Элен застегнула кардиган. Ее пальцы, листавшие дневник, побелели. Она стала читать дальше: свадебное платье Флоренс, меню предстоящего свадебного завтрака, приданое. Бесконечные списки нижнего белья, постельных принадлежностей и фарфора.
«9 сентября 1908, Бентон-хаус. Ужасный день. Миссис Рэдклифф отозвала меня в сторону и начала говорить об аппетитах мужчин. Наверно, хотела сказать, что мне придется заказывать повару более плотные обеды, потому что мужчины едят больше женщин. Но я заплакала и попыталась поговорить с ней о завтрашней свадьбе и обо всем, что меня тревожило, а она начала сердиться. Сказала, что свадьбу откладывать нельзя, что мистер Линдрик со дня на день сделает предложение Стелле и что с моей стороны очень нехорошо поднимать шум в такое время. Стелла заметила, что я плакала, и спросила меня, не в птичках ли и пчелках дело. Я не поняла, что она имела в виду, но она сказала, что дети рождаются из женского пупка и это очень больно. Я ей не верю. Это слишком ужасно».
Элен перевернула листок. Следующая страница была пуста. Перевернув еще несколько страниц, Элен обнаружила только одну запись, всего из шести слов:
«Боже милостивый, что приходится терпеть женщинам!»
На Рождество Робин приехала домой и провела там неделю. Ферма Блэкмер трещала по всем швам: в доме ютились Ричард, Дейзи, Хью, Персия, Мерлин, Джо, Майя и струнный квартет из Баварии, с которым Ричард Саммерхейс познакомился через Международную студенческую службу. Мерлин спал на полу в комнате Хью, Персия и Майя делили маленькую спальню для гостей, Джо ночевал в зимнем доме Робин, укрываясь тремя стегаными одеялами и собственным пальто, чтобы не замерзнуть. Баварцы, немного говорившие по-английски, до той поры Рождество не праздновали, но их музыка была волшебной и чарующей. Однако Робин все острее чувствовала, как ей не хватает тихой и незаметной Элен.
Несмотря на все старания, она не могла вспомнить, когда в последний раз видела старую подругу. Наверно, полгода назад. Элен аккуратно писала ей раз в неделю, но эти письма превратились в подробные перечни разных пустяков.
— Жизнь разводит людей, — сказала Дейзи, когда Робин начала ее расспрашивать.
Поэтому на следующий день после Дня подарков Робин с нелегким сердцем села на велосипед и одна поехала в Торп-Фен.
Она нашла Элен в задней части дома. Девушка сидела в маленькой темной комнате и шила. Она подняла глаза и снова занялась своим делом.
— Мне нужно закончить с этим.
Элен показала на отрезы ситца, медленно, но верно превращавшиеся в чехлы для диванных подушек.
— А они не могут подождать? — с досадой спросила Робин. — Я не видела тебя целую вечность.
Ответа не последовало; белые, сужавшиеся к концам пальцы Элен продевали нитку в иголку и разглаживали ткань. «Жизнь разводит людей», — сказала Дейзи, и Робин начинала думать, что мать права, что Элен незаметно для самой себя превратилась в эту скучную, чужую женщину. Что пассивность, всегда раздражавшая Робин в подруге, перешла в апатию.
Она сделала еще одну попытку;
— Это все твой отец?
Элен опустила голову. Робин нетерпеливо сказала:
— Элен, нужно постоять за себя! Ты имеешь право жить своей жизнью. Просто смешно, что ты все еще торчишь дома и присматриваешь за отцом.
Элен наконец подняла голову. Глаза девушки расширились, и она покачала головой. Но Робин успела заметить выражение этих воспаленных глаз. Так смотрели на нее некоторые беженцы, когда-то уверенные в себе, талантливые, богатые, а ныне растерянные и испуганные оттого, что все вдруг так изменилось.
— Элен… — прошептала она.
Нитка, которую держала Элен, лопнула.
— Папа тут ни при чем. Дело в Хью.
Сбитая с толку Робин захлопала глазами. Элен стала наматывать порванную нитку на палец.
— Я сказала Хью, что люблю его.
Робин увидела, что нитка впилась в мягкие белые пальцы Элен, и у нее засосало под ложечкой.
— Я сказала Хью, что люблю его. И попросила жениться на мне.
