— Я тоже так думал, — еле слышно сказал он. — Но теперь не уверен в этом. Похоже, с меня хватит. Сил больше нет.
Его слова больно задели Робин, и она выпалила:
— Конечно, я не такая красивая, как Клоди! И не такая опытная, как Вивьен!
Джо круто обернулся и уставился на нее:
— Клоди? Вивьен? При чем тут они?
— Я думала, что это ясно.
«Он что, разыгрывает меня?» — злобно подумала Робин.
— Только не мне.
Его лицо снова стало холодным и непроницаемым, глаза прищурились, губы сжались.
Робин ощутила ужасную боль. Он хочет ее бросить…
— Они были твоими любовницами.
Он заморгал глазами:
— А Фрэнсис — твоим любовником.
— Наверно, тебе нравятся… Нет, ты любишьтолько женщин старше себя, — горько ответила она и добавила, борясь со слезами: — Что ж, по крайней мере, ты постоянен…
В глазах Джо вспыхнул лютый гнев. Он сделал небольшое движение руками, с негромким треском раздавил стакан, и на пол закапала алая жидкость.
— Так же, как ты? — прошептал он. — «Оковы я ношу с собой, и их не разорвать»?
Прекрасные, знакомые слова звучали горькой насмешкой. Робин уставилась на него с ужасом. Красная жидкость, капавшая с его рук, была не вином, а кровью, сочившейся из порезанных ладоней. При мысли о том, что они сейчас расстанутся, что она все поняла слишком поздно, у нее разрывалось сердце.
— Да, — очень осторожно сказала она. — Я любила Фрэнсиса… Когда-то.
На лбу Джо выступили бусинки пота, но он не стронулся с места.
— Когда-то?
Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Их разделяло всего несколько футов, но она не могла преодолеть это расстояние. Как объяснить чувствительному и обидчивому Джо, что ты все сделала неправильно? И убедить властного и страстно любящего мужчину, что поняла свою ошибку?
Когда Джо заговорил, в его голосе слышалась смертельная усталость:
— Робин… Что ты хочешь этим сказать?
И вдруг все стало легко и просто.
— Что я люблю тебя, Джо.
Он по-прежнему не двигался. Кровь стекала по его предплечью и пачкала подвернутый рукав рубашки.
— Джо, я любила тебя много лет, но была слишком глупа, чтобы это понять. Фрэнсиса я тоже любила, но там было совсем другое. Такая любовь долгой не бывает, а я ошибалась и пыталась ее продлить. Но с этим покончено. Я больше не люблю его.
— Любовь — очень неопределенное слово.
Однако теперь она видела в его глазах надежду. И понимала, что обязана сказать правду. Даже если ошибется и испытает новое унижение.
— Я люблю тебя, Джо. Хочу просыпаться с тобой по утрам и встречать с работы по вечерам. Хочу прожить с тобой до самой смерти. Хочу детей от тебя.
Теперь она смогла подойти к нему. Куски стекла хрустели под подошвами ее босоножек.
— Джо, я хочу лечь с тобой в постель. Сейчас. Пожалуйста.
Робин взяла его порезанную руку, подняла ее и поцеловала тонкую красную полоску, пересекавшую ладонь. Потом она поцеловала его в шею, а затем в губы.
— Ты уверена? — прошептал он.
Робин поняла, что на этот вопрос может ответить только ее тело. Когда их губы слились и Робин ощутила его туго напрягшуюся плоть, все ее сомнения исчезли.
Он отвел Робин в сторону от осколков стекла и лужи вина на полу и покрыл поцелуями ее лицо и волосы; прикосновение его губ опьяняло ее. В спину Робин врезался край фаянсовой раковины. Горшки и кастрюли с грохотом полетели на пол; впопыхах сорванная одежда падала на кружки и сковородки, валявшиеся повсюду. Когда губы Джо впились в ее рот, а язык коснулся сначала шеи, потом грудей и живота, у Робин подогнулись колени. Они упали на пол, Джо овладел ею, и она задвигалась в одном с ним ритме. Робин быстро достигла оргазма; наслаждение было таким острым и болезненным, что она услышала собственный крик. Она стиснула Джо кольцом мышц и почувствовала, как он вздрогнул. Робин уронила голову на его грудь, но не сделала попытки разъединиться. Сначала тишину нарушало только их частое, усталое дыхание.
