Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Овцы прочёсывали, словно гребень, поле цветов, медленно поднимаясь на горный склон. Чень Чжэню стало жалко выбрасывать волчий помёт, и он положил его в другую сумку в качестве трофея, сел на лошадь и поехал к стаду.

Недалеко на макушке горы было несколько огромных камней, издалека они были похожи на сигнальные вышки на Великой стене, а если посмотреть ещё дальше, то эта горная часть степи была похожа на древние остатки развалин Великой стены. Ему вспомнились истории о военной операции, проводимой в древности, и о том, как на сигнальных вышках волчьим помётом разжигали сигнальные огни. Он подумал: «Как же можно разжечь волчий помёт, неужели он содержит какие-то особые компоненты? Ведь «волчий дым», разжигаемый из помёта, особенно едкий». Чень Чжэнь решил побольше собрать волчьего помёта, чтобы потом самому попробовать его разжечь.

Сомнения у Чень Чжэня всё росли. Ведь на Великой стене, в частности в пустынной её части, очень много сигнальных вышек, и где набрать столько волчьего помёта, чтобы подать дымовые сигналы? Чень Чжэнь пробежался несколько раз туда-сюда, но больше помёта не нашёл. Потом он объехал стадо овец и рванул на вершину горы к огромным камням.

Когда достиг подножия камня, он поднял голову и посмотрел вверх, камень был величиной в два человеческих роста, рядом было несколько камней поменьше, которые могли служить каменной лестницей. Он забрался по каменным ступеням на вершину камня, прихватив с собой несколько сухих дров. Вершина камня была ровная, площадью примерно как два кабинетных стола, там валялось много белого цвета помёта коршунов.

Время уже приближалось к полудню, овцы залегли в траву отдыхать. Чень Чжэнь достал бинокль и внимательно осмотрел всё вокруг, ни одного волка он не обнаружил. Другое ближайшее стадо овец находилось на расстоянии трёх ли, так что он не боялся, что стада смешаются. Он сложил кучу из дров, а сверху положил весь собранный волчий помёт. Время в начале лета не было пожароопасным, везде росла сочная молодая трава, к тому же он собирался развести огонь на большом камне, а увидевшие издалека могли подумать, что кто-то из чабанов жарит еду.

Чень Чжэнь достал спички и разжёг огонь, сухие дрова быстро и с треском разгорелись, и он с замиранием сердца ждал, подтвердится ли эта взятая из истории крылатая фраза. Однако, когда дрова разгорелись, волчий помёт не произвёл никакого особо сильного действия. Помёт из серо-белого цвета превратился в чёрный, и дыма от него было мало. Когда дрова начали полыхать, помёт загорелся, едкий дым ударил в нос. Но густого чёрного дыма не было, а другой оказался довольно слабеньким.

Чень Чжэнь спустился с камня вниз, костёр догорал, но волчий помёт всё же никак не проявил себя. Вокруг продолжалась спокойная, размеренная жизнь, и разожжённый огонь не оказал ни на кого никакого влияния.

Чень Чжэнь глубоко разочаровался, он думал, что выражение «волчий дым» — не просто пустое название, а оказывается, буквальное его толкование — ошибочно. Эксперимент подтвердил, что «волчий дым» происходит не из волчьего помёта. Видимо, он получался путём разжигания сухих дров, смешанных с сырыми дровами, и ещё с добавлением жира или масла. Это выражение лишь вводит в заблуждение людей, это вранье, придуманное трусливыми китайцами.

Чень Чжэнь был очень раздражён и разозлён словарным толкованием этой фразы. Познания китайцев относительно культуры народов северных степей слишком-поверхностны, в этом плане китайцы тоже очень невежественны. Неужели нельзя было проверить на опыте такой простой факт, прежде чем опубликовывать его? И почему с древности до наших дней среди сотен миллионов китайцев не было человека, который бы проверил это? Чень Чжэнь подумал ещё: «Ведь оказывается, на первый взгляд такое простое дело получается не совсем простым». Несколько тысячелетий китайская крестьянская цивилизация непрерывно развивалась и расширялась, волков всех истребили, и откуда тогда китайцам было взять волчий помёт для экспериментов? Тем старикам, которые собирали помёт и навоз, попадался коровий, овечий, лошадиный, собачий, в крайнем случае человеческий, но никак не волчий, а если бы им и встретился волчий помёт, то вряд ли бы они его распознали.

