– У меня тут был порядок, как в аптеке, – ответила она. – Какие проблемы?

– Значит, вам незачем было его убивать?

Кэрол негромко усмехнулась:

– Мне? Да это все равно что рубить сук, на котором сидишь. Мне еще двух ребятишек поднимать – родила поздно. А другой работы здесь все равно нет.

Тем временем занималось раннее зимнее утро и было совсем тихо – только пели птицы, проезжали машины по шоссе да где-то тарахтел трактор.

– Господи, – проговорила Кэрол, – до меня только сейчас начинает… Может, сделать кофе?

Кэшин был совсем не против, но ответил:

– Не надо пока. Ничего нельзя трогать. А то меня с дерьмом съедят. А вот покурить мы с вами покурим.

Курение – одна из слабостей. Жизнь по большей части – слабость. Сила – это, скорее, исключение. Дым от их сигарет поднимался к золотым от утреннего солнца листьям.

Вдалеке послышался слабый звук. «Вот идиоты! – подумал Кэшин, – все сирены включили».

– Кэрол, теперь у вас возьмут показания полицейские из Кромарти, по полной программе, – сказал он. – Следствие будут вести они, но если вы вдруг захотите мне что-нибудь рассказать, то позвоните, договорились?

– Договорились.

Они всё сидели на ступенях.

– Если он выживет, – заговорил Кэшин, – то только потому, что вы вовремя пришли на работу.

Кэрол помолчала и спросила:

– Как думаете, мне будут платить?

– Конечно. Пока все не прояснится.

Они слышали, как машины то поднимались по склону, то заворачивали и сирены выли все громче. И вот они плотным строем ворвались во двор и затормозили, да так резко, что из-под колес полетел гравий.

Пассажирская дверь первой машины распахнулась, и из нее вышел высокий мужчина средних лет с гладко зачесанными назад темными волосами – старший следователь Рик Хопгуд. Они с Кэшином были немного знакомы. Хопгуд двинулся им навстречу. Кэшин стоял неподвижно.

С востока уже тарахтел вертолет.

– Смену принял, – сказал Хопгуд. – Можешь возвращаться в Порт-Монро.

Глаза Кэшина застлала жаркая красная пелена. Ему очень захотелось как следует заехать Хопгуду. Но он промолчал, проводил взглядом вертолет, обошел вокруг дома и принялся наблюдать, как машина опускается на пыльный утоптанный выгон. Врач «скорой помощи» уже был там и ждал. Из вертолета вышли трое, разложили носилки. Обогнув конюшню, они прошли в дом.

– Обидно? – раздался рядом голос Хопгуда.

– Да нет. С чего бы? – ответил Кэшин.

– Ну извини, не хотел.

Кэшин посмотрел на него. Хопгуд улыбался, обнажая большие желтоватые клыки.

– Какие тут обиды, – отозвался Кэшин.

– Вот и хорошо, – сказал Хопгуд. – Обратимся к тебе за советом, если что?

– Полиция у нас одна, так что на здоровье.

– Все бы так, – заметил Хопгуд. – Ну, не пропадай.

Санитары вынесли носилки; на них, весь обвитый трубками, лежал Чарльз Бургойн. Никто не спешил – они уже сделали все, что можно. Носилки погрузили в вертолет, женщина из бригады «скорой помощи» спокойно перекинулась несколькими словами с коллегой из города.

Врач закрыл дверь. Вертолет завис, развернулся в сторону города, замигал огнями.

Кэшин распрощался с Кэрол Гериг, сел в машину и поехал обратно, по аллее стройных пирамидальных тополей.

– Ну что, нашли его?

– Пока не знаю, миссис Аддисон, – ответил Кэшин. – А вам-то откуда известно?

– Слушаю радио, знаешь ли. Что с нами происходит? Напасть на старика прямо в его постели. До чего мы докатились!

Сесиль Аддисон, как всегда после обеда, сидела в кресле у камина, держа в левой руке сигарету, а правой то дотрагиваясь до длинного носа, то проводя по зачесанным назад седым волосам. Компания в Кромарти, в которой она работала, отпустила Сесиль «на выпас» в Порт-Монро. Она появлялась в конторе в половине десятого утра, просматривала газеты, выпивала первую за день чашку чая, встречалась с клиентами, чаще всего чтобы оформить завещание, доставала всех подряд и уходила домой пообедать и выпить вина.