Потом Джо сказал:
— Черт побери, я наткнулся локтем на вилку!
И тут Робин, продолжавшая сжимать его в объятиях, рассмеялась.
Позже они как-то сумели добраться до спальни, еще раз овладели друг другом, а затем без сил рухнули на подушки. Когда рано утром Робин очнулась от короткого сна, рука Джо все еще обнимала ее, а свернутые жгутом простыни и одеяла кучей валялись на полу.
Они уехали на неделю в Нортумберленд, бродили по продуваемым ветром вересковым пустошам и шли вдоль длинной, извилистой стены Адриана. По ночам лежали в палатке, прижавшись друг к другу. Любили друг друга у безлюдного водопада, а потом голыми купались в колючей ледяной воде. Робин завернулась в одеяло и засунула в волосы веточки вереска.
— Я — дух этого леса! — объявила она, танцуя в стиле Айседоры Дункан среди пней, поросших мхом и гроздьями медово-желтых опят, а потом с хохотом упала на землю.
Джо сидел на стволе поваленного дерева и непрерывно щелкал затвором, фотографируя ее в тени буков и снимая лицо Робин, обрамленное вереском.
В последний день отпуска они поехали в Дунстанбург и прошли пешком от рыбацкой деревушки Крастер до развалин замка на утесе из черного базальта. На скалах собирались бакланы, в упругой траве попадались морская гвоздика и дикий тимьян. Джо сказал, что Крастер славится своей копченой селедкой, поэтому они пообедали в маленькой пивной у причала, вынимая из коричневых тушек тонкие прозрачные косточки.
Утром они сели на поезд в Олнуике и заняли рюкзаками все купе, стремясь подольше побыть наедине. Кто-то оставил на сиденье экземпляр «Таймс». Джо взял его и начал просматривать.
— Что там? — подняв глаза, спросила Робин.
— Попытка военного переворота в Испании. Репортер называет ее «опереточным заговором». Угу… Мятеж был подавлен в Марокко и не распространился на материковую Испанию. Во всяком случае, так пишут.
Джо нахмурился и сложил газету.
Приближались промышленные города, и ясное синее небо Нортумбрии постепенно сменялось свинцовыми облаками Тайнсайда. [17]Поезд мчался вперед; из трубы паровоза валил дым. Они возвращались в Лондон.
Все началось как пожар торфяника, который сначала еле заметно тлеет, но дает много тепла, а потом вспыхивает с неукротимой силой. Испания.Робин казалось, что она слышала это негромко произносившееся слово в каждой пивной и ночном клубе, в каждой забегаловке, на каждой импровизированной вечеринке. Когда она поняла значение происходящего, языки пламени уже окружили ее; Робин и люди, близкие ей по убеждениям, оказались в ловушке, очарованные красотой и яркостью огня.
Испания.Разбираться в происходящем было так же трудно, как складывать головоломку, в которой не хватает кусочков. Отрывки статей из той или иной газеты; письмо от чьей-то бабушки из Мадрида; беседа с другом, который пешком путешествовал по Испанскому побережью, когда началось восстание. Заметка в «Таймс» была то ли случайной ошибкой, то ли намеренной дезинформацией. 18 июля группа офицеров из числа правых, поддержанная монархистами и фашистами, подняла восстание против законно избранного республиканского правительства, спровоцировав мятежи в Испанском Марокко и материковой Испании. Мятеж в Марокко был подавлен почти сразу же; во многих материковых городах и деревнях произошли стычки с полицией. Казалось, что Испания, до недавнего времени разделенная на непримиримые классы обездоленных крестьян и несметно богатых землевладельцев, внезапно утратила стремление к демократии и вновь погрузилась во тьму.
Джо покупал французские и американские газеты, которые сообщали о гражданской войне в Испании более подробно (и, как ему казалось, более честно), чем британские. Там описывались самолеты, которые Гитлер и Муссолини отправили испанским генералам, чтобы помочь местным профашистам. Самолеты, которые перевозили солдат из Марокко и одновременно бомбили города и деревни Южной Испании. Испанскую границу начали пересекать небольшие группы добровольцев, стремившихся помочь республиканскому правительству. Многие из этих добровольцев недавно бежали из Европы от тамошних фашистских режимов. Эти люди получали возможность отомстить врагу, вновь заставить себя уважать и раздавить фашизм, пока тот не распространился по всему миру.