Чень Чжэнь продолжал размышлять над этим вопросом. Раз густой дым, который разжигали на сигнальных вышках, был не из волчьего помёта, тогда почему же его назвали волчьим? Неужели волчий дым — это сигнал о том, что пришли волки? Но Великая стена полностью отгораживала и защищала от волков. Видимо, под словом «волки» имелось в виду что-то другое, не волчья стая, а волчьи головы на знамёнах тюркских конных воинов; это были поклоняющиеся волчьему тотему и несущие голову волка в качестве символа, взявшие на вооружение волчью стратегию и тактику, волчью мудрость и свирепый характер гунны, сяньбийцы, тюрки, монголы и другие степные воины с волчьим характером. Степные народы с древности и до наших дней поклоняются волчьему тотему; они всё время сравнивают себя с волками, а китайцев — с овцами; всё время говорят о том, что один степной доблестный воин равен по силе и доблести сотне человек крестьян с овечьим характером. А древние китайцы, этот крестьянско-земледельческий народ, всё время считают степных конников самыми страшными «волками». И поэтому, разжигая сигнальные огни на вышках, китайцы в первую очередь предупреждали о приближении кочевников, поклоняющихся волчьему тотему.

«Волчий дым» стал символом вторжения, нанесения удара самого страшного для китайцев степного народа, обнажив тем самым овечью природу и характер земледельцев. После того как маньчжуры вошли в Китай и основали династию Цин и благодаря политике, проводимой цинским двором, оберегающей степь, временные разногласия между степными народами и китайцами постепенно рассеялись. Но главное противоречие между двумя цивилизациями не разрешилось. «Волчий дым» со стороны степных народов полностью улетучился, но крестьянский густой дым, дым освоения пахотных земель навис над степью. Это было пострашнее «волчье дыма», и эта самоубийственная война была намного серьёзней саморазрушения Великой стены. Чень Чжэнь вспомнил слова Улицзи, что, если к северу от Великой стены степь превратится в пустыню и встретится с моингольской большой пустыней, получится одно большое пустынное пространство, тогда что же станет с Пекином? Чень Чжэнь вздохнул, потому что это сейчас уже становилось реальностью. Крестьянская нация — это вовек не ронявшая слёз нация; когда маньчжуры вошли на Срединную равнину, они постепенно ассимилировались крестьянской цивилизацией, которая была закрыта от внешнего вторжения, сопротивлялась проникновению передовой западной цивилизации и проведению реформ…

Чень Чжэнь посмотрел на костёр, который ветер сдул к подножию камня, он уже полностью догорел.

Летнее солнце на нагорье к полудню стало печь со всей силы, оно сожгло траву на склоне так, что она стала короче на три цуня, а в огромных камнях от жары образовались новые трещины. Чень Чжэнь собрал остатки веток и угольков и засунул их в трещину в камне. Овцам от жары стало нехорошо, они легли в траву спиной к солнцу, положив головы на землю, прячась в своей собственной тени, и всё стадо погрузилось в послеобеденный сон.

Чень Чжэнь укрылся в тени огромного камня, тоже хотел немного поспать, но побаивался, здесь всё же было место, где он только что обнаружил присутствие волков. Очень возможно, что волк где-то недалеко сейчас схоронился и наблюдает, только и ждёт, когда ты утомишься под жарким солнцем и заснёшь. Чень Чжэнь сделал несколько глотков простокваши, самого лучшего средства чабанов для утоления жажды летом, и ему стало намного легче.

Послышался звук лошадиных копыт, это приехал Даоэрцзи. Его бронзовое от загара лицо было всё в поту, он обтёрся и сказал:

— А, это ты! Я только что видел на камне дым от костра и подумал, кто-то из чабанов поймал байбака, а сейчас жарит байбачье мясо, а я тоже голоден.

Чень Чжэнь засмеялся:

— Где уж мне поймать байбака, просто немного захотел спать и разжёг огонь, чтобы отвлечься. А где твои овцы?

83
{"b":"162852","o":1}