На семидесятом километре от Аддис-Абебы мы проехали городок Моджо. Здесь, в отличие от селений, значительно больше каменных построек, но на окраинах городка стоят те же эфиопские тукули и соломенные шалаши галласов.

За уборкой урожая.

За Моджо шоссе круто ушло вправо от железной дороги, по бочкам его прибавлялось все больше и больше растительности. Я любовался зарослями мимозы и огромными многовековыми сикоморами. Реку Моджо мы переезжали дважды: сразу за городом — по каменному мосту, а потом второй раз вброд, так как тамошний деревянный мост в это время ремонтировался. Здесь мы были задержаны застрявшим в реке грузовиком. Стоя по колено в воде, человек тридцать толкали тяжелую восьмитонную машину и кричали в такт: «форса, форса» — что-то вроде нашего «дружно взяли». За рекой вдоль шоссе тянулась хлопковая плантация, занимающая 400—500 гектаров земли, расположенной в треугольнике, который образуют, сливаясь вместе, реки Моджо и Аваш. Возле плантации располагался поселок из полутора десятков соломенных шалашей, а в полукилометре — деревня Коко из нескольких десятков таких же жилищ. Жители этих поселков сеют кукурузу и пшеницу, но многие из них работают на плантации, принадлежащей иностранцу. Земля не является собственностью плантатора, он ее арендует у богатого эфиопа, владеющего многими земельными участками в несколько тысяч гектаров. По эфиопским законам вся земля считается собственностью негуса, фактически же значительная часть ее принадлежит помещикам, церкви, военачальникам и лишь некоторая доля — крестьянским общинам. Земля по закону не может быть продана иностранцам, они могут лишь арендовать ее на сроки до 30 лет. Преобладающая часть крестьян арендует землю у владельцев. Налоги и арендная плата поглощают изрядную часть урожая, по некоторым подсчетам, более половины. При таких условиях сельское хозяйство не может выйти из состояния нищеты и отсталости.

Район, куда я приехал, населен преимущественно галласами (галла), народностью с более низкой культурой, чем эфиопы, называющими себя «абиша» (абиссинцы).

Землю здесь пашут массивной рогулей, короткий конец которой заострен и обуглен или имеет железный наконечник. Длинный конец привязывают к шлее быка. В поцарапанную этим орудием землю бросают зерна, которые благодаря обилию влаги (сеют в дождливый сезон), тепла и плодородной почве быстро прорастают. Несмотря на примитивность обработки, урожай собирают обильный. Садоводство и огородничество почти отсутствуют, только вблизи рек галласы возделывают маленькие огородики, где сеют красный перец и несколько сортов трав, применяющихся в качестве приправы к пище. Огороды размером в пятьдесят — сто квадратных метров ограждаются забором из колючих веток — преградой для домашних и диких животных. Крестьянский скот пасется по опушкам леса под надзором общественных пастухов. Несмотря на обилие скота, поля не ограждены, и поэтому часто бывают потравы. Возле хлопковой плантации большая загородка, куда загоняют скот, попавший на плантацию. За выкуп коровы или быка надо уплатить десять эфиопских шиллингов, т. е. стоимость одного барана. Большой вред полям приносят дикие животные, в изобилии обитающие в густых лесах, на опушках которых расположены обрабатываемые земельные участки. На поля приходят стадами и в одиночку газели, антилопы, дикие кабаны. Возле крупных озер поля разоряет бегемот, съедающий за год столько, сколько нужно, чтобы прокормить две тысячи человек. Не меньший вред приносят и стада обезьян, живущих вдоль рек.

