– Что ж. Значит, ты этого Лейкина знаешь?
– Знал. Когда мы школу-то закончили?
– И телефончик свой он тебе, конечно, оставил?
– Конечно, оставил. Ведь мы одноклассники.
– Это хорошо, – хмыкнул Серега. – Потому что Лейкин – единственная наша зацепка. Иными словами, фигурант. У него с покойной был роман.
– А туфля?
– Что?
– Чей туфля?
– Понятия не имею!
– Что, так никому и не подошла?
– Леонидов, ты что, Золушку мне предлагаешь искать? С тридцать девятым размером ноги?
– Какой размер обуви у ее матери?
– Вот, прихватил на всякий случай. Вдруг да поможет? Взгляни.
Барышев достал из кармана пачку фотографий:
– Она такого же роста, как и ее дочь, примерно сто пятьдесят пять сантиметров. И ножка маленькая.
Большинство из снимков были семейными. Алексей внимательно начал их разглядывать. Это было какое-то карликовое семейство: маленькая мама, маленький папа, маленькие дети, потому что все члены семьи мужского пола были не намного выше Лилии. А ее саму Алексей узнал с трудом. Девушка на фотографии была юной и милой, хотя и некрасивой. Не то что труп с ногами в луже, даже повидавшему виды Алексею показавшийся ужасным с этими странными шрамами на лице.
– Сколько ей было лет?
– Двадцать три.
– Двадцать три?! А вчера выглядела такой старой!
– Смерть, знаешь, никого не красит. Тем более такая. Она, между прочим, всю жизнь прожила в твоем доме. С родителями и братом. Ты должен был часто ее видеть, – тихо сказал Барышев.
– Ну не помню я ее! Не помню, и все! Некрасивая девица, маленького роста, наверняка тихоня. Глазки в землю, непременное вежливое «здравствуйте». Может, Сашка ее и знала. Но я-то в этом доме не так давно живу!
– Не ори. Кстати, а почему ты вчера был не на машине?
– Ха! Так она теперь ночью на платной стоянке! Потому что магнитолу у меня, по-русски говоря, свистнули.
– Вот. А дело это теперь на меня повесили. Об ограбленных машинах. В вашем дворе это, между прочим, частенько происходит. Когда магнитолам того самого. Ноги приделывают. А почему ты, гражданин Леонидов, в милицию не заявил?
– Потому. Я прекрасно знаю, какой шанс найти вора. И не хочу терять драгоценного времени.
– Вот она, значит, теперь какая, твоя гражданская позиция!
– Мне уже стыдно, – ехидно сказал он. – Но не до такой степени, чтобы я подал заявление, так ты особо не старайся. Давай по существу. Что у тебя есть кроме Лейкина?
– Ни-че-го. Ты прав на сто процентов: тихоня, скромница, внешность ниже среднего, никаких особых талантов. Не было ни одного повода, чтобы ее убивать. Дружная семья, мама, папа, я. И братик. Студент-очкарик. Квартира трехкомнатная, достаток средний. Лейкин своим девицам неплохо платит, между прочим.
– Как он за ней ухаживал?
– А я знаю?
– А вот узнай. Тебе непременно надо узнать, во-первых, чьи туфли были в пакете…
– Опять!
– Черт, что там еще было? Кефир, йогурт и две сдобных булочки?
– Да.
– А живет с родителями и братом?
– Ну да.
– А на работе у нее ты был?
– Был.
– Там тепло, холодно?
– Нормально.
– Да тебе-то, может быть, и нормально. Медведь. Обойди все Лейкинские павильоны.
– Зачем?
– Температуру воздуха выясни, вот зачем. А причину я тебе потом скажу. Черт, придется, видимо, моей жене заняться икебаной.
– Ты все время слова какие-то неприличные говоришь, коммерческий. А этого Лейкина, между прочим, можно просто взять за грудки и как следует потрясти. Он и расколется.
– Что ж, потряси. Признание в убийстве ты, может быть, и вытрясешь. А вот истину вряд ли. А если это не он? Если это и в самом деле маньяк?
– Да? Маньяк? Одной жертвы? Маленький такой маньячок. Исполосовал девчонке лицо и шею, снял ботинки, опустил ноги в воду и успокоился.
– Погоди, Серега, еще не вечер. Еще не вечер… – с грустью повторил он. Интуиция сыщика Алексея редко подводила.
