— И слишком держались за белый цвет. Лукас сдержанно кивнул.

— Она пыталась уговорить меня выбрать хотя бы не такой холодный оттенок. — Воспоминания вызвали у него легкую, задумчивую улыбку. — У нас состоялась настоящая битва — и не одна, но в конце концов я победил. Но Марсия всегда любила драку. И даже после того, как с ремонтом было покончено, она то и дело присылала мне иллюстрированные брошюры или фотографии с аукционов, если считала, что нашла вещь, подходящую к моей обстановке. Таким образом появились вот эти часы на каминной полке. Марсия увидела их на аукционе и решила, что они мне понравятся.

Гален внимательно посмотрела на старинные белые часы, мелодично отзванивавшие каждый час. Простота. Изящество. И девственная белизна свежевыпавшего снега.

И она не ошиблась.

Надпись «часы», с проставленной датой двухгодичной давности, чернела во второй и предпоследней строке на странице, озаглавленной «Марсия». Ниже оставалось только одно слово и дата — май прошлого года.

— Павлин, — пробормотала Гален.

— Да, старинная фарфоровая фигурка. Марсия присмотрела его для одного из своих постоянных клиентов с Лонг-Айленда, но тот оказался где-то в командировке. А потом он узнал про него и захотел, чтобы она либо сама участвовала в торгах, либо постаралась сбить цену. Марсии нравилась эта фигурка, и она понимала, что сбить цену все равно не удастся. Она хотела прикинуть, до какого уровня может позволить себе торговаться. А кроме того, она наверняка догадалась, что мне эта фигурка тоже приглянется. В тот же вечер я отправился к Сотби посмотреть на нее. Никто об этом не знал. Даже Марсия. И я ни у кого, ни о чем не спрашивал. А вечером позвонил ей и сказал, чтобы она не стеснялась набавлять цену до тех пор, пока не купит павлина. Если ее клиент заартачится, я с удовольствием приобрету фигурку для себя. Через несколько дней Марсия оставила сообщение на автоответчике, на здешнем телефоне. Ее клиент увидел павлина, пришел в полный восторг и беспрекословно выложил требуемую сумму.

Больше на странице под надписью «Марсия» не было ничего. А это означало, что Лукас больше с ней не встречался и не разговаривал. И все же Гален не могла не спросить:

— Фотографии вашего пентхауса не публиковались в «Архитектурном обзоре»?

— Вряд ли. Марсия никогда не звала меня в советники, если работала с другими клиентами, и уж тем более не считала нужным ссылаться на незначительную работу, проделанную в моей квартире.

Да, в этом была вся Марсия.

Теперь настала очередь Бринн.

Дата — единственная дата на четвертой, последней странице относилась к промежутку времени между ноябрем и апрелем семнадцать лет назад. А место…

— Вы познакомились с Бринн в колледже?

— Да. Она встречалась с моим соседом. Часто приходила к нему в гости. Мы здоровались, но почти не разговаривали — пока не повстречались весной на вечеринке. Я пришел туда один, и она решила составить мне компанию. «Вы слишком много пьете», — сказала она тогда.

— И она угадала?

— Еще бы! И это был не последний мой грех.

— А почему?

— Потому что она была без пяти минут врач, на два года старше меня, а главное — родители у нее были алкоголиками. И ее не могло не встревожить, сколько я пью и остаюсь при этом трезвым.

— Я хотела спросить, — тихонько уточнила Гален, — почему вы тогда пили, не считая прочих грехов, так много?

Наверное, она затронула что-то чересчур личное? Нет, не похоже. В его глазах блеснула легкая усмешка.

— С одной стороны, в этом были виноваты мой возраст и свобода. Мне недавно исполнилось девятнадцать лет, и, прежде чем оказаться в колледже, я провел девять лет в Англии, в закрытых мужских школах. Это такие места, где воспитывают будущих королей, а потому особое внимание уделяют дисциплине. Никакого алкоголя или наркотиков — и уж тем более секса.

— А с другой стороны?

Улыбка моментально погасла, и серые глаза снова стали темными и мрачными. Однако он все же ответил:

— Все как обычно. И зелье, и алкоголь должны были помочь мне скрыться от самого себя. Скрыться, — повторил он как бы про себя, — и, наверное, в какой-то степени не разучиться мечтать.

— И вы до сих пор злоупотребляете спиртным и наркотиками? — «И не разучились мечтать?»

