Я ушел с ощущением пустоты, безвозвратной потери и чувством полного одиночества.

Я выключил телефон. Я никого не хотел ни видеть, ни слышать. Не знаю почему, но в тот вечер я часто вспоминал мать. Мне казалось, что она рядом со мной.

Я лег в постель и заснул. Было тридцать первое марта.

Все следующие дни мне часто хотелось позвонить Франческе, но я сумел удержаться и не набрал ее номер. Это было бы бессмысленно.

У каждого из нас есть свое 11 сентября. Особенный день, события которого делают эту дату незабываемой. День 11 сентября принадлежит всеобщей истории, но есть даты, которые имеют отношение только к жизни отдельного человека. Мое личное 11 сентября произошло 10 апреля. Этот день я запомнил на всю жизнь. Правда, есть памятные даты, связанные с приятными событиями: рождение ребенка, получение диплома, поразившая тебя встреча, первый рабочий день, свадьба.

10 апреля я встал с постели и, как обычно, пошел в редакцию. Мне заказали статью о наиболее популярных блюдах и о том, что чрезмерное их потребление может нанести вред здоровью. Иными словами, как соблюдать умеренность в еде и не объедаться во время пасхальных праздников. Весьма интересно, не правда ли?

Я вошел в свою комнату, и едва сел за письменный стол, как с него упал на пол и разбился стакан для ручек. Этот стакан с портретом «Битлз» я купил вместе с Федерико в Лондоне. Осколки разбитого стакана я выбросил в корзину. Жизнь в офисе, за исключением этой неприятности, шла своим привычным чередом, но в начале того дня я жил, не подозревая об этом, с безмятежным спокойствием японского мальчика из Хиросимы, который утром 6 августа играл в мяч за минуту до того, как американцы сбросили на город атомную бомбу.

Я уже писал статью о вкусной и здоровой пище, когда послышалась заливистая трель моего мобильного телефона. Звонил отец Федерико. В последнее время он часто звонил мне, надеясь застать у меня своего сына. Я подумал, что он хотел узнать, где Федерико.

— Здравствуй, Джузеппе, как дела? Если ты ищешь Федерико, то его здесь нет.

Джузеппе рыдал и не мог говорить, только повторял сквозь слезы имя сына: «Федерико, Федерико, Федерико…»

— Джузеппе, что произошло, почему ты плачешь? Что с Федерико? Что случилось?

Но он продолжал рыдать и не мог выговорить ни слова. У меня похолодело внутри. Я в жизни не слышал, чтобы он плакал.

— Федерико попал в аварию на мотоцикле…

— Боже мой… Он сильно разбился?

— Его отвезли в больницу…

— Это так серьезно?

— Когда приехала «скорая помощь», было уже слишком поздно.

— Как поздно? О чем ты говоришь? Что значит слишком поздно?

— Господи, Микеле, как такое могло случиться?.. Федерико не выжил…

— Что значит не выжил?В каком смысле? Я тебя не понимаю…

На самом деле я прекрасно все понял.

— Приезжай сюда, мы в больнице.

Я даже не успел сказать ему «я еду», как он отключил соединение.

Что случилось в последние пятнадцать секунд?

Я помчался в больницу. Когда я приехал туда, мой лучший друг был уже в морге.

Я не мог сразу увидеть его, нужно было ждать. После часа ожидания я вошел в мертвецкую. Он лежал в нескольких шагах от меня, казалось, что он просто спал.

Тысячи мыслей перемешались в моей голове. «Скажите мне, что это злая шутка, клянусь, я не буду злиться, но только перестаньте, немедленно прекратите разыгрывать меня. Давай, Федерико, вставай, улыбнись, хватит дурачиться, а то я поверю, что это не шутка, а правда».

Сбоку от тела Федерико стояла его мать, у нее были заплаканные, красные глаза. Она на минуту перестала плакать, но, когда увидел меня, снова залилась слезами.

Это был не розыгрыш. В одно мгновение жизнь повернулась к нам своей жестокой стороной. Она была слишком жестока с нами. Я молча прижимал к себе маму Федерико. Да и что я мог сказать? Что можно сказать матери, потерявшей сына?