С ее губ сорвался звук, в котором Робин не сразу узнала короткий хохоток. Потом Элен подняла глаза:
— Я! Попросила мужчину жениться на мне! Робин, ты можешь себе такое представить? Элен Фергюсон, у которой не хватает духу даже на то, чтобы сделать замечание прислуге за плохо подметенную лестницу, просит мужчину жениться на ней! Конечно, он отказал мне.
Теперь в ее голосе слышалась горечь.
— Может быть, Хью не признает брака… Я знаю, что ты ему очень нравишься.
— Хью любит Майю.
— Чушь, — сказала Робин и едва не расхохоталась.
Господи, это ж надо такое выдумать! Но когда в глазах Элен сверкнул гнев, ей сразу расхотелось смеяться.
— Хью любит Майю, — холодно повторила Элен. — Он сам так сказал.
Тут в мозгу что-то щелкнуло и короткие эпизоды из прошлого сложились в цельную картину. Картину, в которую Робин верить не хотелось. День рождения и выражение лица Хью, когда Майя назвала его милым…Элен и Майя поют, а Хью слушает, и в его глазах светятся боль и радость…
— Он сказал, что всегда любил Майю. Так что у меня не осталось никакой надежды. — Элен снова вернулась к своим чехлам и судорожно сделала несколько грубых стежков. — У Майи есть все, чего она хотела. Красота, богатство, чудесный дом. И все мужчины влюблены в нее, правда?
Хью любил Майю. Хью, ее мягкий, добрый, едва не погибший на войне брат, любил Майю Мерчант. Робин вспомнила, как Майя давала показания во время расследования обстоятельств смерти Вернона, и вздрогнула.
— Майя знает?
Элен покачала головой. Ее глаза, сиявшие лихорадочным блеском, наконец потухли, и девушка сказала:
— Я едва не возненавидела ее. Но не смогла. В конце концов, она ведь не виновата, верно? Просто такая уж она уродилась.
Майя вышла замуж за Вернона, потому что у него были деньги и собственность. Но у Хью не было ни гроша — иными словами, ничего из того, что требовалось Майе. Наверно, Хью любил Майю уже лет десять, но ей было безразлично. Ничего из этого не выйдет. Не должно выйти.
— Робин, теперь ты понимаешь, почему я не прихожу к вам в гости? — спросила Элен, вдела в иголку новую нитку и принялась шить.
Весь этот год Джо держал слово, данное Хью. Если Робин худела, он тащил ее в кафе и кормил эклерами с шоколадным кремом; зимой ходил с ней на концерты, а летом, когда Фрэнсис уехал, брал ее в пешие походы. Борясь с ревностью, выслушивал ее жалобы на Фрэнсиса, а в последнее время — тревоги за Хью. Джо догадался о любви Хью еще несколько месяцев назад, когда познакомился с Майей Мерчант, но не стал говорить этого Робин. Он с первого взгляда понял, что Майя из тех красавиц, что заставляют мужчин терять голову, и сумел убедить Робин оставить брата в покое. Сумел доказать, что иначе дело может кончиться плохо.
Чувство, которое Джо питал к Робин — такое же молчаливое и такое же безнадежное, — не изменилось. Двусмысленность его положения казалась ему невыносимой. Когда Робин не было рядом, он тосковал по ней; когда она была рядом, Джо сводила с ума невозможность прикоснуться к ней. Иногда Эллиот жалел об обещании, которое выудил у него Хью Саммерхейс; часто мысли о Фрэнсисе и Робин заставляли Джо ревновать так, что он начинал презирать себя. Притворяться другом, когда тебе хочется быть любовником… Такой судьбы не пожелаешь и врагу.
И все же за этот год ему удалось кое-чего добиться. Джо работал у Оскара Придо, друга Ричарда Саммерхейса. Тот уже двадцать лет владел фотоателье, и дела у него шли в гору благодаря многочисленному штату низкооплачиваемых помощников. Для Оскара Джо снимал льстившие натуре портреты дебютанток (объектив со светофильтром и слабая подсветка), а также бесконечные свадьбы. Конечно, это было хорошей школой, однако Джо стремился к другому. Он уже продал серию фотографий одному журналу левого толка. Газеты, принадлежавшие Розермеру, сообщали о нападении участников голодных маршей на полицейских, но снимки Джо говорили о другом: на одном из них было запечатлено, как конные блюстители гонятся за безоружными людьми. Вскоре Джо собирался посетить Париж — во-первых, чтобы самому убедиться в тлеющем недовольстве, которое начинало охватывать город; во-вторых, чтобы попытаться найти следы тети Клер.