Здесь я впервые познакомился с зеленой мартышкой, о которой Брем говорит как об очень подвижном и изящном животном. Эти обезьяны принадлежат к многочисленному роду мартышек, населяющих значительную часть Африки. Зеленая мартышка водится в Эфиопии на высоте от 1000 до 2000 метров над уровнем моря. Она очень невелика: самки — с крупную домашнюю кошку, а самцы немного больше. Туловище зеленой мартышки тонкое, длиною до полуметра, такой же длины покрытый короткой шерстью хвост, поднятый вверх, когда животное идет по земле. Обезьяна покрыта серой короткой шерстью с желтовато-зеленоватым оттенком на спине и на боках; на брюхе и подмышками шерсть беловатая. На щеках длинные белые волосы; расходясь веером вверх, они образуют красивые баки. На голове шерсть более темная, чем на остальных частях тела. Кожа на лице и руках черная, на туловище светлая, а в паху у самцов — яркоголубая.

Постоянные места обитания этих мартышек находятся возле рек с крутыми и местами отлогими берегами. Здесь обычно растут огромные в пять-шесть обхватов сикоморы, достигающие 15—20 метров высоты.

На реке Аваш встречаются небольшие рощи из таких многовековых деревьев. В некоторых местах их толстые и уродливые стволы, соприкасаясь друг с другом, образуют как бы стены гигантских причудливых беседок, покрытых крышей из густых веток с листвой. В такой беседке можно спрятаться даже от тропического, низвергающегося водопадом дождя. Могучие стволы сикомор не соблазняют лесорубов-угольщиков: их слишком трудно рубить. Растущие по обоим берегам эти исполины, соприкасаясь своими ветвями, образуют шатер над узкими реками. У основания сикомор растут высокие кустарники, переплетенные лианами, которые тянут свои тонкие стволы к толстым ветвям дерева, спускаясь гигантскими петлями над водой и затем снова исчезая в густых ветвях. Вое это создает непроходимую чащу, где только юркие мартышки могут сновать взад и вперед. На верхушках гигантских деревьев виднеются многочисленные гнезда орланов.

Густые ветви сикомор, перевитые лианами, служат для мартышек убежищем, куда они прячутся на ночь или убегают днем от людей и зверей. Самый страшный их враг — леопард, подкрадывающийся из-за кустов, когда обезьянки спускаются на землю в поисках пищи. Как ни осторожны мартышки, но мне иногда удавалось незаметно близко подойти к ним и долгое время наблюдать их.

Обычно большое количество мартышек, прыгающих по веткам, можно видеть только утром и вечером, в остальное время дня они почти все время находятся на земле: щиплют побеги молодой травы, ловят насекомых (саранчу, кузнечиков), снуют по кустарникам, отыскивают гнезда птиц и поедают их яйца и птенцов или совершают набеги на огороды и поля. Только в июле и августе, когда созревают плоды сикомор, по вкусу напоминающие инжир, но менее сладкие, мартышки редко спускаются на землю. В отличие от павианов, мартышки не уходят далеко от деревьев, и поэтому поля, расположенные за один-полтора километра от леса, не страдают от их набегов. Разыскивая пищу, мартышки не всегда ходят стадом, как павианы, а разбредаются врозь; только детеныши и подростки держатся возле взрослых или обособленными группками. У каждого стада из 10—20 особей есть свое место на деревьях, куда оно возвращается после поисков пищи. В стаде мартышек очень много крика и драки; дерутся из-за корма, места на дереве и по причинам, неуловимым для глаза наблюдателя. Вообще создается впечатление, что это очень неуживчивые и сварливые животные. Особенно драчливы взрослые особи, однако их агрессия редко направлена на детенышей или подростков. Мне приходилось наблюдать в лесу и позднее в клетках, как двухгодовалые детеныши-подростки безнаказанно вырывали пищу из рук у взрослого свирепого самца. Самец ограничивался только угрожающим жестом в сторону похитителей, а если бы это были взрослые обезьяны, то дело наверняка кончилось бы потасовкой. В противоположность павианам, самец мартышки в большинстве случаев не вмешивается в драку между самками. У зеленых мартышек нельзя заметить такой «тирании» со стороны самца-вожака по отношению к стаду, как у павианов, особенно гамадрилов. Самки и детеныши берут пищу и едят ее в присутствии вожака, у павианов же это редко можно наблюдать. Их детеныши и самки, за исключением приближенной, едят корм только после того, как наелся самец.