— С наркотиками покончено. Еще в колледже. А насчет злоупотребления алкоголем… пожалуй, да. Время от времени. В промежутках между расследованиями.

«В промежутках»? Но ведь согласно Розалин Сент-Джон у лейтенанта Лукаса Хантера не бывает перерывов на отдых — во всяком случае, на протяжении последних лет не было ни одного. Когда-то давным-давно, еще в самом начале его карьеры в нью-йоркском управлении полиции, он временами настаивал на отпуске. И тогда, как сообщала Розалин, Лукас просто растворялся в пространстве. Его могли случайно заметить в самых непредсказуемых местах: в Венеции, в Париже, на Лазурном побережье Франции. Обязательно с красивыми женщинами.

Но Розалин Сент-Джон настаивала на том, что на протяжении вот уже нескольких лет лейтенант Лукас Хантер не исчезал ни разу.

— В промежутках между расследованиями, — повторила Гален. — А когда они были?

— Ну, когда-то были. — Лукас снова улыбнулся. «Когда я еще умел мечтать. Когда не стеснялся грезить наяву. И мог позволить себе скрыться…» — Напиться ради того, чтобы убежать от самого себя в призрачный мир грез, не лучшая цель в жизни.

— И это же вы сказали Бринн?

— Нет. Тогда это было совсем не к месту. Я просто заметил, что хотя она и не ошиблась в своих наблюдениях, я все еще достаточно трезв, чтобы разглядеть одну важную вещь, которую Бринн не видит, несмотря на свою хваленую трезвость. А именно, что мой сосед ей не пара.

— А вы — пара?

— Нет, Гален! — «Я уже тогда понимал, что не могу стать парой ни для кого!» — Ничего подобного у меня и в мыслях не было.

— Но после этого вы ведь подружились с Бринн?

— Нет. Не прошло и недели, как она разругалась с моим соседом раз и навсегда. И с тех пор я не видел ее ни разу в жизни.

— Хотя оба жили в Манхэттене?

— Даже в Манхэттене.

— А ей не мог отомстить этот ваш сосед?

— Мог. Но он ее не убивал. На самом деле он стал вести исключительно здоровый образ жизни и оказался гораздо более совестливым типом, чем я ожидал. Нет, он не делал этого, как и все остальные студенты, жившие тогда с нами в одном доме.

— Значит, убийцей мог оказаться кто-то из знакомых Бринн, услышавший от нее ваше имя. — Гален задумалась, наморщив лоб. — А может, она его вообще не знала. Просто могла вспомнить про вас в разговоре с кем-то из знакомых, и он услышал о вас от них. То есть наверняка есть человек, который его знает. Вы так рассуждаете?

Лукас не скрывал удивления, любуясь сказочной швеей, чьи стежки ложились так безошибочно и ловко… включая этот последний шов.

— Так точно, детектив Чандлер, вы угадали.

— Еще кое-что о Монике и Марсии.

— Я слушаю.

— Они были знакомы друг с другом? Все четверо?

— Насколько мне известно — нет.

Гален разочарованно вздохнула.

А Лукас улыбнулся, желая ее подбодрить:

— Мы доберемся до него, детектив Чандлер.

— Знаю. — «Знаю, ты до него непременно доберешься». — А что по поводу самого убийцы? Его отношения к вам? У меня такое ощущение…

— Да, Гален?

— Что оно очень личное.

— Вы правы. Мне тоже так кажется. Хотя на самом деле скорее всего личной связи между нами нет. Он пытается выставить себя своего рода профессионалом, и для него убийство — исключительно способ привлечь мое внимание. Чтобы втянуть в игру. Кошки-мышки. Охотник и жертва.

— Тогда чего он хочет сейчас? «Он хочет поиграть с тобой!»

— Полагаю, мы выясним это сегодня ночью.

— Мне следует у него спросить?

— Если хотите.

— Я боюсь, сболтну что-нибудь не то.

— У вас просто не будет такой возможности. Он не выпустит инициативу из своих рук. Вы услышите от него только то, что ему захочется рассказать, и вынуждены будете говорить лишь то, что он потребует. Постарайтесь не отклоняться от правды, Гален. Насколько это возможно. И не стесняйтесь быть многословной. Пусть подольше висит на телефоне. Может, нам удастся узнать его получше. У вас нет никаких ограничений. И все будет в порядке.