Возвращаясь в контору, она имела обыкновение просто так, без предупреждения, заглянуть к кому-нибудь по дороге.

– Садись, – пригласила она. – Мир совсем обезумел. Читал?

У нее на столе лежали газеты. Кэшин развернул «Вестник Кромарти». На первой же полосе крупные буквы заголовка кричали:

– Комендантский час! – презрительно фыркнула Сесиль. – Разве это выход? Что же теперь, к добровольцам из «Бдительных соседей» [3]обращаться, что ли? Будет каждый старый идиот совать свой нос, куда не надо. Фашисты чертовы!

Кэшин прочел статью: гневный митинг местных жителей, предложение ввести комендантский час для подростков, эпидемия взломов и краж из машин, пять вооруженных налетов за два месяца, резкий рост хулиганских нападений, разгромленные витрины на аллее Китобоев, рост нарушений закона в поселке, время решительно действовать и так далее, и так далее…

– Это в аборигенов метят, – продолжала Сесиль, – как всегда. Несколько лет пройдет – и все заново. Можно подумать, всякое белое отребье по субботам только и делает, что в церкви поет. Знаешь, за сорок четыре года, что я работала в суде здесь, в Кромарти, аборигенов на моих глазах принимали по полной чаще, чем я ходила обедать.

– Не в полиции, надеюсь? – спросил Кэшин.

Сесиль расхохоталась так, что зашлась в кашле. Кэшин терпеливо ждал.

– Я бы промолчала, – наконец заговорила она. – Но теперь скажу: я всю жизнь голосую за либералов. А с тех пор как у этого несчастного листка сменился хозяин, он только и делает, что агитирует за возвращение либералов в Кромарти. И если это случится, черным не поздоровится.

– Любопытно, – заметил Кэшин. – Правда, я хочу узнать о Чарльзе Бургойне. Вы ведь занимаетесь его счетами?

Но Сесиль было нелегко отвлечь.

– Никогда бы не подумала, что стану рассуждать в таком духе, – продолжала она. – Слава богу, отец не слышит. Вот ты знаешь, что у Боба Мензиса [4]даже не было дома, когда он покинул Канберру?

– Нет, не знаю. Извините, у меня не так много времени.

Пришлось соврать. Кэшин прекрасно помнил историю трудной жизни бывшего премьер-министра, потому что Сесиль повторяла ее раз в месяц, если не чаще.

– За все телефонные звонки сам платил, – продолжала тем временем она. – Если звонил своей старенькой маме прямо из своего кабинета, из Канберры, то обязательно потом клал деньги в копилку. Она стояла у него рядом с телефоном. А потом все деньги сдавал в Казначейство, в уплату подоходного налога. Я спрашиваю, кто-нибудь из нынешних способен на такое? Им лишь бы прикарманить побольше! Крохоборы все до единого. Знаешь, что меня хотели выставить кандидатом в парламент? Я ответила: «Нет уж, спасибо! Мне и так платят за возню со всякими жуликами».

– Я пришел насчет Чарльза Бургойна, – сумел наконец перебить ее Кэшин. – Вы ведь платите по его счетам?

Сесиль растерянно захлопала глазами.

– Ну да. Я очень давно знаю Чарльза. «Дик и Чарльз Бургойн и Кроми» – наши клиенты, мы вели все их дела.

– О «Бургойн и Кроми» потом, хорошо? Кто такой Дик?

– Отец Чарльза. Сходить налево любил, этого не отнимешь, но фирмой рулил как мелочной лавкой, за каждый цент был готов удавиться. При том что, мягко говоря, не бедствовал. Двигатели «Би-энд-Си» работали везде куда ни плюнь – и на побережье, и в Новой Зеландии, в любой дыре. Все стригальные машины на их электричестве работают, так что после войны он сколотил себе капитал, я тебе точно говорю. Генераторы-то сейчас всем нужны.

– Ну и что же случилось?

– Когда Дик отдал концы, Чарльз продал все дело этим скотам англичанам. А им было без разницы, работает фабрика или нет. Конкурентов не стало, они ведь только этого и добивались.