Видимо, в чем-то нам, живущим в эпоху глобализации, повезло. «Твикс» делают до сих пор, и делают его точно таким же. Я до сих пор его иногда себе покупаю и радуюсь тому, что узнаю и вкус студенчества, и неожиданного счастья, и мокрого мартовского ветра, обещающего что-то невозможное, необыкновенное, пока еще совершенно непредставимое – как весна среди унылых черных ветвей и мартовских луж, но запах которой уже ясно слышен…

Но что же тогда получается? Получается, что «твикс» волшебнее видеомагнитофона? То есть «твикс» был изредка, но достижим, а видеомагнитофон казался абсолютно недосягаемым, так же как и разноцветно-глянцевые красоты из коммерческих палаток. Какой-то в этом должен быть смысл, только он от меня ускользает… хочется снова помечтать… о чем? Ну о чем-нибудь таком, что кажется сейчас совершенно нереальным. Как Петька в ГИТИС пойдет учиться, а Машка не только родится и вырастет, но и женихами обзаведется, и как у нас будет большая белая собака, а у меня не будет аллергии, и как однажды возьмем и купим лодку с парусом и будем под этим парусом в море выходить, а однажды возьмем и пойдем на нашей лодочке с парусом, как аргонавты, из Средиземного моря – в Черное… А еще… а еще… а еще, наверное, надо выкинуть к чертовой матери все не текассеты, а оставить только те, о которых мечталось или о которых не стыдно было бы мечтать.

(Когда я Петруху укладываю спать и говорю ему: «А теперь помечтай о чем-нибудь хорошем. Все сбудется, если правильно мечтать», – он открывает глаза и смотрит на меня недоверчиво. Наверное, чтобы дети нам верили, надо срочно перестать бубнить о том, что телевизор вреден, а вареная рыба, наоборот, необыкновенно полезна. Иначе как они нам поверят, когда мы им будем говорить про мечты?)

…в неделю теперь остается всего пара рабочих дней, свободных от всяких мамских обязанностей. К врачам (последний месяц!) как на работу. А кроме этого – в роддом, в бассейн, на курсы – это для Машки. В бассейне я провожу все свободное время, потому что только в воде я чувствую себя человеком, а не бегемотом. Во второй половине дня – Петькины коллоквиумы, гимнастика и плюс ко всему благотворительный рождественский базар, который устраивает Петькина школа в конце этой недели… И отвертеться от всего этого нет никакой возможности. Можно еще было пожертвовать курсами по подготовке к родам, но я вдруг отчетливо представила себе такую сценку:

– Синьора, тужтесь!

– Извините, а вы не могли бы уточнить, что именно означает слово «тужтесь»?

В общем, поскольку «мама» будем кричать по-немецки, пардон, по-итальянски, лучше приготовиться и выучить нужную лексику.

Кроме лексики, я не нашла на итальянских курсах ничего нового. Более того, что-то в них есть ностальгическое. «Блаженной памяти советских курсов повышения квалификации посвящается». Хоть садись и комедию пиши. У нас в группе есть классический передовик производства – это я. И меня как передовика окружают вниманием и уважением, расспрашивают о разных подробностях, страшно удивляются, что я собираюсь рожать натуральным образом, то есть без щипцов и анестезии, недоверчиво качают головой и возвращаются на свои коврики для гимнастики. Конфликты возникают только между хорошим и лучшим, разрешаются путем содержательных бесед в доверительной обстановке. Есть и мудрая наставница, которая до поры до времени не вмешивается, но потом одним веским словом направляет дискуссию в нужное русло. И все это торжество справедливости и добродетели слегка разбавлено наивными комическими сценками – кто-то разные носки надел и не заметил (ха-ха, как это мило!), кто-то на одном и том же упражнении регулярно теряет равновесие и падает (хи-хи, с таким животом я теперь не знаю, где у меня центр тяжести), вот каким-то ветром занесло сюда будущего папу, он засмущался, покраснел, поторопился спрятаться в уголочек и утонул в мягком пуфике – и десяток смешных теток, толкаясь животами и хихикая, вытаскивают страдальца из его мягкой ловушки. Соцреализм в действии, товарищи! А нам все врали о том, что это нежизненный жанр. Еще какой жизненный! Правда, на любителя.

