Похоже, ее голос существовал от нее отдельно и действовал совершенно самостоятельно.
Кэтрин глянула в лобовое окно и поняла, что они уже на окраине Таллахасси. Как это возможно? Когда это они успели покрыть такое немаленькое расстояние от Тампы?
А Дэв уже петлял по узким улочкам окраины города, и вскоре Кэтрин узнала тот самый крошечный домик, примостившийся словно скворечник над скрипучей деревянной лестницей, в котором он когда-то учил ее есть деревянными палочками.
Их встретила все та же, только чуть постаревшая улыбчивая женщина. Она явно узнала посетителей и тотчас что-то радостно залепетала по-китайски.
— Она счастлива снова нас видеть. И считает, что мы наверняка с тобой поженились, — коротко перевел Дэв. А женщина принялась пожимать им руки. — Как насчет того, чтобы ее не разочаровывать?
