В одну из последних поездок к нам присоединился давно живущий в Аддис-Абебе любитель-охотник армянин Мушег. Он родился в Турции. Когда турки «разрешали» армянскую проблему, т. е. попросту убивали армян и захватывали искони принадлежавшие им земли, его родители вынуждены были бежать в Африку. Здесь он и вырос. В Аддис-Абебе Мушегу принадлежала маленькая кустарная мастерская, где он собственным трудом добывал пропитание для своей семьи, в свободное же время охотился в горах и лесах окрестностей Аддис-Абебы. Мне сказали, что Мушег отличный стрелок, хорошо знает повадки различных зверей, места, где они водятся, и способы охоты. Он обещал помочь мне ловить обезьян и показать охоту на бегемота. Помощь такого опытного человека могла быть мне весьма полезна, и я охотно взял его с собою.

В ловле обезьян Мушег не обнаружил рвения. Посмотрев нашу ловушку, он ее одобрил и, когда попалась первая мартышка, вскинул ружье на плечо и сказал, что у нас дело идет и без него хорошо, а он пока пойдет охотиться на газелей. Мы продолжали ловлю, а Мушег вернулся только к вечеру в сопровождении двух эфиопов, которые тащили на жерди убитую им газель. Поужинав поджаренным на вертеле мясом, мы решили заняться охотой на бегемотов. Быстро сложили клетки и ловушку на машину и отправились к озеру, где водились эти животные. На бегемотов надо охотиться в лунную ночь, когда они обычно выходят на пастбище. В двух километрах от озера находилась небольшая деревушка, в которой жил начальник этой местности. Мы поехали к нему. Начальник выслушал нашу просьбу разрешить охоту на бегемотов, приветливо улыбнулся и сказал целую речь: «Я вас очень прошу, убейте хоть одно из этих вредных животных, потому что оно ежемесячно может съесть «гаша» (около 40 гектаров) посевов, а их в озере живет три. Это — бедствие для нашей деревни».

Расспросив его подробнее, мы узнали, что в районе озера водится много дичи, но что обезьян здесь нет, они находятся вдоль Аваша, т. е. в том месте, откуда мы приехали. Уже стемнело, когда мы отправились к озеру, осторожно спускаясь по очень плохой дороге при свете автомобильных фар. Дальше машину пришлось оставить, мы пошли вдоль озера пешком и, наконец, уселись на камнях в том месте, где, судя по протоптанным следам, бегемот постоянно выходил ночью на пастбище. Разговаривали мы шопотом, курили, пряча папиросу в рукав. Через два часа терпеливого ожидания. Мушег насторожился; он услышал плеск воды. Не прошло и двух минут, как почти у самых зарослей камыша показалась большая голова и часть туловища бегемота. Зверь остановился, замер; в таком положении он походил на огромный торчащий из воды камень. Мушег заволновался, быстро вскинул винтовку и выстрелил. Раздался сильный плеск — и мы увидели большие волны, поднятые нырнувшим зверем, колебавшие лунную дорожку на поверхности озера. Вскоре все успокоилось и вода снова стала гладкой, как стекло. Мушег суетился, светил карманным фонарем и уверял, что видит на воде кровь. Но бегемота и след простыл, и мне осталось только жалеть, что не пришлось увидеть это исполинское животное во всем его неуклюжем величии. Обратно мы ехали молча, и только Ильма ворчал, что езда по такой плохой дороге портит машину, что этого не стоят и десять бегемотов, от них все равно никакого проку нет. Мясо их несъедобно, а шкуру нужно снимать два дня, да и в машину она не поместится. Мушег был расстроен: мы только из-за его горячности упустили бегемота.

Надо было продолжать лов обезьян, и мы направились к Авашу. Добрались туда только к двум часам ночи, недолго поспали и рано утром снова приступили к делу.

День выдался не очень удачный, поймали всего только двух мартышек, хотя прошли от машины километров шесть вдоль реки. Тут произошло новое приключение. По дороге мне попалась на глаза огромная черепаха, килограммов двадцать весом. Но так как у всех была ноша, то мы решили оставить черепаху до вечера, положив ее на спину. В таком положении она беспомощна, сама перевернуться не может и будет нас ожидать сколько угодно. Отдохнув после дневной ловли, я с одним из эфиопов пошел поохотиться и заодно забрать черепаху. Однако и я и мой проводник забыли дорогу к ней. Мы долго бродили по зарослям и на обратном пути совсем заблудились. Ночь надвигалась очень быстро, а мы все кружили, отыскивая реку, по которой легко было бы выйти на шоссе, где осталась наша машина. Еще через полчаса мы очутились в полной темноте и шли наугад. Сухие ветки трещали и ломались у нас под догами. Треск раздавался и вдали от нас — там бродили какие-то звери. Раздавалось уханье гиен. Побродив без толку еще с полчаса, мы решили ночевать в лесу, забравшись на дерево. К счастью, в этот момент я увидел впереди мерцающий огонек. Мы пошли к нему. Оказывается, мы были совсем близко от шоссе, возле моста через реку Моджо. Огонек оказался потухающим костром, на котором рабочие, строившие новый мост, готовили себе пищу. Мой незадачливый проводник, на счастье, оказался сносным переводчиком. С его помощью я расспросил рабочих, не проезжала ли здесь машина «шевроле», не спрашивал ли кто о нас, заблудившихся в лесу. Нет, машины они не видели, о нас никто не спрашивал. Я представлял себе, как волнуются Ильма и Мушег. Наверное, они пошли нас разыскивать.