Семья замирает в ожидании события, все откладывается на потом, а я продолжаю убеждать всех, что потом как раз и будет некогда, это сейчас надо наслаждаться последней свободой, гулять, развлекаться и путешествовать – ОК, согласна, путешествовать в радиусе десяти километров от роддома. Мои мальчики ради меня готовы снова и снова ездить на выходные в рыбацкую деревушку Больяско, где я лежу на скалах, как тюлень, они валяются рядом и грызут яблоки. Прозрачная зимняя вода рассыпается под нами разноцветными брызгами, и… кажется непредставимым, что когда-то мы все жаловались на нехватку времени, жили в цейтноте, никуда не успевали. Куда мы его девали тогда, это время? Вот оно, прямо перед тобой – бесконечное, как море, осязаемое, как солнечный свет – собирай пригоршнями, распихивай по карманам, подставляй лицо его течению, блаженно сощурив глаза.

Странно, кажется, мне нужно было превратиться в женщину-корабль, в монгольфьеру, как говорят итальянцы, чтобы замедлить темп и перестать спешить. А моим мальчишкам нужно было только, чтобы мама угомонилась – вон валяются с блаженными улыбками на рожах, как будто только и ждали всю жизнь возможности вернуться в бессознательное состояние. Одному – шесть лет, другому – сорок, а бессмысленные улыбки одинаковые, мальчишечьи. Интересно, а мальчики никогда не жалеют, что к каждому из них приставлена своя Ева? Пойти, что ли, им яблочка дать…

Мне всегда нравились итальянские приветствия и пожелания. Некоторые очень похожи на наши. Buona Fortuna!– «Удачи!» Buon viaggio!– «В добрый путь!» Есть и такие, которым сложно найти точный аналог в русском: Buona giornata!– «Хорошего дня!», Buon lavoro!– «Хорошей работы!» (или «Бог в помощь!»), Buon divertimento– «Приятно провести вечер», «повеселитесь от души». Тут уж я даже и не знаю. Каждая осень для меня начинается с многочисленных эсэмэс от моих друзей: Ben tornata!– «С возвращением!» Когда родилась Машка, я познакомилась еще с одним пожеланием добра, на которые так щедры итальянцы: Benvenuta al mondo!– «Добро пожаловать в мир!» Хорошо, что ты появилась на свет!

Машка появилась на свет спокойно и обстоятельно – так же, как мы жили в ее ожидании. Как истинная итальянка, она выбрала самый солнечный и яркий день для своего эффектного появления, как и Петька, она сообразила, что у такой мамы, как я, лучше рождаться так, чтобы день рождения пришелся на какое-нибудь самое простое число, иначе мама, не способная запомнить ни одной цифры, потом ни один праздник как следует не организует (Петя родился 1 сентября, а Маша – 1 февраля. Молодцы, дети!). И если можно определить эталон абсолютного счастья, то этим эталоном должны быть первые четверть часа после рождения ребенка. Не знаю, насколько это верно для пап – их раньше к священнодействию не допускали, может, они и сожалеют, что теперь их привлекли в свидетели. По-моему, им потребуется еще немного времени – хотя бы пару веков, чтобы это как следует осмыслить. Но Сандро мне по секрету сказал, что он себя чувствовал в этом царстве матриархата несколько… непривычно. Я не стала говорить, что даже в царстве матриархата сложно выработать привычку к родам. Я думаю, я поняла, что он имел в виду.

Взрослые мальчики в семье незаменимы. Они привыкли к тому, что от них все время чего-нибудь хотят – чтобы они рассказывали, помогали, чинили, возили, носили, объясняли или объяснялись, – и вдруг, во время центрального семейного события, им приходится возвращаться в состояние детской беспомощности: если хочешь помочь маме – на вот, подержи совочек. Может, раньше они и мечтали иногда как-нибудь избавиться от своей незаменимости. Но, видимо, не до такой степени. Так или иначе, но Сашенька держал бутылку с водой, к которой я поминутно прикладывалась, а все остальное делали то ли четыре, то ли пять симпатичных теток-акушерок – сколько их было в точности, я не знаю. Единственная, кого я запомнила, была медсестра Терри, которая мне безостановочно массировала поясницу ментоловым маслом. Вот интересно, ощущение боли не помню, а прохладное прикосновение пальцев этой волшебной Терри помню совершенно отчетливо. Еще я помню, что я решила, что всех медсестер надо срочно обратно переименовать в сестры милосердия. Жалко, что мне не хватило дыхания, чтобы спросить, как будет сестра милосердия по-итальянски. Все-таки курсы по подготовке к родам оказались неполными. В лингвистическом плане.