Я обернулся. Сзади меня стоял Джузеппе. Было горько смотреть, как он плачет. Второй рукой я обнял и его.

— Почему, Микеле, почему это случилось, почему с нами, что мы сделали плохого, чтобы заслужить такое наказание? Что? Что? Почему не я попал в аварию? Так было бы лучше. Это несправедливо. Ему всего тридцать три года…

Я почувствовал, что могу потерять сознание. Я вышел на воздух, так как не мог больше находиться в помещении. Я еще так и не заплакал. Я не мог плакать. Я ненавидел себя за это. Я ненавидел себя, потому что хотел выплеснуть хоть малую часть своего горя, но не мог этого сделать. Как будто мне сделали заморозку. Мне было больно, но внешне казалось, что мне ввели не меньше литра обезболивающих средств. Меня словно набили ватой. Смерть Федерико глубоко потрясла меня, но у меня не было слез, даже рыдания его родителей не заставили меня заплакать.

Чуть позже пришла Франческа. Она увидела меня, подбежала ко мне и крепко обняла. На ней были темные солнечные очки, ниже черных стекол я видел покрасневшее и мокрое от слез лицо. Она плакала и всхлипывала, как ребенок. В руке она сжимала платок, превратившийся в мокрый комок. Мы оставались в больнице до пяти часов, потом тело Федерико вынесли из покойницкой. Франческа сказала мне, что видела Федерико незадолго до аварии. Несмотря на то что мы с ней больше не встречались, Федерико каждый день заезжал в бар навестить ее. Он ненадолго задерживался в баре, болтая с ней. Мне было приятно, что их дружба продолжалась независимо от меня.

Вечером я зашел к Джузеппе и Мариэлле и недолго посидел с ними. В доме было много родственников. На следующее утро нам удалось достать номер телефона Софи. Мы должны были сообщить ей о том, что случилось. С ней разговаривал Джузеппе. Это мог сделать и я, но в те дни Джузеппе сам хотел заниматься всеми делами, он стал каким-то чрезмерно энергичным. А Мариэлла, наоборот, не могла и пальцем пошевельнуть. Странно видеть, как мы по-разному переносим горе. Кому-то надо беспрестанно что-то делать, а другой бессильно валится с ног. Была еще одна причина того, почему с Софи разговаривал Джузеппе. Он хорошо говорил по-французски. Пока он набирал номер, я вспомнил, как Федерико обмолвился о том, что авиарейсы в Италию из Кабо-Верде есть не каждый день, и предположил, что Софи может не попасть на похороны. Так на самом деле и вышло. Софи не смогла приехать на похороны Федерико. Я даже ей немного завидовал, потому что она не видела его после аварии, не видела слез и общего горя, она легко могла вообразить, что он неожиданно исчез, что они просто расстались. Нам всем было трудно осознавать, что случилось, и никто не знает, каково было ей поверить в то, что произошло. Как можно поверить в нелепость того, что случилось? Софи могла стать новой мадам Баттерфляй. Она могла жить с мыслью о том, что он уехал и однажды вернется. Я несколько раз пытался поступать таким образом. Я внушал себе, что Федерико улетел в Кабо-Верде. Я воображал, что он живет там, а Софи живет здесь, с нами. У каждого из нас есть своя тайная запасная лазейка. Все дни до похорон я приходил посидеть у тела Федерико. Я хотел лучше запомнить его лицо, пока это было возможно.

Я часами сидел рядом с ним. Иногда мне казалось, что он дышит. Я все время ждал, что с минуты на минуту он, как Джульетта, очнется от своего долгого сна. Я на самом деле на это надеялся. Мне приходили на ум услышанные в детстве рассказы о людях, которые просыпались как раз в тот самый миг, когда провожающие на похоронах готовились навеки закрыть крышку гроба. Я даже думал, что такое действительно может произойти.

— Если Бог может все, то почему он медлит сделать это? — спрашивал я себя.

Среди людей, которые приходили проститься с Федерико, я видел довольно много тех, кто не был с ним знаком и никогда с ним не виделся. Встречались и такие, кто интересовался, кого признали виновником аварии — Федерико или водителя автомобиля. Некоторые из них пытались выяснить мельчайшие подробности аварии и точную причину смерти Федерико.