Мы вышли на шоссе и вскоре добрались до нашей машины. Оказывается, Мушег и Ильма расстреляли все патроны, подавая нам сигналы, и уже собрались отправиться в ближайшую деревню, чтобы организовать розыск. В общем все окончилось благополучно. Весь следующий день мы снова посвятили охоте на мартышек, а вечером без новых приключений вернулись в Аддис-Абебу.

С ловлей обезьян приходилось торопиться. Засушливый сезон кончался, через три-четыре недели должны были начаться тропические ливни, длящиеся в Эфиопии около трех месяцев. В период дождей здесь столько воды и такая грязь, что на автомашине не проедешь и сотни метров в сторону от шоссе. Кроме того, в это время бурно растут разнообразные травы, обезьяны сыты, и мало надежды, что их привлечет приманка.

КОГДА было изловлено достаточное количество мартышек и они были доставлены в Аддис-Абебу и посажены в оборудованное при госпитале помещение, начались сборы на охоту за павианами анубисами.

Меня познакомили с владельцем земельного угодья, расположенного вдоль реки Моджо большим массивом длиною около пятнадцати, а шириною около двух километров. Хозяин этой земли, по происхождению иностранец, уже давно поселился в Эфиопии и вскоре женился на богатой эфиопке. Занимаясь коммерческими делами, он решил обзавестись имением, но так как по эфиопским законам иностранец не может стать собственником земли, то юридически купля оформлялась на жену и детей, считавшихся эфиопскими гражданами.

На территории его участка находилось несколько галласских деревушек, жители которых арендовали у него землю и занимались главным образом скотоводством, а также охотой и выжиганием древесного угля. Этот владелец — господин Р., живший в Аддис-Абебе, разрешил мне ловить обезьян на его участке и дал рекомендательное письмо к старосте деревни, который одновременно являлся управляющим его земельным участком. Старосте в этом письме поручалось оказать мне всяческое содействие: обеспечить рабочими и материалами для постройки ловушек, а также предоставить надежную охрану в лесу от диких зверей и «недобрых людей». Заручившись письмом, мы отправились. Уход за обезьянами в мое отсутствие я поручил очень смышленому и трудолюбивому четырнадцатилетнему мальчику-эфиопу по имени Гетачо, а общее наблюдение за правильным кормлением и уборкой взяла на себя врач больницы Мария Ивановна П., которая и до этого много своего свободного времени отдавала уходу за моими пленниками.

Не доезжая километров пятнадцати по главной дороге до реки Моджо, мы круто свернули вправо, поехали по проселочной дороге и через полчаса оказались у крутого берега этой же реки. Нам предстояло переехать на другую сторону, чтобы попасть в указанную в письме деревню. Но моста через реку здесь не оказалось. Ильма вызвался переправиться и привести кого-нибудь. Захватив свои гранаты, он быстро скрылся в зарослях, покрывающих крутой спуск к воде. Мы прождали около двух часов, пока он возвратился с группой эфиопов. Ильма представил мне управляющего земельным участком — старого, рослого эфиопа по имени Баданья и его двух сыновей — Хайлю и Балачо, а также их соседа — старика Вольдея. Баданья прочел предписание своего хозяина и разрешение министерства сельского хозяйства Эфиопии на ловлю обезьян, после чего приветливо закивал головой — «ишши» (хорошо, ладно). Затем он объяснил, что переезда здесь нет уже лет пятнадцать, а для того чтобы попасть на другой берег, нужно вернуться назад и, проехав через известный нам мост, держать путь вдоль реки по старой дороге, соединявшей лет сорок тому назад Аддис-Абебу с Дире-Дауа. Дорога порядком заросла, и, чтобы мы не сбились с пути, он решил послать с нами своего младшего сына Балачо в качестве проводника. Если же Балачо будет плохо показывать дорогу, то мы должны взять палку и бить его, — в шутку добавил старик. При этих словах вое засмеялись, а Балачо — рослый двадцатилетний парень — широко улыбнулся, показав красивые белые зубы. Наш новый проводник, как и его отец и брат, был одет в брюки-галифе и гимнастерку защитного цвета, на голове его красовался пробковый шлем, на ногах — кожаные краги, но обувь отсутствовала.