3
Вечером Алексей, словно бы невзначай поинтересовался у жены:
– Сашенька, а ты знаешь, что такое икебана?
– Допустим, что знаю. Неужели и ты тоже знаешь? Слово не из твоего лексикона.
– Милая, да ты считаешь меня дураком!
– Лешенька! Ты последнее время все больше о кредитах и процентах. Мне иногда даже кажется, что рядом со мной в постели не муж лежит, а книга бухучета «Алексера», – ехидно сказала жена. – И вдруг этот талмуд заговорил об искусстве создавать цветочные композиции! Милый, ты не заболел?
– Здоров. Так тебе это интересно?
– Очень!
– Честно?
– Мне безумно интересно. Как и все, что не касается твоей работы.
– Так вот, – торжественно сказал Алексей: – Ты не хотела бы заняться икебаной? Это ж такая радость творчества! Такое счастье!
– Уже занимаюсь. Моя самая удачная композиция пятнадцать минут назад уснула наконец. И я счастлива.
– Да что ты говоришь? – тут же встрепенулся Алексей. – Ксюша уснула?
– Да.
– А Сережа?
– И Сережа. Уже одиннадцать часов, а у него первая смена. Я его предупредила, что в больное горло больше не поверю. Так что, займемся икебаной?
– Само собой. Как хорошо, что у нас трехкомнатая квартира! Черт, Барышев прав: в самом деле, слово какое-то неприличное.
И он развернулся к жене, пытаясь одной рукой дотянуться до кнопки и выключить бра, а другой расстегнуть пуговицы на ее халате. Радость творчества захватила его вполне.
…Он позвонил Лейкину с работы. Вечером, уже после девяти, подумав, что цветочный бизнес не требует от хозяина присутствия в рабочем кабинете до полуночи, и Колька уже расслабляется дома перед телевизором. Трубку взяла недовольная женщина:
– Алло? Говорите.
– Николая, пожалуйста.
– А кто его спрашивает?
«Друг детства», – хотел было ляпнуть Алексей, но сдержался и высказался вполне официально:
– Леонидов Алексей Алексеевич, коммерческий директор фирмы «Алексер». По делу. Срочно.
Видимо, женщина слегка напугалась, потому что Лейкин подошел к телефону не сразу, и голос у него был напряженным:
– Слушаю вас.
– Коля, это Леша Леонидов. Ты мне свою визитку оставлял.
– А! Леша! А мать черт знает что наплела!
– Ты прячешься, что ли? К телефону сам не подходишь?
– Не. Другое. Ты насчет денег?
– Каких денег? Нет. Слушай, Коля, жена моя скучает. Вязать у нее глаза болят, сериалы надоели. Вот психотерапевт и посоветовал для успокоения нервов заняться чем-нибудь отвлекающим. Созидательным. Икебана, говорят, подойдет идеально. Ты как насчет икебаны? Ты же этот, как его, флорист. Это как-то связано?
– Леша! Да ты даже не представляешь себе, как это здорово! Это же в каждой веточке, в каждой травинке отражена сама великая Мать-Природа! Это же творчество с большой буквы!
– Согласен, – без энтузиазма сказал Алексей. После вчерашнего «созидания» он не выспался и теперь думал о любом творчестве с глухой тоской. Но быстро спохватился: – Коля, а у тебя книги есть? Про это?
– Само собой! Сколько хочешь!
– Так я к тебе заскочу на днях?
– Буду рад.
– Ты все в том же доме живешь или тоже переехал?
– В том же.
– С мамой?
– Да.
– Номер квартиры напомни. Я на память не жалуюсь, но сколько лет-то прошло!
Алексей подумал, что в выходные обязательно заедет к своей матери, а заодно и к Лейкину на пару минут заскочит. Взглянуть на всю эту икебану. Если человек убивает женщин с именами цветов, должны же у него быть хоть какие-то странности? Почему-то Алексей так и подумал: женщин, а не женщину. Проклятая интуиция!
… все цветы мне надоели
Подумаешь, какая оказалась недотрога! Ей дело предлагают, а она вздыхает и глазки к небу! Как в детской игре, честное слово! Все цветы мне надоели, кроме… Лилия!
– Ой!
– Что с тобой?
– Влюблена!
– В кого?
– В садовника.
